Цукато, Николай Егорович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Цукато Николай Егорович»)
Перейти к: навигация, поиск
Николай Егорович Цукато
Дата рождения

1794(1794)

Дата смерти

20 апреля 1867(1867-04-20)

Принадлежность

Россия Россия

Род войск

кавалерия, казачьи войска

Годы службы

1807—1861

Звание

генерал от кавалерии

Командовал

Волынский уланский полк, Оренбургское казачье войско

Сражения/войны

Русско-турецкая война 1806—1812, Отечественная война 1812 года, Заграничные походы, Польская кампания 1831 г., Кавказская война 1817—1864

Награды и премии

Орден Святой Анны 4-й ст. (1810), Золотое оружие «За храбрость» (1812), Орден Святой Анны 2-й ст. (1831), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1831), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1842), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1842), Орден Святой Анны 1-й ст. (1844), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1854), Орден Белого Орла (1857)

Николай Егорович Цукато (Николай Георгиевич Цукатто) (1794—1867) — граф, участник Кавказских походов, наказной атаман Оренбургского казачьего войска.

Сын генерала Егора Гавриловича, родился в 1794 г., вступил в службу в Атаманский полк войска Донского 12 мая 1807 г. и, имея от роду 15 лет, произведён был в хорунжие 17 августа 1809 г. В 1809—1810 гг. он был в походе в Молдавию и за участие в делах против турок под Расеватом получил орден св. Анны 4-й степени с надписью «за храбрость». В начале 1811 г. Цукато, по просьбе матери, был переведён в 7-й егерский полк прапорщиком, но числился в отпуску, а 23 марта 1812 г. переведен в Лейб-гвардии Финляндский полк и участвовал в сражениях Отечественной войны под Тарутином, Княжным, Малоярославцем и Красным, а также в заграничной кампании 1813—1814 гг.; за кампанию 1812 г. Цукато был награждён золотым оружием с надписью «За храбрость». При сформировании Лейб-гвардии Волынского полка в 1812 г. Цукато, в чине поручика, был переведён в этот полк, где уже через 13 месяцев получил чин капитана, а 17 января 1820 г. вышел в отставку с чином полковника, но уже в следующем году снова вступил в службу подполковником в Татарский уланский полк. В 1831 г., уже в чине полковника, Цукато был назначен командиром Волынского уланского полка, начальствуя которым принимал участие во многих делах против поляков, за что получил ордена св. Анны 2-й степени и св. Владимира 3-й степени.

31 марта 1835 г. Цукато назначен был комендантом в Анапу; в сентябре 1836 г. он разбил большие скопища черкесов, напавших на хлебные поля поселян близ Анапы, а в октябре того же года принимал участие в делах против горцев, состоя в отряде генерала Вельяминова. 6 декабря 1836 г. Цукато произведён был в генерал-майоры, в июле 1837 г. с отрядом Анапского гарнизона занял окрестные аулы, в наказание за неоднократные их нападения, а 23 сентября того же года принимал в Анапе Императора Николая Павловича, который остался весьма доволен найденным в крепости порядком. В декабре того же года Цукато по болезни взял продолжительный отпуск, а через два года вышел в отставку, но уже 22 февраля 1841 г. назначен атаманом Оренбургского казачьего войска. Состоя в этой должности, он получил в 1842 г. орден св. Станислава 1-й степени и св. Георгия 4-й степени за 25 лет службы в офицерских чинах (3 декабря, № 6690 по списку Григоровича — Степанова), в 1843 г. участвовал в усмирении беспорядков, возникших среди государственных крестьян Челябинского уезда, а в 1844 г. получил орден св. Анны 1-й степени.

11 апреля 1848 г. Цукато произведён был в генерал-лейтенанты, а 25 марта 1849 г. назначен состоящим при шефе жандармов. С 3 декабря 1850 г. по 1 января 1860 г. он был начальником 1-го округа Корпуса Жандармов, получив в 1854 г. орден св. Владимира 2-й степени, а в 1857 г. — орден Белого Орла. Зачисленный с 1 января 1860 г. по запасным войскам, Цукато 11 апреля 1861 г. был произведён в генералы от кавалерии и уволен от службы. Умер 20 апреля 1867 г., похоронен в Санкт-Петербурге на кладбище Новодевичьего монастыря.



Источник

Напишите отзыв о статье "Цукато, Николай Егорович"

Отрывок, характеризующий Цукато, Николай Егорович

Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.