Цфасман, Аркадий Беньяминович
Поделись знанием:
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
(перенаправлено с «Цфасман Аркадий Беньяминович»)
Аркадий Беньяминович Цфасман (род. 21 декабря 1936, пос. Копаткевичи, Петриковского района Гомельской области) — советский и российский историк, доктор исторических наук, профессор-германист. Отличник народного просвещения (1981), почетный работник высшего профессионального образования РФ (1999), действительный член Академии гуманитарных наук (с 2000 г.). Является создателем научной школы по изучению истории Германии и других стран Западной Европы в XX веке в Челябинске. Автор более 100 научных работ. Подготовил около 30 кандидатов и докторов исторических наук.
Биография
Родился в Белоруссии, в еврейской семье. После войны окончил школу в Челябинске. В 1959 г. окончил историко-филологический факультет Челябинского государственного педагогического института. Работал учителем в селе Большой Куяш Кунашакского района Челябинской области. В 1961-64 гг. учился в аспирантуре при кафедре всеобщей истории Пермского государственного университета под руководством Л. Е. Кертмана.
С 1964 г. в ЧГПИ (ныне ЧГПУ). Был ассистентом, позже — старшим преподавателем.
С 1978 г. — зав. каферой всеобщей истории.
В 1965 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Влияние рабочего движения на борьбу в лагере господствующих классов Германии в период бюловского блока (1907—1909 гг.)».
В 1979 г. защитил докторскую диссертацию на тему «Борьба рабочего класса и политика буржуазии: политическая эволюция буржуазных партий Германии в начальный период империализма (рубеж XIX—XX веков-1914 г.)».
Научное направление — политическая и культурная история Германии XX. в., история отечественной исторической науки XX в., история тоталитаризма, история и культура еврейского народа. Под руководством Цфасмана в Челябинске сложилась научная школа по изучению истории Германии и других стран Западной Европы в XX веке. Около 30 его учеников стали кандидатами и докторами исторических наук. Автор более 100 научных работ (монографий, статей, докладов).
С 2002 г. проживает в Германии.
Публикации (избранное)
Монографии
- Цфасман, А. Б.: Буржуазные партии и рабочее движение в Германии (1900—1914 гг.). — Челябинск 1975.
- Цфасман, А. Б.: Николай Михайлович Лукин. — М.: Наука, 1987 (в соавторстве с В. Дунаевским).
- Цфасман, А. Б.: Евреи в Ростоке. Очерки. / Juden in Rostock. Skizzen. Rostock 2004 (на русском и немецком языках).
- Цфасман, А. Б.: Последние свидетели Войны и Холокоста. / Die letzten Zeugen des Krieges und des Holocaust. In: Zeitgeschichte regional, Sonderheft 5. Rostock 2012.
Научные статьи
- Цфасман, А. Б.: Влияние рабочего движения на борьбу в лагере господствующих классов Германии в период бюловского блока. / Вопросы международного рабочего движения. Вып. 2. — Пермь 1963.
- Цфасман, А. Б.: Католическая партия центра и рабочий класс наконуне Первой мировой войны. / Ежегодник германской истории. 1973. М.: Наука, 1974.
- Цфасман, А. Б.: Кризис Национал-либеральной партии Германии накануне Первой мировой войны. Ежегодник германской истории. 1975. М.: Наука, 1976.
- Цфасман, А. Б.: Левый либерализм в Германии: его эволюция в начале ХХ века. / Ежегодник германской истории. 1979. М.: Наука, 1981.
- Цфасман, А. Б.: У истоков немецкого неолиберализмa: социально-политические идеи Ф. Науманна. / Классовая борьба в Германии в новейшее время. — Челябинск 1983.
- Цфасман, А. Б.: Академик Николай Михайлович Лукин. К столетию со дня рождения. / Вестник Академии наук СССР. 1985, № 7.
- Цфасман, А. Б.: Советские ученые против фальсификации германской истории (1933—1939 гг.) / Проблемы истории и историографии рабочего движения. М., 1991
- Цфасман, А. Б.: Рейхсканцлер Германии Бернгард фон Бюлов (1849—1928). / Новая и новейшая история. — 1996, № 3.
- Цфасман, А. Б.: Академик Федор Аронович Ротштейн (1871—1953). / Новая и новейшая история. — 1999, № 2 (в соавторстве с С. Г. Ткаченко).
- Цфасман, А. Б.: Вальтер Ратенау: идеи социально-экономической реорганизации общества. / Германия и Россия: события, образы, люди. — Воронеж, 1999 (в соавторстве с А. В. Молодчиком).
- Цфасман, А. Б.: Евреи Палестины и Советский Союз в годы Второй мировой войны: становление сотрудничества. Материалы Восьмой Ежегодной Международной Междисциплинарной концеренции по иудаике. Часть 1. М., 2001.
- Цфасман, А. Б.: Антифашистская публицистика Ильи Эренбурга. 1941—1945 / Германия и Россия в судьбе историка. М. 2008.
- Цфасман, А. Б.: Издательская деятельность российской эмиграции в Берлине в начале 20-х годов ХХ века. Сообщения Совместной комиссии по изучению новейшей истории российско-германских отношений. Мюнхен 2010 (на русском и немецком языках).
Напишите отзыв о статье "Цфасман, Аркадий Беньяминович"
Литература
- Цфасман, Аркадий Беньямирович / Энциклопедия Челябинский государственный педагогический университет. Челябинск, 2009, стр. 1033.
- Цфасман, Аркадий Беньяминович / Российская еврейская энциклопедия. М., 1999. Т. 5, стр. 149.
- Аркадий Беньяминович Цфасман / Энциклопедия «Челябинск». Челябинск, 2001, стр. 970.
Отрывок, характеризующий Цфасман, Аркадий Беньяминович
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
