Цыбутович, Ксения Геннадьевна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Цыбутович Ксения Геннадьевна»)
Перейти к: навигация, поиск
Ксения Цыбутович
Общая информация
Полное имя Ксения Геннадьевна Цыбутович
Родилась 26 июня 1987(1987-06-26) (36 лет)
Москва, СССР
Гражданство Россия
Рост 175 см
Вес 65 кг
Позиция защитник
Информация о клубе
Клуб Рязань-ВДВ
Номер 19
Карьера
Клубная карьера*
1997 Русь (Москва)
? Спартак (Москва)
2002—2004 Чертаново
2004—2005 Спартак (Москва)
2006—2008 Россиянка
2009—2012 Звезда-2005 61 (5)
2012—н.в. Рязань-ВДВ 59 (9)
Национальная сборная**
2003—? Россия (мол.)
2005—н.в.  Россия 45 (1)
Международные медали
Универсиады
Серебро Кванджу 2015 футбол

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 12 июля 2015.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Ксения Геннадьевна Цыбутович (родилась 26 июня 1987 года) — российская футболистка, защитник команды «Рязань-ВДВ» и сборной России. В футболе с 1997 года, первая команда «Русь» (Москва), первый тренер Славнов Е. М.





Достижения

Командные

Личные

Статистика

Напишите отзыв о статье "Цыбутович, Ксения Геннадьевна"

Ссылки

  • [www.rfs.ru/national_team/woman/women_national_team/contains/13722.html Профиль Ксении Цыбутович на официальном сайте РФС]
  • [www.womenfootball.ru/players/tsybutovich_ksenia.html Профиль Ксении Цыбутович на сайте www.womenfootball.ru]


Отрывок, характеризующий Цыбутович, Ксения Геннадьевна

Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.