Цукерман, Ицхак

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ицхак Цукерман, "Антек"
польск. Icchak Antek Cukierman
ивр.יצחק אַנְטֶק צוקרמן‏‎
Ицхак Цукерман во время процесса над Адольфом Эйхманом.
Дата рождения:

13 декабря 1915(1915-12-13)

Место рождения:

Вильно, Российская империя

Дата смерти:

17 июня 1981(1981-06-17) (65 лет)

Место смерти:

Лохамей-ха-гетаот, Северный округ Израиля

Супруга:

Цивия Любеткин

И́цхак Цу́керман, псевдоним — Антек (польск. Icchak Cukierman, 13.12.1915 г., Вильно, Российская империя — 17.06.1981 г., Лохамей-ха-гетаот, Израиль) — один из лидеров восстания в Варшавском гетто в 1943 году, член Еврейской боевой организации, один из основателей кибуца Лохамей-ха-гетаот.





Биография

Ицхак Цукерман родился 13 декабря 1915 года в Вильно, Российская империя. В молодости исповедовал идеи социализма и сионизма. После Польской кампании Вермахта Ицхак Цукерман участвовал в организации подпольных еврейских социалистических организаций. В 1940 году перебрался в Варшаву, где вместе со своей будущей женой Цивией Любеткин стал одним из лидеров еврейской молодёжной организации Хабоним Дрор (польск.).

В 1941 году Ицхак Цукерман стал заместителем командира Еврейской боевой организации и занимался организацией связей с Армией крайовой и Армией людовой. 22 декабря 1942 года он в составе группы из трёх человек совершил вооружённое нападение на кафе «Богемия» (Nur für Deutsche) в Кракове. Ицхак Цукерман был ранен в этом сражении и чудом избежал задержания.

В 1943 году Ицхак Цукерман руководил еврейским боевым отрядом, который действовал вне территории Варшавского гетто. Ицхак Цукерман занимался закупкой вооружения и боеприпасов для остальной части Еврейской боевой организации, действовавшей в Варшавском гетто. Во время начала восстания в гетто отряд Ицхака Цукермана не смог пробиться на помощь к воевавшим еврейским отрядам, став позднее связующим звеном между восставшими и Армией крайовой. Вместе с Симхой Ратайзером-Ротемом организовал побег через канализацию оставшихся в живых бойцов Еврейской боевой организации.

Позднее Ицхак Цукерман в составе Армии людовой руководил отрядом из 322 бойцов, который участвовал в Варшавском восстании августа 1944 года.

После войны Ицхак Цукерман был членом Центрального комитета польских евреев и одновременно руководил одним из отрядов подпольной Брихи, который переправлял в подпольных условиях еврейских беженцев из Восточной и Центральной Европы на территорию подмандатной Палестины.

В 1947 году перебрался в Палестину. 19 апреля вместе с женой основал кибуц Лохамей-ха-геттаот и дом-мемориал борцов гетто, который имеет учебный центр, который сегодня назван именем Ицхака Цукермана и его жены Цивии Любеткин.

В 1961 году Ицхак Цукерман выступал свидетелем на процессе по делу нациста Адольфа Эйхмана. Ицхак Цукерман умер 17 июня 1981 года в основанном им кибуце.

Его внучка Рони стала первой женщиной, окончившей лётное училище ВВС Израиля в классе истребителей.

См. также

Источник

  • Yitzhak Zuckerman, A Surplus of Memory: Chronicle of the Warsaw Ghetto Uprising; translated and edited by Barbara Harshav. Berkeley: University of California Press, 1993. ISBN 0-520-07841-1

Напишите отзыв о статье "Цукерман, Ицхак"

Ссылки

  • [www.sztetl.org.pl/pl/person/180,icchak-cukierman/ Cukierman Icchak]  (польск.)

Отрывок, характеризующий Цукерман, Ицхак

Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.