Цуканы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Цуканы
Другие названия

цекуны, цу́каны, рычи

Этноиерархия
Раса

европеоидная

Группа народов

восточные славяне

Подгруппа

русские

Общие данные
Язык

цокающие говоры
южнорусского наречия,
русский язык

Религия

православие,
в том числе старообрядчество

Первые упоминания

с конца XVIII века

Современное расселение

Россия Россия (несколько сёл в южных областях Европейской части страны):

Историческое расселение

ряд сёл и уездов южных губерний
Европейской части России (с конца XVIII века):

Государственность

Цука́ны (также цекуны, цу́каны, рычи) — субэтнические группы русских, населявшие южные районы европейской части России — ряд уездов Воронежской, Курской, Орловской, Саратовской и других губерний[1][2][3]. Начали формироваться с конца XVIII века во время переселения крепостных крестьян на новые земли из более северных районов в ходе освоения лесостепных и степных территорий южной России. Представляли собой разрозненные «островки» нового русского населения среди русских, осевших здесь ранее. Зачастую группы цуканов в том или ином южнорусском районе различались между собой по происхождению, особенностям культуры, иногда по названию[4].

Обособлению субэтнических групп цуканов способствовали культурные, сословные и даже антропологические различия с окружавшим их основным массивом русских. Наиболее яркими отличиями были диалектные — цуканы являлись носителями цокающих говоров; эти отличия обусловили появление названия цуканов[~ 1][5] и объединили их разнородные группы вместе[2][6].

В XX веке происходил процесс нивелировки этнографических особенностей цуканов и слияние их с основным массивом русского населения, тем не менее, осознание принадлежности к данному субэтносу, некоторые черты культуры и даже цоканье в речи сохраняются в ряде южнорусских сёл до настоящего времени[7][8][9].

По вероисповеданию цуканы в основном православные, часть из них — старообрядцы[5].

«Цуканами» могли также называть некоторые группы саянов, в частности, саянов Старооскольского уезда Курской губернии, вероятно, из-за позднейшего искажения слова «саян», либо из-за особенностей произношения, так называемого «прицвакивания»[10].





Классификация

По территориальной классификации русских субэтносов, данной в монографии Института этнологии и антропологии РАН «Русские», цуканы отнесены к южной историко-культурной зоне (южнорусской этнографической группе), которая объединяется распространением акающих говоров южнорусского наречия и наличием ряда южнорусских особенностей в культуре (многодворные селения, наземные жилища, костюмный комплекс с понёвой и т. д.)[2][11].

По классификации, опубликованной в работе В. С. Бузина и С. Б. Егорова «Субэтносы русских: проблемы выделения и классификации», в которой учитывается фактор происхождения, цуканы принадлежат к так называемым этнонимичным группам южнорусского населения, представляющим собой потомков ранних переселенцев в южнорусский регион. Основным фактором образования данных субэтнических групп был отрыв части русского населения со своей этнокультурной спецификой от своего основного массива и перемещение в области расселения русских с иной этнокультурной спецификой. В окружении, обладающем «общерусским» самосознанием, у таких групп, как правило, формировалось этнонимы, нередко негативно-оценочного характера, которые представляли собой клички-прозвища, данные им соседями. Со временем «прозвища» закреплялись в речи как соседей, так и самих представителей субэтносов, и становились общеупотребительными[4].

Происхождение и история

Началом процесса формирования субэтнических групп цуканов принято считать начальный этап заселения южных территорий Европейской части России основным массивом русского этноса, главным образом, со второй половины XVIII века[~ 2][12]. Массовые миграции населения в южнорусские губернии в этот период были обусловлены тем, что границы России переместились далеко на юг и лесостепные и степные районы стали безопасными для жизни земледельцев, в особенности после ликвидации Крымского ханства. Основную часть русского переселенческого потока при этом составляли крепостные крестьяне, которых «выводили» в южные губернии помещики, получавшие здесь огромные земельные владения[4][13][14].

Основой для формирования цуканов стали группы крепостных крестьян, являвшихся носителями цокающих говоров. Их переселение из центральных губерний началось с 1760-х годов. В основном это были помещичьи и монастырские крестьяне[1][2]. Данные группы крепостных крестьян расселялись на южнорусской территории так называемыми «островками», оказывавшимися в окружении как «общерусского» населения, так и иных южнорусских субэтнических групп, в частности, однодворцев. Являясь выходцами из разных губерний, цуканы сохраняли на новом месте расселения свои языковые, культурно-бытовые и другие особенности, связанные с районами их прежнего проживания. Данные особенности контрастировали с этнокультурными чертами окружающего цуканов местного населения, осевшего здесь ранее (кроме того, местные и переселенцы различались по сословной принадлежности и антропологическому типу). Это способствовало обособлению цуканов от основного массива русских и других субэтнических групп русского народа, и привело к формированию самосознания цуканами своей общности и дальнейшему закреплению их языковой и культурной специфики[~ 3][4][6]. Тем не менее, к началу XX века говоры цуканов начинали сливаться с теми или иными южнорусскими говорами окружающего их населения, утрачивая, в частности, цоканье[2][15]. Постепенно сближались с чертами соседних групп русских и другие этнографические особенности цуканов[8].

Ареал и современное положение

Наиболее многочисленная группа цуканов проживала в Воронежской губернии в бассейне реки Хворостань (Воронежский и Коротоякский уезды) — данная группа сформировалась преимущественно из крестьян Московской, Тульской, Калужской и Смоленской губерний. Кроме того, «островки» расселения цуканов были известны в Орловской, Курской, Саратовской и других южнорусских губерниях[1]. Ряд групп цуканов при этом имел собственные названия. Так, например, цуканов Аткарского уезда Саратовской губернии мещёрского происхождения (из Пензенской губернии) называли рычи[5].

До настоящего времени бытуют названия носителей цокающих говоров мещёрского происхождения в сёлах Перещепное Котовского района и Краишево Еланского района Волгоградской области — цу́каны и цекуны[9]. Сохраняют осознание принадлежности к цуканам, некоторые культурно-бытовые отличия и особенности говоров жители ряда сёл в Воронежской и Липецкой областях[7][16]. В то же время для большинства представителей цуканов характерна утрата субэтнического самосознания, диалектных особенностей и черт культуры, слияние с остальным русским населением[8].

Этнографические особенности

Антропологические черты

Исследователи южнорусского населения начала XX века помимо диалектных и культурных отличий цуканов от других русских субэтносов отмечали также отличия антропологического характера. Кроме того, различия в антропологическом типе, связанные с разными исходными районами проживания до переселения в южнорусские губернии, встречались и между разными группами цуканов. Так, Д. К. Зеленин отмечал, что воронежские цуканы отличались от соседних однодворцев-талагаев внешне — цуканы выделялись светло-русыми волосами, более высоким ростом и статностью, в то время как талагаи имели светлые волосы и плотное телосложение. Л. И. Некрасова характеризовала цуканов села Тресоруково Воронежской губернии следующим образом: «Народ высокий, стройный, широкоплечий, преимущественно очень смуглые брюнеты. В посадке головы, в разрезе длинных миндалевидных глаз есть что-то южное, египетское», а по отношению к талагаям она давала такую характеристику, как «…низкорослы, белобрысы и вообще внешней красотой не блещут»[4][6][17].

Диалектные черты

Наиболее яркой, общей для всех цуканов чертой, выделявшей их среди остального русского населения, была их языковая особенность — цоканье — неразличение звуков [ц] и [ч]: [цы]тать «читать», [цы]сто «чисто», [ц]удо «чудо», кала[ц] «калач», [ц]ена, ули[ц]а, оте[ц] и т. п.[18] В редких группах цуканов отмечались говоры с чоканьем: [ч]ерква «церковь», [ч]апля «цапля», кури[ч]а «курица», [ч]етверг, кала[ч] и т. п. Наименование цуканов по особенностям их речи было дано им окружающим населением, вероятнее всего, однодворцами, жившими на южных территориях до появления здесь предков цуканов. Впоследствии это название стало общеупотребительным[4][5][15]. Очень часто цоканье утрачивалось в речи цуканов под воздействием говоров соседних групп русских[2], а с XX века — под влиянием русского литературного языка, тем не менее, в некоторых сёлах цоканье сохраняется до сих пор[9].

Другие особенности

Как и другие группы русского населения цуканы занимались в основном земледелием, но при этом значительное развитие у них получили также различные промыслы и ремёсла[5]. Некоторые группы цуканов выделялись особенностями в одежде, так, например, отмечались различия в женской верхней рубахе у цуканов (с прямыми поликами, соединявшими полочку и спинку, пришитыми по основе ткани) и живших рядом с ними талагаев (с широкими рукавами, брыжами и косыми поликами). Для цуканов Воронежской губернии было характерно распространение архаичного женского головного убора — кички (с рогами, торчащими кверху), отсутствовавшего у их соседей. Относясь к монастырским и помещичьим крестьянам, выделялись цуканы также по сословному признаку[7][19][20].

См. также

Напишите отзыв о статье "Цуканы"

Примечания

Комментарии
  1. Цокающее произношение, выделявшее часть населения среди остальных русских, было причиной обособления некоторых локальных групп и появления их названий не только в южной, но и в центральной части России. Так, например, носителей цокающих говоров Тверской и Владимирской губерний называли цвякалы и цвякуны.
  2. На южной территории Европейской части России до начавшегося в XVIII веке массового переселения русских встречались остатки ареалов славяно-русского населения домонгольского времени (полехов, севрюков, саянов и других), а также ареалы заселявших Дикое поле в основном с XV—XVI веков русских переселенцев раннего периода: вольных переселенцев, включая предков донских казаков, а также боярских детей, стрельцов, пушкарей и других служилых людей, направляемых на юг для охраны границ. Часть ранних переселенцев составляли, кроме того, монастырские и помещичьи крестьяне.
  3. Нередко по происхождению, чертам культуры и антропологическому типу также отличались друг от друга разные группы цуканов.
Источники
  1. 1 2 3 Бузин, Егоров, 2008, с. 341.
  2. 1 2 3 4 5 6 Власова. Группы русских южной зоны и центра, 1999, с. 112.
  3. Александров, Тишков, Шмелёва, 1999, с. 450.
  4. 1 2 3 4 5 6 Бузин, Егоров, 2008, с. 335.
  5. 1 2 3 4 5 Бузин, Егоров, 2008, с. 342.
  6. 1 2 3 Бузин, Егоров, 2008, с. 341—342.
  7. 1 2 3 Винников, Дынин, Толкачёва, 2004, с. 88.
  8. 1 2 3 Винников, Дынин, Толкачёва, 2004, с. 92—93.
  9. 1 2 3 Кузнецова Е. В. [kuznetsova.professorjournal.ru/c/document_library/get_file?p_l_id=212690&folderId=208550&name=DLFE-6856.pdf «А цаво цавокаем?» — о том, кто такие цекуны и как им живётся] С. 6—11. Волгоград: Kuznetsova.professorjournal.ru (2009). [www.webcitation.org/6E6p3qgCc Архивировано из первоисточника 1 февраля 2013]. (Проверено 23 января 2013)
  10. Бузин, Егоров, 2008, с. 337.
  11. Власова. Историко-культурные зоны, 1999, с. 107—108.
  12. Бузин, Егоров, 2008, с. 334.
  13. Власова. Группы русских южной зоны и центра, 1999, с. 111—112.
  14. Александров, Тишков, Шмелёва, 1999, с. 446—447.
  15. 1 2 Винников, Дынин, Толкачёва, 2004, с. 88—89.
  16. Воронежские цуканы // Актуальные проблемы русской диалектологии: Тезисы докладов Международной конференции 27—28 октября 2012 г. / Отв. ред. О. Е. Кармакова. — М.: Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН, 2012. — ISBN 978-5-9551-0485-8.
  17. Зеленин, 1907, с. 15.
  18. Кузнецова Е. В. [kuznetsova.professorjournal.ru/c/document_library/get_file?p_l_id=212690&folderId=208550&name=DLFE-6856.pdf «А цаво цавокаем?» — о том, кто такие цекуны и как им живётся] С. 4—5. Волгоград: Kuznetsova.professorjournal.ru (2009). [www.webcitation.org/6E6p3qgCc Архивировано из первоисточника 1 февраля 2013]. (Проверено 23 января 2013)
  19. Бузин, Егоров, 2008, с. 340—341.
  20. Винников, Дынин, Толкачёва, 2004, с. 93.

Литература

  1. Александров В. А., Тишков В. А., Шмелёва М. Н. [etnolog.ru/people.php?id=RUSS Русские] // Народы и религии мира: Энциклопедия / Гл. редактор В. А. Тишков; Редкол.: О. Ю. Артемова, С. А. Арутюнов, А. Н. Кожановский, В. М. Макаревич (зам. гл. ред.), В. А. Попов, П. И. Пучков (зам. гл. ред.), Г. Ю. Ситнянский. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. — С. 448—451. — ISBN 5-85270-155-6.
  2. Бузин В. С., Егоров С. Б. [portal.kspi.kz/files/book_ik/%D0%9A%D0%BE%D0%B7%D1%8C%D0%BC%D0%B8%D0%BD.pdf Субэтносы русских: проблемы выделения и классификации] // Малые этнические и этнографические группы (Сб. статей, посвященный 80-летию со дня рождения проф. Р. Ф. Итса). Историческая этнография. Вып. 3 / Под ред. В. А. Козьмина. — СПб.: «Новая Альтернативная Полиграфия», 2008. — С. 308—346.
  3. Винников А. З., Дынин В. И., Толкачёва С. П. [www.vestnik.vsu.ru/program/view/view.asp?sec=hyman&year=2004&num=02&f_name=vinnikov Локально-этнические группы в составе южнорусского населения Воронежского края] // Вестник ВГУ. Серия: Гуманитарные науки. — Воронеж: Воронежский государственный университет, 2004. — № 2. — С. 87—96. (Проверено 23 января 2013)
  4. Власова И. В. [www.booksite.ru/fulltext/rus/sian/6.htm#22 Этнографические группы русского народа. Историко-культурные зоны] // Русские. Монография Института этнологии и антропологии РАН / под ред. В. А. Александрова, И. В. Власовой и Н. С. Полищук. — М.: «Наука», 1999. — С. 107—108. (Проверено 23 января 2013)
  5. Власова И. В. [www.booksite.ru/fulltext/rus/sian/6.htm#25 Этнографические группы русского народа. Группы русских южной зоны и центра] // Русские. Монография Института этнологии и антропологии РАН / под ред. В. А. Александрова, И. В. Власовой и Н. С. Полищук. — М.: «Наука», 1999. — С. 111—114. (Проверено 23 января 2013)
  6. Зеленин Д. К. Талагаи (щекуны) и цуканы // Памятная книжка Воронежской губернии на 1907 г. — Воронеж, 1907.
  7. Чижикова Л. Н. Этнокультурная история южнорусского населения // Этнографическое обозрение, № 5. — 1988.

Ссылки

  • [slovardalya.ru/description/tsukan/42718 Цукан] — статья из «Толкового словаря живого великорусского языка» В. И. Даля (Проверено 23 января 2013)
  • [museum.sastasoft.spb.ru/glossary/?%F0%F3%F1%F1%EA%E8%E5 Толковый словарь. Русские]. Российский Этнографический музей. — Цуканы в группе русских субэтносов (статья «Русские» толкового словаря на сайте Российского Этнографического музея). (Проверено 23 января 2013)
  • Чернов М. Н. [www.turgenev.org.ru/e-book/chernov/odnodvor.htm Однодворцы в московском пограничье]. Turgenev.org.ru. (Проверено 23 января 2013)


Отрывок, характеризующий Цуканы

Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»