Цыбулькин, Эдуард Кузьмич

Эдуард Кузьмич Цыбулькин
Дата рождения:	17 июня 1938(1938-06-17)
Место рождения:	Севастополь, СССР
Дата смерти:	16 сентября 2001(2001-09-16) (63 года)
Место смерти:	Санкт-Петербург
Страна:	СССР СССР Россия
Научная сфера:	педиатрия, анестезиология, реанимация
Место работы:	Санкт-Петербургская государственная педиатрическая медицинская академия
Учёная степень:	доктор медицинских наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Ленинградский педиатрический медицинский институт
Научный руководитель:	Член-корр. АМН СССР Гирей Алиевич Баиров
Известна как:	врач-педиатр, детский анестезиолог-реаниматолог, основоположник детской реаниматологической службы в Ленинграде

Цыбу́лькин Эдуа́рд Кузьми́ч (17 июня 1938, Севастополь – 16 сентября 2001, Санкт-Петербург) – российский врач-педиатр, детский анестезиолог-реаниматолог, д.м.н., профессор, организатор и первый заведующий кафедрой неотложной педиатрии факультета усовершенствования врачей Санкт-Петербургской педиатрической медицинской академии, основоположник детской реаниматологической службы в Ленинграде, главный внештатный специалист детский анестезиолог-реаниматолог Главного управления здравоохранения Ленгорисполкома, позже Комитета по здравоохранению Санкт-Петербурга. Сын капитана 1 ранга, к.т.н., доцента, заведующего (1959-1964 гг.) кафедрой радиотехнических и телекоммуникационных систем Таганрогского радиотехнического института Цыбулькина Кузьмы Васильевича.

Биография

Родился в Севастополе, в семье морского офицера Кузьмы Васильевича Цыбулькина и его жены Сары Зямовны. В раннем детстве у мальчика был диагностирован врождённый порок сердца, сопровождавшийся существенными нарушениями кровообращения. Такой порок и сам по себе не мог не оказать влияния на жизнь и нормальное развитие, а тут в довершение, когда ребёнку исполнилось три года, началась Великая Отечественная война. В эвакуации пришлось испытать и долгую дорогу в теплушке, и голод, и холод. Исключительно благодаря самоотверженным усилиям матери мальчику удалось просто выжить.

Через два года после окончания войны в связи с зачислением отца в Военно-морскую академию кораблестроения и вооружения им. А. Н. Крылова, семья переехала в Ленинград, где в 1947 г. Э. Цыбулькин пошёл во второй класс 85 мужской общеобразовательной школы. Это было учебное заведение с давней историей и богатыми традициями. До 1917 г. школа была известна как Константиновская женская гимназия, и даже спустя 30 лет после Октябрьской революции уровень образования в ней был чрезвычайно высок. Несмотря на трудности, обусловленные болезнью, Цыбулькин всегда успешно учился и пользовался искренним уважением как одноклассников, так и учителей.

В 1953 году в своей клинике Военно-медицинской академии академик П. А. Куприянов прооперировал первого больного с врождённым пороком сердца. С современной точки зрения это была простейшая операция по перевязке открытого артериального протока, но в те годы она означала рождение нового направления в науке, получившего название кардиохирургия. Эдуарду Кузьмичу требовалась куда более сложная операция, и П. А. Куприянов сделал её уже 18.03.1954 г. Хотя вначале не все подобные операции заканчивались успешно, Цыбулькину повезло. Он оказался среди первых, кто выжил после столь серьёзного вмешательства, во многом благодаря тому, что ещё долгие недели его выхаживали кардиолог, ученица М.С. Маслова — К. Ф. Ширяева и выдающийся помощник П. А. Куприянова — С. Л. Либов. С окончанием в 1956 г. школы Цыбулькин поступил в Ленинградский педиатрический медицинский институт (ЛПМИ). Как свидетельствует его близкий друг профессор Н. П. Шабалов, только вмешательство П. А. Куприянова позволило Эдуарду Кузьмичу пройти медицинскую комиссию перед сдачей документов в приёмную комиссию. В отличие от многих он с первого дня учёбы ясно представлял себе, чем будет заниматься в будущем. На собственном недавнем опыте он понял, что любая, даже самая сложная операция — это ещё не всё. Без грамотного послеоперационного лечения и выхаживания пациента успеха не будет. Именно в эти годы на базе клиники П. А. Куприянова была создана первая в СССР кафедра анестезиологии и реанимации. Возможно, это повлияло и на собственный выбор Цыбулькина. Ещё студентом младших курсов, он стал одним из самых активных участников студенческого научного общества при кафедре детской хирургии. В те годы Цыбулькин увлекся «стратегией боли» Югенара-Лабори и теорией стресса Ганса Селье. Он неоднократно выступал с докладами, опубликовал ряд статей, был удостоен премий Всесоюзных конференций студенческих научных кружков. С 1960 г. Цыбулькин совмещал учебу в институте с работой наркотизатором в детской хирургической клинике.

От клинического ординатора до организатора собственной кафедры

Окончив в 1962 г. институт, Цыбулькин был зачислен в клиническую ординатуру кафедры детской хирургии ЛПМИ. С 1959 г. ею руководил профессор Гирей Алиевич Баиров, начавший активно развивать совершенно новое направление в детской хирургии — оперативное лечение новорождённых с врождёнными пороками развития. Непосредственным руководителем Цыбулькина стала заведующая первым в Ленинграде отделением детской анестезиологии и реанимации М. А. Канаева. Под её руководством, получив на кафедре профессора Военно-медицинской академии Ю. Н. Шанина специализацию по анестезиологии-реаниматологии, Эдуард Кузьмич стал разрабатывать вопросы анестезиологического обеспечения, реанимации и интенсивной терапии новорождённых. В 1964 году с окончанием клинической ординатуры он был оставлен на кафедре детской хирургии ЛПМИ.

В 1963 г. Г. А. Баиров стал членом-корреспондентом Академии медицинских наук СССР, что позволило ему организовать собственную академическую группу. В 1967 г. на должность младшего научного сотрудника группы он пригласил Э. К. Цыбулькина. В этой должности Эдуард Кузьмич в 1968 году стал одним из организаторов первого в стране отделения реанимации на 3 койки и 12 коек интенсивной терапии для новорождённых детей с хирургической патологией.

В том же году Эдуард Кузьмич защитил кандидатскую диссертацию: «Физиологические предпосылки парентеральной жидкостной терапии в хирургии новорождённых». В ней он дал четкое патофизиологическое обоснование необходимости мониторинга функционального состояния почек и водно-электролитного баланса для детей с жизнеугрожающими состояниями с целью строгого расчёта параметров жидкостной терапии.

С 1970 года при самом непосредственном участии В. И. Гордеева и Э. К. Цыбулькина, а во многом и по их инициативе на кафедре детской хирургии ЛПМИ началось последовательное строительство анестезиолого-реаниматологического образования студентов и врачей. Сначала это был курс повышения квалификации врачей, на котором ставший в 1972 г. ассистентом кафедры детской хирургии, а с 1976 г. — доцентом, Эдуард Кузьмич вел цикл занятий. В 1986 г. Цыбулькин защитил докторскую диссертацию: «Парентеральное питание и инфузионная терапия в хирургии новорождённых». Вскоре, в 1987 г. на факультете усовершенствования врачей была создана кафедра неотложной педиатрии под его руководством. Вся эта деятельность в силу своей новизны требовала серьёзной организационной, кадровой и учебно-методической работы. Кроме того, было создано студенческое научное общество, куда пришли те студенты, которые рассматривали анестезиологию и реанимацию в качестве своей будущей профессии. К ним Эдуард Кузьмич относился с особым вниманием и теплотой, с ними связывал будущее своей специальности.

Первый опыт формирования службы реанимации детской городской многопрофильной больницы

В 1977 г. в Ленинграде была открыта Детская городская больница № 1. Это был вновь построенный хорошо оснащенный многопрофильный стационар на 600 коек, более половины из которых имели хирургический профиль. Одним из важнейших его подразделений оказалось первое в Ленинграде отделение патологии новорождённых, включавшее койки для хирургического лечения детей с врождёнными пороками развития. Главный врач Г. А. Зайцев сумел привлечь в больницу ведущих специалистов ЛПМИ. Профессор кафедры пропедевтики детских болезней И. М. Воронцов командировал сюда своих сотрудников: А. Я. Пучкову, затем Р. В. Болдырева. Неонатологию возглавил профессор Н. П. Шабалов. С кафедры детской хирургии Г. А. Баиров выделил свои лучшие силы — доцента К. Л. Дрейер для руководства всей хирургической службой, а также троих хирургов-неонатологов. Что касается Э. К. Цыбулькина, то в его задачу входила организация анестезиологической и реанимационной служб. Все эти специалисты стали основными идеологами больницы, За короткий период, практически на пустом месте они создали единый и чрезвычайно сложный организм под названием Детская городская больница № 1, которая очень быстро заняла лидирующие позиции в детском здравоохранении многомиллионного города.

В зону ответственности Э. К. Цибулькина помимо отделения анестезиологии, входили сразу три отделения реанимации: инфекционной — для инфекционно-соматических больных, хирургической — для послеоперационных больных и отделение реанимации новорождённых. Ключевые должности ведущих реаниматологов заняли воспитанники кафедры детской хирургии и ученики Эдуарда Кузьмича И. Н. Меньшугин и В. А. Любименко. Очень быстро Детская городская больница № 1 стала тем местом, где Эдуард Кузьмич с единомышленниками, постоянно внедряя новые прогрессивные технологии, апробировал свои идеи по организации единой службы детской реанимации в городе.

У истоков автоматизированной диагностической системы дистанционного наблюдения и принятия решения

С конца 70-х годов Э К. Цыбулькин в содружестве с главным педиатром Ленгорисполкома профессором И. М. Воронцовым, и специалистом в области информационных технологий в биологии и медицине профессором Е. В. Гублером, при самом непосредственном участии педиатрической подстанции скорой помощи во главе с А. М. Гусаровым, приступил к организации первого в СССР Реанимационно-консультативного центра (РКЦ). Приказом Главного управления здравоохранения исполкома Ленсовета он был официально открыт при ДГБ № 1 в 1980 г. и был призван на основе разработанных и внедренных угрозометрических шкал, дистанционно контролировать динамику течения заболевания у детей с угрожающими состояниями, находящихся в различных стационарах, где отсутствовали собственные отделения реанимации. Вскоре при участии профессора Н. П. Шабалова и В. А. Любименко Эдуардом Кузьмичом был создан аналогичный центр (РКЦН) для дистанционного наблюдения за новорождёнными в родильных домах.

При определённых обстоятельствах в больницу или родильный дом направлялась специально созданная мобильная бригада детских реаниматологов, которая оказывала помощь на месте, а по мере необходимости транспортировала пациентов в реанимационные отделения многопрофильных стационаров. В 1993 году аналогичный РКЦ Э. К. Цыбулькиным при непосредственном участии главного педиатра Ленинградской области профессора Пуриня В. И. был открыт в Ленинградской областной детской больнице, а ещё раньше (1990 г.) система РКЦН была внедрена в Свердловске .

Система РКЦ приобрела свой законченный вид с созданием в сотрудничестве с Л. Д. Мешалкиным «рабочего места врача-диспетчера» — программы дистанционного интенсивного наблюдения в автоматизированном режиме (ДИНАР). Внедрение системы РКЦ в Ленинграде позволило уже в первые годы существенно снизить показатели детской смертности. Это стало основанием для широкого распространения её по стране. Сегодня РКЦ (преимущественно РКЦН) организован более чем в 30 административных округах России.

Служба эфферентной терапии

Следующим делом Эдуарда Кузьмича стала организация в Детской городской больнице № 1 первого отделения экстракорпорального очищения крови. Собственно, начало было положено ещё в 1973 г., в стенах детской больницы им. Веры Слуцкой на 2-й Линии Васильевского острова. В тот год по инициативе Г. А. Зайцева (тогда — главного врача этой больницы), профессора Института гематологии и переливания крови Н. А. Алексеева и Э. К. Цыбулькина было открыто первое в Северо-западном регионе СССР отделение гемодиализа для детей. Заведовала отделением жена Эдуарда Кузьмича — Г. И. Цыбулькина. В 1977 г. отделение гемодиализа было переведено в ДГБ № 1, где его новым заведующим стал А. П. Гнипов.

Идею внедрения методов экстракорпоральной гемокоррекции в клиническую практику Э.К. Цыбулькин реализовал в ДГБ№1 во вновь созданной лаборатории острого гемодиализа (зав. отделением В.Ф. Серков). На базе этой лаборатории, кроме прямого назначения – проведение гемодиализа детям с острой почечной недостаточностью, было начато использование других методов гемокоррекции (гемосорбция, плазмаферез, цитаферез, ультрафиолетовое облучение крови и др.) В дальнейшем лаборатория острого гемодиализа была переименована в отделение гемосорбции, гравитационной хирургии крови (зав. отделением М.И. Абрамзон). Первая в СССР мобильная бригада гемосорбции (В. А. Однопозов), созданная по инициативе Эдуарда Кузьмича, имела возможность провести сеанс экстракорпорального очищения крови в любом стационаре города и области.

Велика заслуга Цыбулькина и его коллег в разработке технологии выхаживания больных с ожоговой травмой. Если ранее, удавалась спасти не всех детей с площадью поражения около 20 %, то с внедрением ранней некрэктомии (А. Г. Баиндурашвили) и экстракорпоральных методик стали успешно лечить детей с ожоговой поверхностью в 70 и более процентов. Одновременно на кафедре, руководимой Цыбулькиным, широко изучались методы экстракорпорального очищения при гнойно-септических заболеваниях (В. Ф. Серков, Н. Н. Каплин), гипербилирубинемии новорождённых (Л. И. Шишкина), бронхиальной астме (Т. Н. Котова).

В 80-е годы Эдуардом Кузьмичом на базе ЛенГИДУВа был организован ежемесячный семинар по эфферентным методам коррекции, ставший прообразом созданной позже под руководством профессора П. Я. Гуревича кафедры нефрологии и эфферентной терапии МАПО. Следует отметить, что в этой области у Эдуарда Кузьмича оказалось особенно много собственных разработок, приоритет на многие из которых был подтверждён авторскими свидетельствами.

Организация специализированного кардиохирургического отделения реанимации

В годы горбачёвской перестройки Э. К. Цыбулькин стоял у истоков создания первого в Ленинграде кардиохирургического отделения для лечения детей с врождёнными пороками сердца. Инициаторами этой идеи, кроме него, были ещё три человека: главный врач Детской городской больницы № 1 В. А. Морозов (в те годы депутат Верховного Совета РСФСР), профессор И. М. Воронцов и ученик академика П. А. Куприянова, профессор А. Б. Зорин. Им удалось завязать тесное сотрудничество с кардиохирургическим центром Окленда (США), в содружестве с врачами которого был дан старт международной программе «От сердца к сердцу». В рамках этой программы Эдуарду Кузьмичу с коллегами из больницы предстояло создать совершенно новое отделение — кардиореанимацию и освоить новую для себя дисциплину — перфузиологию.

Возглавил это направление в больнице ученик и единомышленник Цыбулькина — И. Н. Меньшугин. Символично, что будучи уже именитым профессором, пионером в области детской реаниматологии в Ленинграде, Эдуард Кузьмич напрямую столкнулся с необходимостью решать ту проблему, которая в детские годы едва не стоила ему жизни.

Создание сети отделений реанимации и интенсивной терапии для детей

В январе 1991 года на базе Детской городской больницы № 17 было открыто отделение реанимации и интенсивной терапии. Заведовали отделением: А. П. Кучеров, затем Н. Ю. Волков и А. М. Пулин. (А. П. Кучеров и А. М. Пулин одновременно были ассистентами кафедры Неотложной педиатрии ФУВ ЛПМИ). Работа отделения была неразрывно связана с образовательной деятельностью. На этой базе проходили обучение неонатологи и реаниматологи из разных регионов России.

С принятием в 1992 г. Россией Международной конвенции о правах ребёнка Минздрав РФ издал приказ, обязывающий выхаживать детей с массой тела более 500 г. По инициативе Эдуарда Кузьмича оказание помощи детям, рожденным с малой и экстремально малой массой тела, стало основной задачей отделения реанимации ДГБ № 17. Он принял активное участие в становлении нового отделения — обучал врачей, консультировал больных, руководил научной деятельностью. Результатом этой работы стало совершенствование технологии оказания помощи недоношенным детям и существенное снижение летальности среди этих пациентов. Так, согласно отчётным данным отделения реанимации и интенсивной терапии ДГБ № 17 в период с 1995 по 2000 г., показатель летальности в группе детей с массой тела при рождении от 1000 г. до 1500 г. снизился с 40 % до 11,6 %, а в группе детей, рожденных с массой тела до 1000 г. — с 55 % до 26 %.

Основной мотив деятельности Эдуарда Кузьмича можно определить фразой: «жизнь каждого пациента имеет исключительное значение». Но Эдуард Кузьмич учил заботиться не только о непосредственном спасении жизни больного. Он считал необходимым изучать влияние технологий реанимации и интенсивной терапии на последующее качество жизни пациентов, оценивать отдалённую безопасность методов ургентной терапии. Эта идея была реализована им совместно с доцентом кафедры психоневрологии Л. А. Фёдоровой путём внедрения в стационаре системы реабилитации послереанимационных больных.

В те же годы с участием Э. К. Цыбулькина были созданы отделения реанимации и интенсивной терапии в детских городских больницах № 4 и № 22 в г. Колпино.

Еще одной службой реанимации и интенсивной терапии, которая была организована по проекту Эдуарда Кузьмича, стало отделение во вновь построенной в 1996 г. Детской инфекционной больнице № 5 им. Н. Ф. Филатова. В этом многопрофильном стационаре на 650 мест, половина коек имела хирургический профиль, что потребовало отделения реанимации, ориентированного как на послеоперационных больных, так и на инфекционных, в том числе с летучими инфекциями. Специально для этой больницы на кафедре Э.К. Цыбулькина была подготовлена группа врачей-реаниматологов.

Вспышка давно забытой в Санкт-Петербурге дифтерии в 1995—1996 гг. стала основанием для реформирования отделения реанимации и интенсивной терапии Института детских инфекций (НИИДИ), который имел статус медицинского учреждения федерального подчинения. Здесь Э. К. Цыбулькин активно участвовал в организации помощи больным дифтерией. Предложенная им схема лечения позволила спасти жизнь практически всем пациентам.

В результате неутомимой деятельности Эдуарда Кузьмича заведующим кафедрой неотложной педиатрии Педиатрического института и главным внештатным специалистом детского анестезиолога-реаниматолога, к середине 90-х годов в Санкт-Петербурге была создана целая сеть отделений реанимации и интенсивной терапии при детских стационарах, а также запущен процесс создания отделений и палат интенсивной терапии для новорождённых при родильных домах. Кроме того, был налажена стройная система подготовки и переподготовки врачей — детских анестезиологов-реаниматологов в рамках интернатуры, клинической ординатуры и циклов повышения квалификации. Такая разветвленная система с каждым годом увеличивала нагрузку на её автора и главного вдохновителя. Ежедневные консультации реанимационных больных в разных больницах, преподавательская работа, встречи с диссертантами (под руководством Цыбулькина защищены 21 кандидатская и 1 докторская диссертации), работа над рукописями научных статей - все это отнимало массу сил. С годами к проблемам с сердцем присоединилось новое заболевание, которое неуклонно прогрессировало. Оно и стало причиной смерти Эдуарда Кузьмича, последовавшей 16 сентября 2001 г. Ему было всего 63 года.

Похоронен профессор Эдуард Кузьмич Цыбулькин на Кузьмоловском кладбище Санкт-Петербурга.

Семья

• Жена: Галина Ивановна Цыбулькина (ур. Калашникова) – к.м.н., доцент кафедры детских болезней № 2 СПбГПМА.

На протяжении всей творческой жизни, Эдуард Кузьмич испытывал серьезные ограничения, обусловленные заболеванием. Только постоянная забота и поддержка Г.И. Цыбулькиной как дома, так и на работе позволяли ему выдерживать всю титаническую нагрузку, которую он взвалил на себя.

• Сын: Илья Эдуардович – врач-реаниматолог;
• Дочь: Екатерина Эдуардовна – врач-эндокринолог;
• Семеро внуков.

Библиография

Э.К. Цыбулькин является автором более 140 научных трудов, в том числе — 11-ти монографий.

• Баиров Г. А., Парнес Д. И., Цыбулькин Э. К. Послеоперационный парез кишечника как реанимационная проблема // Вести, хир., 1974., № 6. – С. 153.
• Папаян А. В., Цыбулькин Э. К. Острые токсикозы в раннем детском возрасте. – 2-е изд., перераб. и доп. — JL: Медицина, 1984. – 232 с.
• Цыбулькин Э. К., Гусаров А. М., Юрьев В. В. и др. Неотложная помощь в педиатрии: рук. для врачей-педиатров скорой помощи / Под ред. Э.К. Цыбулькина. – Л. : Медицина, 1987. – 351 с.
• Машанский В. Ф.; Лебский В. К.; Цыбулькин Э. К.; Штильбанс В. И. Структура поверхности эритроцитов в сгустке при гемолитической болезни новорождённых.//Лаб. дело., 1989., №2. – С. 20-22.
• Цыбулькин Э. А., Горенштейн А. И., Матвеев Ю. В., Неволин-Лопатин М. И. Опасности пункции и длительной катетеризации подключичной вены у детей / Педиатрия. – 1976. - № 12. – С. 51-56.
• Гусель В. А., Хаджидис А. К., Цыбулькин Э. К. Влияние дофамина на гемодинамику при гиподинамической форме сердечной недостаточности у новорождённых детей.//Вопр. охраны материнства и детства., 1990., №1 – С. 17-20.
• Даминов Т. А., Цыбулькин Э. К., Фишелев Г. И., Шамсиев Ф. С.; Шерматов К. С. Клинико-патогенетические аспекты инфекционного токсикоза у детей раннего возраста, вызванного острыми пневмониями.//Педитрия., 1991., №6 – С. 28-31.
• Цыбулькин Э. К., Беляев В. Л., Меньшугин И. Н., Нишева Е. С. Лечение перфузией через донорскую свиную селезенку септических состояний у детей.//Анестезиология и реаниматология., 1991., №2 : – С. 35-37.
• Шабалов Н. П., Цыбулькин Э. К., Любименко В. А. Первичная помощь новорождённому при асфиксии.//Педиатрия., 1993., №4 – С. 86-92.
• Папаян А. В., Цыбулькин Э. К. Острые токсикозы в раннем детском возрасте. – Л.: Медицина, 1994. – 280 с.
• Цыбулькин Э. К. Угрожающие состояния у детей: Экстренная врачебная помощь. – СПб. : СпецЛит, 1994. – 197 с.
• Поляков С. З., Цыбулькин Э. К., Басин Б. Я., Воинов В. А., Зеликсон Б. М. Применение мембранного плазмафереза в реанимационной практике в неонатологии.//Эфферентная терапия., 1995., Т.1, №2. – С. 49-52.
• Цыбулькин Э. К., Кучеров А. П. Определение перспективности реанимационных усилий у новорождённых.//Педиатрия., 1995., №1. – С. 96-98.
• Иванова В. В.; Тихомирова О. В.; Курбатова Г. П.; Цыбулькин Э. К.; Сиземов А. Н.; Аксенов О. А.; Родионова О. В.; Сергеев Н. А.; Маркина О. А. Принципы лечения различных форм дифтерии у детей.//Педиатрия., 1996., №3 – С. 35-39.
• Цыбулькин Э. К., Мешалкин Л. Д. Bayesian Belief Networks and patient treatment. In Computational Learning and Probabilistic Reasoning, editor A.Gammerman, Chapter 11, 1996, John Wiley & Sons, 185-197
• Баиров Г. А., Цыбулькин Э. К., Тихомиров В. Д. «Срочная хирургия детей».: рук. для врачей. – СПб. : Питер Пресс, 1997. – 462 с.
• Цыбулькин Э. К. Неотложная педиатрия в алгоритмах. – СПб.: Питер Ком, 1998. – 224 с.
• Маркова И. В., Афанасьев В. В., Цыбулькин Э. К., Неженцев М. В. Клиническая токсикология детей и подростков. - Ч.1. – СПб.: Интермедика, 1998. – 303 с.
• Маркова И. В., Афанасьев В. В., Цыбулькин Э. К. Клиническая токсикология детей и подростков. - Ч.2. – СПб.: Интермедика, 1999. – 401 с.
• Поляков С. З.; Цыбулькин Э. К.; Басин Б. Я.; Воинов В. А.; Зеликсон Б. М. Современное лечение детей с бронхиальной астмой в остром приступе, астматическом статусе на догоспитальном этапе и в приёмном отделении стационара.//Аллергология., 1999., №2. – С. 42-49.
• Цыбулькин Э. К.; Розенберг О. А.; Сейлиев А. А.; Волчков В. А.; Зайцева Н. В.; Кузьменко И. Г.; Лошакова Л. В.; Пелогиевская З. И.; Портнягин И. В.; Шефер С. П.; Шульга А. Э. Наш опыт применения отечественного препарата лёгочного сурфактанта для лечения синдрома острого повреждения лёгких и тяжёлых пневмоний у детей.//Анестезиология и реаниматология., 1999., №2. – С. 61-65.
• Цыбулькин Э. К. Угрожающие состояния у детей. – СПб: СпецЛит., 1999. – 216 с.
• Цыбулькин Э. К. Несчастные случаи у детей (Первая врачебная помощь). – Ростов-на-Дону: "Феникс”, 1999. – 256 с.
• Пулин А. М., Цыбулькин Э. К. Принципы реанимации глубоко недоношенных детей // Материалы Российского конгресса (2001): Педиатрическая анестезиология, реаниматология и интенсивная терапия., 2001. – С. 174.
• Цыбулькин Э.К. Федорова Л.А., Пулин А.М. Программа, направленная на улучшение качества жизни недоношенных детей с низкой и экстремально низкой массой тела при рождении // Материалы 5-го международного Украинско-Баварского симпозиума «Медико-социальная реабилитация детей с органическими поражениями нервной системы». Киев. 11-14 октября 2001 г. С. 197-200.
• Цыбулькин Э. К., Егоров В. М., Казаков Д. П., Ломовских В. Е. Реанимационно-консультативный центр двадцать лет спустя // Материалы Российского конгресса (2001): Педиатрическая анестезиология, реаниматология и интенсивная терапия., 2001. – С. 230.
• Цыбулькин Э. К., Розенберг О. А., Антонов А. Г., Евсюкова И. И., Казаков Д. П., Миленин О. Б., Пулин А. М., Рознер Г. О., Романенко В. А., Русанов С. Ю., Рюмина И. И., Уваров А. А., Шефер С. П. Многоцентровое исследование эффективности сурфактантов HL и BL при респираторном дисстрес синдроме новорождённых (РДСН) и остром повреждении лёгких (ОПЛ) у детей // Материалы Российского конгресса (2001): Педиатрическая анестезиология, реаниматология и интенсивная терапия., 2001. – С. 231.
• Цыбулькин Э. К., Ломовских В. Е., Казаков Д. П. Реанимационно-консультативный центр вчера, сегодня, завтра // Материалы Российского конгресса (2001): Педиатрическая анестезиология, реаниматология и интенсивная терапия., 2001. – С. 231.
• Цыбулькин Э. К. Сепсис в свете современных иммунологических воззрений. – СПб: Любавич, 2002. – 67 с.
• Цыбулькин Э. К. Угрожающие состояния у детей: Экстренная врачебная помощь: Справочник - 3-е изд., испр. и доп. – СПб. : СпецЛит, 2003. – 222 с.
• Цыбулькин Э. К. Угрожающие состояния в педиатрии. Экстренная врачебная помощь. – М.: ГЭОТАР-Медиа, 2007. – 224 с.
• Цыбулькин Э. К. Неотложная педиатрия в алгоритмах. – М.: ГЭОТАР-Медиа, 2007. – 165 с.
• Цыбулькин Э. К. Неотложная педиатрия. Алгоритмы диагностики и лечения. – М.: ГЭОТАР-Медиа, 2012. – 160 с.

Литература

• [www.airspb.ru/kaf_fpk.shtml История кафедры анестезиологии-реаниматологии и неотложной педиатрии ФПК и ПП.]
• [www.airspb.ru/cibulkin.shtml Акимова С. Л. Он был бессменным главным. Профессор Э. К. Цыбулькин.] ( С.Л. Акимова).
• [www.airspb.ru/c_tez_1.shtml Шабалов Н.П., Пулин А.М. Потребность быть нужным.] (Н.П. Шабалов, А.М. Пулин).
• [www.airspb.ru/c_tez_2.shtml Гордеев В.И., Александрович Ю.С., Погорельчук В.В. История и пути развития детской анестезиологии-реаниматологии в Санкт-Петербурге и России. Роль Э. К. Цыбулькина].
• Цыбулькин Эдуард Кузьмич // К 75-летию Санкт-Петербургской Государственной Педиатрической Медицинской Академии 1925 – 2000. Биографии - СПб: 2000. - 399 с.

См. также

Санкт-Петербургское отделение Союза педиатров России

Отрывок, характеризующий Цыбулькин, Эдуард Кузьмич

Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.