Цукерторт, Иоганн Герман
| Иоганн Герман Цукерторт | |
| нем. Johannes Hermann Zukertort | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Иоганн Герман Цукерторт (нем. Johannes Hermann Zukertort; 7 сентября 1842, Люблин, Царство Польское — 20 июня 1888, Лондон) — один из сильнейших шахматистов мира 2-й половины XIX века, претендент на мировое первенство. Шахматный журналист; редактор журнала «Нойе берлинер шахцайтунг» (нем. Neue Berliner Schachzeitung, 1867—1871) совместно с Адольфом Андерсеном, основатель журнала «Шахматный ежемесячник» (англ. Chess monthly).
Содержание
Биография
Родился в семье прусского миссионера, мать была польской графиней. Школьные и студенческие годы провёл в Бреслау. Шахматами увлёкся в 13 лет, совершенствовался под руководством Андерсена, став вторым шахматистом города после учителя. В 1867—1872-х жил в Берлине, где был одним из деятелей бисмарковской политической журналистики. В конце 1860-х годов участвовал в нескольких национальных турнирах, сыграл два матча с Андерсеном: 1868 — +3−8=1 и 1871 — +5−2.
После турнира в Лондоне (3-е место) и матча с Вильгельмом Стейницем (+1−7=4) остался в Лондоне (1872) и целиком посвятил себя шахматам (имел незаконченное медицинское образование в университете Бреслау, проявил себя как музыкальный критик, написал несколько философских работ). Человек разносторонней культуры, Цукерторт владел многими языками (немецким, английским, французским, испанским, итальянским, польским, русским, латынью, древнегреческим, арабским, санскритом, ивритом), обладал феноменальной памятью (помнил все свои партии), установил мировой рекорд игры вслепую — 16 партий, сыгранных одновременно.
Автор шахматного учебника совместно с Жаном Дюфренем и ряда других книг.
Результаты в международных соревнованиях: Лейпциг (1877) — 2-3-е места (проиграл дополнительную партию Андерсену); Париж (1878) — 1-2-е места (выиграл дополнительный матч у Шимона Винавера — +2=2); Берлин (1881) — 2-е место; Вена (1882) — 4-5-е места; Лондон (1883) — 1-е место (опередил Стейница, Джозефа Блэкберна, Михаила Чигорина и других сильнейших шахматистов мира). Выиграл матчи у Самуэля Розенталя (1880) — +7−1=11 и Джозефа Блэкберна (1881) — +7−2=5.
После победы Цукерторта в турнире 1883 года Стейниц, занявший второе место, но уступив три очка, вызвал его на матч. Переговоры затянулись и шли больше двух лет; высказывались мнения, что Цукерторт специально оттягивает матч. Вспоминали о том, что на турнире в Лондоне он лидировал с большим отрывом, однако финиш провёл плохо (это, правда, уже не могло повлиять на распределение мест).
Поединок Цукерторта и Стейница состоялся в 1886-м и стал первым в истории шахмат матчем за первенство мира.
Противопоставление логики — фантазии, планомерной позиционной игры — неожиданным комбинационным решениям привнесло в шахматы такие термины, как «романтизм» и «реализм». Их применение вызвало немало гневных слов. И напрасно.
Цукерторт, ученик Андерсена, «считал, что без комбинации нет шахматного искусства»[2]. Стейниц, начинавший с комбинационных романтических игр, отошёл от них, занялся теоретическими исследованиями, создал своё учение. Матч стал борьбой шахматного романтизма и шахматного реализма, а его результат придавал борьбе ещё большее значение.
Цукерторт потерпел поражение со счётом +5-10=5. Реализм победил романтизм.
Неизвестно, в каком состоянии было здоровье Цукерторта, потому что как дипломированный врач тот лечил себя сам. Известно, что он начал матч, набрав 4 очка в пяти партиях. Но затем Стейниц сравнял счёт, вышел вперёд и победил с большим отрывом. После матча Цукерторт участвовал в некоторых соревнованиях, однако без особого успеха. Через два года он скончался, не дожив несколько месяцев до сорока шести.
Похоронен на Бромптонском кладбище в Лондоне.
Самая известная партия
Лондон, 1883
| a | b | c | d | e | f | g | h | ||
| 8 |             | 8 | |||||||
| 7 | 7 | ||||||||
| 6 | 6 | ||||||||
| 5 | 5 | ||||||||
| 4 | 4 | ||||||||
| 3 | 3 | ||||||||
| 2 | 2 | ||||||||
| 1 | 1 | ||||||||
| a | b | c | d | e | f | g | h | ||
Комбинацию, осуществлённую в партии[3] с Блэкберном (чёрные; Лондон, 1883), Стейниц назвал «одной из величайших, может быть даже самой красивой из всех, когда-либо созданных на шахматной доске»:
23.f5 Ke4 24.С:е4 de 25.fg! Лс2 26.gh+ Kph8
27.d5+ e5 28.Фb4!! Л8с5
(28. … Ф:b4 29.С:e5+ Кр:h7 30.Лh3+ Крg6
31.Лf6+ Крg5 32.Лg3+ Крh5 33.Лf5+ Крh6
34.Сf4+ Крh7 35.Лh5#)
29.Лf8+! Кр:h7
(29. … Ф:f8 30.С:e5+ Кр:h7 31.Ф:e4+ Крh6
32.Лh3+ Крg5 33.Лg3+ Крh5 34.Фg6+)
30.Ф:е4+ Kpg7 31.С:е5+ Кр:f8 32.Cg7+! Kpg8
33.Ф:е7 1 : 0.
Интересные факты
- В среде советских шахматистов бытовала шутка, что Цукерторт — самый сладкий шахматист (от нем. «zucker» — сахар и русск. «торт»).
- Когда однажды богатый шалопай презрительно спросил Цукерторта:
|
Вы, кажется, шахматный профессионал? | 
|
— тот с достоинством ответил:
|
|
Есть только два вида профессионализма в жизни: профессионалы труда и профессионалы лености. |
|
Книги
- Руководство к шахматной игре, Спб., 1872, 2 издание, Спб., 1884, новое издание, Спб., 1896 (русский перевод; в соавторстве с Ж. Дюфренем)
Напишите отзыв о статье "Цукерторт, Иоганн Герман"
Примечания
- ↑ Нейштадт Я. И., «Некоронованные чемпионы». М., 1975, с. 212.
- ↑ Туров Б. И., «Жемчужины шахматного творчества». М., 1991, с. 136.
- ↑ [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1001854 "Zukertort's Immortal"]
Литература
- Olson A., J. H. Zukertort. 201 partier, Stockholm, 1912.
- Шахматный словарь / гл. ред. Л. Я. Абрамов; сост. Г. М. Гейлер. — М.: Физкультура и спорт, 1964. — С. 375—376. — 120 000 экз.
- Шахматы : энциклопедический словарь / гл. ред. А. Е. Карпов. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — С. 447—448. — 624 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-005-3.
- Туров Б. И., «Жемчужины шахматного творчества». М., 1991.
Ссылки
- [www.chessgames.com/perl/chessplayer?pid=10427 Партии Иоганна Цукерторта] в базе Chessgames.com (англ.)
- [www.365chess.com/players/Johannes_Hermann_Zukertort Личная карточка Иоганна Цукерторта] на сайте 365chess.com
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Цукерторт, Иоганн Герман
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
