Список персонажей School Rumble
Поделись знанием:
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.
В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.
В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
(перенаправлено с «Цукамото Тэнма»)
 |
Эта статья или раздел описывает события или факты с точки зрения вымышленного мира. Пожалуйста, отредактируйте статью так, чтобы изложение шло с точки зрения реального мира.
|
Основная статья: «School Rumble»
Содержание
Персонажи
Класс 2-C
- Тэмма Цукамото (яп. 塚本 天満 Цукамото Тэмма) — самая обычная школьница, хоть и не блещет интеллектом, хозяйственностью или спортивными навыками, но добра, имеет романтичную натуру и очень целеустремлённа. Несмотря на то, что Тэмма часто переживает из-за своего небольшого роста и отсутствия ярко выраженных форм, в школе Цукамото считают симпатичной, она многим нравится, но её единственная любовь — Одзи Карасума[1], остаётся доброжелательно равнодушным ко всем её попыткам установить более близкие отношения.
Тэмма очень любит свою младшую сестрёнку Якумо (хотя из-за её роста некоторые ошибочно принимают Тэмму за младшую сестру), пытается заботиться о ней, как подобает старшей сестре, несмотря на то, что Якумо имеет куда более зрелый характер. Её лучшие подруги в классе, Акира Такано, Микото Суо и Эри Саватика, приглядывают за Тэммой, но иногда не могут отказать себе в удовольствии пустить всё на самотёк, чтобы увидеть какую глупость совершит Тэмма на этот раз.
Сэйю:Ами Косимидзу
- Кэндзи Харима (яп. 播磨 拳児 Харима Кэндзи) — жизнь пятнадцатилетнего хулигана Кэндзи Харимы изменилась в тот момент, когда он спас школьницу от бандита, вооруженного ножом. Тэмма Цукамото, именно она была этой школьницей, навсегда стала для него главным человеком на свете, но из-за случайного недоразумения Тэмма восприняла Кэндзи как извращенца[2]. Не желая сдаваться, Кэндзи ушёл из родительского дома, поселившись у двоюродной сестры — Итоко, сменил внешность (отрастил усы и бородку, а также стал постоянно носить тёмные очки, что придало ему ещё более устрашающий вид, одно время он отрастил бороду до груди, после ему пришлось ходить бритым, но с лысиной, в конце концов его волосы стали такими же длинными как и в начале сериала но усы и бороду он больше не носил), и стал учится с Цукамото в одной школе. С огромным трудом, он сумел попасть в класс с ней, однако признаться в своих чувствах оказалось весьма затруднительным делом.
Доброту Тэммы по отношению к себе он воспринимал как признаки любви, а события свидетельствующие об обратном вгоняли его в жестокую депрессию. Самой Тэмме очень интересно кто же нравится Хариме, поскольку он неоднократно попадал в довольно двусмысленные ситуации с Эри и Якумо, но про то, что именно она является объектом любви Кэндзи, Цукамото даже не подозревает.
В ходе сериала, Харима постепенно порывает со своим хулиганским прошлым (но его характер остаётся прежним) и находит себе новое призвание — становится многообещающим мангакой, пытаясь в манге выразить свои чувства к Тэмме Цукамото.
Примечание: Эри Саватика называет Хариму прозвищем Хигэ (яп. 髭 хигэ) — букв. «борода».
Сэйю:Хироки Такахаси
- Одзи Карасума (яп. 烏丸 大路 Карасума О:дзи) — бесстрастный юноша с непроницаемым лицом, в которого влюблена Тэмма. Обычно ведёт себя очень странно, например надевает вместо дождевика (по-японски каппа) костюм водяного демона — каппы, спит в кладовке спортзала, ездит на велосипеде со сверхзвуковой скоростью. Является фанатичным любителем карри[3], хорошо играет в карты, и, как стало известно Хариме, рисует популярную мангу под псевдонимом Нидзёфу (яп. 二条丈). Все попытки Тэммы сблизится с ним, воспринимает в целом равнодушно, но иногда проявляет определённую заботу о Цукамото.
Сэйю:Хироки Кониси
- Эри Саватика (яп. 沢近 愛理 Саватика Эри) — родилась в смешанной семье, её отец — крупный бизнесмен из Великобритании, а мать — полуяпонка. Семья Эри очень богата, она живёт в большом особняке, её возит на автомобиле личный дворецкий, Накамура, и это, а также её красота, конечно отразилось на её характере. Саватика немного высокомерна, у неё аристократические повадки и презрительное отношение к мужскому полу, среди которого Эри очень популярна. Её лучшей школьной подругой стала Микото, однажды сломавшая лёд отчуждения между ними, затащив Эри на вечеринку в своей школе кэмпо (додзё). После этого случая Саватика изменила своё поведение, стала более общительной, подружилась с Тэммой и Такано.
Эри очень красива, хорошая спортсменка, схватывает всё на лету. Всем парням, которые признавались ей в любви Саватика отказывала, но случайное признание Харимы, который сделал его по ошибке (он думал, что признаётся Тэмме) вызвало у неё чувства, с которыми она не смогла определится. В данном плане Эри является типичным цундэрэ-персонажем[4].
Однако более поздних томах манги происходит сначала дальнейшее развитие Эри, а потом и переход в несколько иное качество. Эри более четко осознает свои чувства, пытаясь привлечь к себе внимание Харимы. Еще позднее она осознает присутствие соперницы — Тэммы. В настоящий момент конфликт Тэммы и Эри был урегулирован.
Вообще, ревность Эри — одна из причин изменений её характера. В разное время Эри ревновала Хариму к Микото, Тае, Якумо, теперь и к Тэмме. Однако за исключением последнего случая, привязанность Харимы к потенциальным конкуренткам была в меньшей или большей степени плодом воображения Эри. Развивающийся конфликт разрешался, каждый раз чуть меняя характер самой Эри.
Примечание: Харима, и изредка Микото, называют Эри прозвищем Одзё (яп. 王女 о:дзё) — букв. «госпожа», «принцесса». С другой стороны они опускают уважительный суффикс «-сан». Это простительно для давней подруги Микото, но подчеркивает презрительно-фамильярный тон у Харимы.
Сэйю:Юи Хориэ
- Микото Суо (яп. 周防 美琴 Суо: Микото) — высокая, сильная, слегка грубоватая девушка, профессиональный боец кэмпо. Очень волевая, смелая и решительная. В средней школе влюбилась в своего сэмпая, который был у неё репетитором, но рассталась с ним так и не успев рассказать о своих чувствах. Её лучшие подруги — Тэмма Цукамото, Эри Саватика и Акира Такано ценят Микото за простоту в общении и прямолинейность. Иногда принимает участие в судьбе своего друга детства Харуки Ханаи, что многими воспринимается как некий вид романтических отношений между ними. Позднее стала проявлять интерес к Хироёси Асо.
Сэйю:Хитоми Набатамэ
- Акира Такано (яп. 高野 晶 Такано Акира) — последняя девушка из троицы лучших подруг Тэммы Цукамото. Высокая, неразговорчивая, очень таинственная девушка, обладательница великолепных аналитических способностей, благодаря которым легко может объяснить даже самые странные поступки людей (однажды благодаря этой способности она спасла репутацию Харимы). Часть её скрытой жизни приоткрывает короткая история, рассказывающая как в ходе летних каникул Такано работает спецагентом и спасает мальчика от мафии (эпизод показан в 3D-манере, отличной от основного стиля рисунка сериала(окончание 17-го эпизода первого сезона)). Также во втором сезоне неоднократно авторы намекали на её секретную профессию. В школе Акира возглавляет «Чайный клуб».
Сэйю:Каори Симидзу
- Харуки Ханаи (яп. 花井 春樹 Ханаи Харуки) — староста класса 2-С, очень правильный, всегда говорит то что думает, и часто доходит до занудства в своём стремлении делать всё так как надо. Хотя Харуки носит очки и хорошо учится, то есть имеет черты типичного «ботаника», он великолепный спортсмен и боец кэмпо, не уступая в бою даже Микото Суо, своей подруге детства.
Их дружба началась после того, как Микото вернула уверенность в себе маленькому, слабому, всеми обижаемому Харуки, которого постоянно били другие дети, поскольку хотя отец Ханаи был мастером кэмпо, его сын абсолютно не умел постоять за себя. Микото убедила его вернуться в школу, в которую Ханаи боялся ходить и защитила его от хулиганов, впоследствии Харуки стал ходить вместе с Микото в додзё и вместе с ней получил чёрный пояс по кэмпо.
Несмотря на столь долгие отношения, Харуки относится к Микото только по-дружески, цель его жизни — обратить на себя внимание Якумо Цукамото, котороя не знает как отвечать на его проявления внимания.
Из-за нередких недоразумений часто устраивает драку с Кэндзи Харимой. Обычно их драки заканчиваются ничьей и последующим примирением.
Сэйю:Синдзи Кавада
- Кёсукэ Имадори (яп. 今鳥 恭介 Имадори Кёсукэ) — главный школьный плейбой, весьма популярен среди девушек, в которых он больше всего ценит одно: размер груди. Любимое хобби - с ходу определять размер бюстгальтера у девушки, а уже потом решает стоит ли идти с ней на свидание. Поскольку Микото Суо имеет самую большую грудь среди девушек в его классе, Имадори постоянно пытается закрутить с ней роман, на что Суо реагирует довольно нервно. Постепенно Микото привыкает к приставаниям Кёсукэ и начинает относится к нему более дружелюбно.
Сэйю:Дайсукэ Кисио - Кэнтаро Нара (яп. 奈良 健太郎 Нара Кэнтаро) — обычный парень, которому нравится Тэмма. Однако все его попытки сблизится с ней обречены на провал, так как жестоко пресекаются бдительным Харимой.
Согласно мангаке Дзину Кобаяси, первоначально он задумывал сделать Нару одним из главных героев, но впоследствии отказался от этой мысли.
Сэйю:Юки Тай
- Такэити Фуюки (яп. 冬木 武一 Фуюки Такэити) — фотоманьяк, "продавший свою юность цифровому фотоаппарату". Основной сюжет его снимков — девушки класса, которых он фотографирует якобы для выпускного альбома. На самом деле Фуюки продаёт эти фотографии одноклассникам и тратит деньги на своё оборудование. Из-за этих махинаций ему часто достаётся и от девушек и от старосты Харуки Ханаи (который, однако, и сам не против купить пару снимков Якумо).
Сэйю:Хироюки Ёсино
- Карэн Итидзё (яп. 一条 かれん Итидзё Карэн) — хрупкая на вид девушка, обладающая невероятной силой. Занимается в клубе вольной борьбы, а в свободное время подрабатывает грузчиком, поражая своей способностью переносить тяжелейшие грузы даже Кэндзи Хариму и Харуки Ханаи. Влюблена в Кёсукэ Имадори, но тот старается избегать Итидзё, пугаясь её силы, и считая что размер её груди слишком мал.
Сэйю:Юка Нанри (первый сезон)
Сэйю:Мако Сакурай (второй сезон)
- Хироёси Асо (яп. 麻生 広義 Асо: Хироёси) — неразговорчивый высокий парень, хороший спортсмен, подрабатывает поваром в ресторане, где работает Сара Адиэмус. Выглядит, как "крутой парень", но довольно застенчив, если дело касается девушек.
- Дзиро Ёсидаяма (яп. 吉田山 次郎 Ёсидаяма Дзиро:) — рыжеволосый парень, мечтает стать хулиганом номер один в школе, однако не может держаться на равных с Харимой, ни по силе, ни по смелости, поэтому затаившись выжидает момент, чтобы сбросить Кэндзи Хариму с пьедестала.
- Гандзи Нисимото (яп. 西本 願司 Нисимото Гандзи) — ученик, чей добродушный характер и умение воплощать в жизнь мечты мужской половины класса 2-С по части интереса к противоположному полу, дали ему прозвище «Будда Нисимото» и «Эро-Сомелье». Обладает развёрнутым стратегическим мышлением и широкой агентурной сетью, позволяющими Гандзи и его одноклассникам с успехом добывать сверхсекретную личную информацию не только о своих одноклассницах, но даже о учительнице Итоко Осакабэ, которая является идолом для Нисимото.
Класс 1-D
- Якумо Цукамото (яп. 塚本 八雲 Цукамото Якумо) — младшая сестра Тэммы, которую окружающие часто принимают за старшую сестру, так как Якумо выше ростом, чем Тэмма и на вид взрослее её. Якумо очень красива, у неё добрая душа, она прекрасно готовит, хороша и в спорте, но считаясь одной из самых популярных девушек школы, избегает мужского общества. Причина в том, что Якумо обладает необычной способностью — может читать мысли парней, которым нравится, и это напрочь отбивает у неё охоту знакомится с ними поближе. Впрочем, даже если человек говорит то что думает, как например Харуки Ханаи, не скрывающий своих далеко идущих намерений, то это не означает что он автоматически понравится Якумо.
Очень любит свою старшую сестру, поскольку мысли Тэммы для неё открытая книга, и Якумо знает что сестра тоже её очень любит. Заботится о Тэмме, держа на своих плечах всё домашнее хозяйство, готовит еду (её обеды всеми признаются как кулинарный шедевр), собирает обэнто в школу.
Любит детей и животных, быстро находя общий язык и с теми и с другими. Это поспособствовало её сближению с Харимой, который умел разговаривать со зверями и чьи мысли Якумо не смогла прочесть. Впоследствии Якумо стала первым читателем и критиком манги (не считая Таэ), которую рисовал Кэндзи Харима и из-за таких дружеских отношений стала многими восприниматься как его подружка, в том числе и Тэммой. Сам Харима тепло относится к Якумо, поскольку Якумо часто выручала его не требуя ничего взамен, один раз он помог ей когда она заболев, лежала дома одна, при этом ему пришлось бросить неоконченную мангу со сдачей которой он опаздывал. Какие чувства на самом деле испытывала Якумо к Хариме неизвестно (в аниме она влюбилась в Хариму поскольку он напомнил ей отца).
Также Якумо является членом «Чайного клуба», вступив туда после того как глава клуба, Такано, заблокировала вступление в этот же клуб Харуки Ханаи.
Примечание: Кэндзи Харима называет Якумо прозвищем Имото-сан (яп. 妹さん имо:то сан), «имото» — букв. «младшая сестра», «-сан» — уважительный суффикс.
Сэйю:Мамико Ното
- Сара Адиэмус (англ. Sarah Adiemus) — школьница из Великобритании, учится в Японии по программе обмена. Одноклассница и близкая подруга Якумо Цукамото, член «Чайного клуба», подрабатывает официанткой в ресторане и в свободное время служит послушницей в местной католической церкви. Возможно влюблена в Асо Хироёси, с которым работает в одном ресторане.
Сэйю:Юкари Фукуй
Класс 2-D
Из-за натянутых отношений между классными руководителями классов 2-D и 2-С, а также между некоторыми учениками, эти классы стали ярыми соперниками, особенно в ходе спортивного фестиваля.
- Масакадзу Того (яп. 東郷 雅一 Того Масакадзу) — староста класса 2-D, пытается сделать всё возможное чтобы обставить класс 2-C во всём. Интересуется Акирой Такано.
Сэйю:Хироки Ясумото - Гарри Маккензи (англ. Harry Mackenzie, яп. ハリー・マッケンジー Хари: Маккэндзи:) — американский школьник, обучающийся в японской школе по программе обмена. Опытный боец, часто сталкивающийся в битве с Кэндзи Харимой и Харуки Ханаи. Его имя и фамилия в японском произношении вызывают эффект путаницы с именем Харимы (произносится как: Хари Маккэндзи = Харима Кэндзи), и из-за этого происходят нередкие недоразумения.
Сэйю:Нобуюки Хияма
- Лала Гонзалес (англ. Lala Gonzalez, яп. ララ・ゴンザレス Рара Гондзарэсу) — мексиканская школьница, учится в Японии по программе обмена. Профессионально занимается вольной борьбой, унаследовав бойцовские качества и мечту поехать в Японию, и стать там чемпионом, от своего покойного отца, тоже борца. Вступила в тот же клуб вольной борьбы, что и Карэн Итидзё. Её, Лала видит своим главным соперником, поскольку не может победить в схватке с ней, а её имя, Карэн, вызывает у Гонзалес неприятные ассоциации с её матерью, которая сбежала, оставив её с отцом одних (тем не менее довольно тепло относится к Карен даже является её подругой). Лала очень вспыльчива, драчлива, громко разговаривает. Часто ей под горячую руку попадает Имадори, который не в силах устоять против размера её бюста, и обычно это заканчивается для него тяжелыми травмами.
Сэйю:Ю Кобаяси
- Нобору Тэннодзи (яп. 天王寺 昇 Тэннодзи Нобору) — гориллоподобный хулиган, который считает Хариму своим главным врагом и соперником. Постоянно присылает ему неграмотно составленные письменные вызовы на бой, и почти каждый раз проигрывает.
Сэйю:Томоюки Симура
Учителя и сотрудники школы
- Хаято Тани (яп. 谷 速人 Тани Хаято) — классный руководитель класса 2-С, преподаёт английский язык. Разговаривает с учениками тихо и интеллигентно, коллекционирует игрушечных динозавров, не любит классного 2-D Като. Всерьёз сомневается в ориентации Кэндзи Харимы, поскольку тот однажды ошибся прислав ему любовное послание, предназначенное Тэмме Цукамото. Проявляет интерес к Таэ Анэгасаки.
- Като (яп. 加藤 Като) — классный руководитель класса 2-D, довольно неприятная личность.
- Итоко Осакабэ (яп. 刑部 絃子 Осакабэ Итоко) — двоюродная сестра Харимы, у которой он стал жить после ухода от родителей. Умная красивая молодая женщина, которая любит подшучивать над своим двоюродным братом и очень интересуется, как любовь к Тэмме смогла заставить хулигана-одиночку так резко изменить свою жизнь. С целью держать Хариму в поле зрения она даже устраивается работать в его школу на должность учителя физики, где благодаря своей красоте и роскошным формам, завоевала огромную популярность среди учеников. Является куратором «Чайного клуба». Дружит с Ёко Сасакура.
Примечание: Её имя, Итоко (яп. 絃子) произносится также как «двоюродная сестра» (яп. 従姉妹 Итоко), но пишется другими иероглифами. - Ёко Сасакура (яп. 笹倉 葉子 Сасакура Ёко) — учительница рисования и старая подруга Итоко Осакабэ.
- Таэ Анэгасаки (яп. 姉ヶ崎 妙 Анэгасаки Таэ) — новая медсестра школы, красивая девушка, популярная среди учеников. Во время одной из своих депрессий на почве любви к Тэмме, у неё некоторое время жил Кэндзи Харима, к которому Таэ явно неравнодушна.
- Корияма (яп. 郡山 Корияма) — учитель физкультуры, постоянно ходит с бамбуковым боккэном, гроза нерадивых учеников. За злобность и габариты, ученики прозвали его Гориямой (горилла + Корияма).
Остальные персонажи
- Сюдзи Харима (яп. 播磨 修治 Харима Сюдзи) — младший брат Кэндзи Харимы, друг Мио Тэннодзи. Сюдзи нравится Якумо Цукамото.
- Косукэ Итидзё (яп. 一条 康介 Итидзё Косукэ) — младший брат Карэн Итидзё, фанат суперсэнтай-сериала «Додзибирон».
- Мио Тэннодзи (яп. 天王寺 美緒 Тэннодзи Мио) — младшая сестра Нобору Тэннодзи, подружка Сюдзи Харимы.
- Накамура (яп. 中村 Накамура) — дворецкий семьи Саватика, присматривает за Эри. Бывший солдат, обладает военной выправкой, один глаз закрыт повязкой, Накамура потерял его в бою. Очень предан.
Животные
- Йори (яп. 伊織 Иори) — чёрный кот с крестообразным шрамом на голове, любимец Якумо, живёт в доме Цукамото.
- Александр (яп. アレクサンダー Арэкусанда:) — лягушка Харимы.
- Пётр (яп. ピョートル Пё:тору) — жираф Харимы, позднее стал жить в зоопарке.
- Наполеон (яп. ナポレオン Напорэон) — поросёнок Харимы.
- Анастасия (яп. アナスタシア Анасутасиа) — пингвин Харимы.
Напишите отзыв о статье "Список персонажей School Rumble"
Примечания
- ↑ [www.absoluteanime.com/school_rumble/tenma.htm Character Profile: Tenma Tsukamoto] (англ.). Absolute Anime. Проверено 12 марта 2013. [www.webcitation.org/6F95ummWv Архивировано из первоисточника 16 марта 2013].
- ↑ [www.absoluteanime.com/school_rumble/kenji.htm Character Profile: Kenji Harima] (англ.). Absolute Anime. Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/6FHQhs2Ky Архивировано из первоисточника 21 марта 2013].
- ↑ [www.absoluteanime.com/school_rumble/ooji.htm Character Profile: Ooji Karasuma] (англ.). Absolute Anime. Проверено 24 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GDC8j7pt Архивировано из первоисточника 28 апреля 2013].
- ↑ [www.japanator.com/tuesday-otaku-debate-eri-vs-kagami-6356.phtml Tuesday Otaku Debate: Eri vs Kagami] (англ.). Japanator (14 August 2007). Проверено 13 апреля 2013. [www.webcitation.org/6FwSq5odA Архивировано из первоисточника 17 апреля 2013].
Ссылки
- [www.wannabefansubs.net/harima/index.php/School_Rumble_Characters Страница персонажей на вики Wannabe Fansubs] (англ.)
Отрывок, характеризующий Список персонажей School Rumble
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.
В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.
В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
