Цурлинден, Эмиль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эмиль Цурлинден

Эми́ль Огю́ст Франсуа́ Тома́ Цурлинде́н (фр. Émile Auguste François Thomas Zurlinden; 3 ноября 1837, Кольмар — 9 марта 1929, Париж) — французский генерал и политический деятель[1].





Биография

Родом эльзасец. Выпускник парижской Политехнической школы (1856) и артиллерийской школы Меца (выпущен в 1858 году в чине лейтенанта в 19-й полк конной артиллерии). В 1866 году — капитан. Во время войны 1870—71 г. находился в мецской армии; при капитуляции Меца был взят в плен, отказался дать честное слово и потому был заключён в крепость в Глогау, но успел бежать оттуда и вновь принял участие в войне.[1] Временным правительством назначен начальником штаба 25-го корпуса.

С 1880 года — полковник, затем бригадный (1885) и дивизионный (1890) генерал; командующий дислоцированной в Аррасе 2-й пехотной дивизией, позже — 4-м корпусом в Ле-Мане (1894).

В кабинете Рибо (26 января — 28 октября 1895) был военным министром, сменив на этом посту генерала Мерсье. При нём совершилось завоевание Мадагаскара.[1] В 1896 году награждён крестом великого офицера ордена Почётного легиона.

После падения кабинета Рибо, Цурлинден был назначен командующим 15 корпусом, в 1898 г. — военным губернатором Парижа вместо Соссье[1].

После отставки военного министра Кавеньяка, вследствие обнаружения подлога, совершенного полковником Анри, Цурлинден вновь принял портфель военного министра (5 сентября 1898 г.). Портфель в радикальном, и к тому времени принявшем характер дрейфусистского, кабинете Бриссона вызвало в националистической прессе ожесточённые нападки на Цурлиндена, как на изменника интересам армии. 16 сентября Цурлинден обратился с длинным письмом (опубликованным через несколько дней) к министру юстиции Сарьену, в котором доказывал, что подлог, совершённый Анри в 1896 г., не может влиять на отношение к делу, законченному разбирательством в 1894 г. 17 сентября на заседании совета министров было решено передать дела Дрейфуса на рассмотрение кассационного суда. 18 сентября Цурлинден подал прошение об отставке, в котором заявил: «Тщательное изучение дела Дрейфуса слишком достаточно убедило меня в его виновности, чтобы я, как глава армии, мог согласиться стать на какую-либо иную почву, кроме почвы принятого судебного решения». Вслед за Ц. вышел в отставку министр общественных работ Тиллэ (fr). Неожиданная отставка Цурлиндена сразу изменила отношение к нему всех партий. Для националистов он стал героем благородства и долга, для республиканцев — человеком, который сознательно обманул Бриссона.[1]

Немедленно после отставки Цурлиндену вернули пост военного губернатора Парижа[1].

В декабре 1898 г. Цурлинден возбудил дело по обвинению Пикара в подлоге, тоже связанном с делом Дрейфуса, и Пикар был арестован. После образования правительства Вальдек-Руссо, в июне 1899 г., одним из первых дел нового военного министра Галлифе было, вместе с освобождением Пикара, отрешение Цурлиндена от должности военного губернатора, после чего он сохранил только должность члена высшего военного совета.[1]

С 1902 года числился в резерве.

Награды

Издания

  • Мемуары о Франко-прусской войне (1904).ref>La Guerre de 1870-1871 : réflexions et souvenirs, Hachette, Paris, 1904, 350 p.
  • [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k930584c Napoléon et ses maréchaux], 1910.
  • La guerre de liberation, 1914-1918, Hachette, Paris, 1919.

Напишите отзыв о статье "Цурлинден, Эмиль"

Примечания

Ссылки

Предшественник:
Огюст Мерсье
Военный министр Франции
28 января1 ноября 1895
Преемник:
Эжен Годфруа Кавеньяк

Отрывок, характеризующий Цурлинден, Эмиль

– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.