Сэцэн-хан

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Цэцэн-хан»)
Перейти к: навигация, поиск

Сэцэ́н-хан — титул младшей ветви потомков Гэрэсэндзэ от его сына Амина, получившего уделы (монг. отог) Хурээ и Цоохор. Вместе с другими потомками Гэрэсэндзэ, носившими титулы ханов Дзасагту и Тушэту, правили в Халхе.

Аймак Сэцэн-ханов располагался в восточной части Халхи. В 1633 году правители аймака приняли ханский титул. В 1636 потерпели сокрушительное поражение от империи Цин, в результате чего аймак длительное время переживал упадок, а династия Сэцэн-ханов утратила самостоятельное влияние на дела Халхи, ориентируясь в своей политике на Тушэту-ханов. В 1688 вместе с другими халхасскими ханами перешли в подданство империи Цин. В мае 1691 года на Долоннорском съезде принесли присягу императору Канси, после чего наследственная власть Сэцэн-ханов над их аймаком закончилась. Как наиболее лояльная маньчжурам династия, Сэцэн-ханы сохранили ханский титул, однако их власть распространялась только на собственный хошун. Власть же в аймаке перешла к собранию родовых представителей — чуулгану, во главе с даргой. Чуулган аймака собирался в местности Хэрлэнбарс хото. Несмотря на то, что на вакантную должность дарги чаще всего назначались совершеннолетние Сэцэн-ханы, в своём ханстве они превратились в primi inter pares («первые среди равных»).





Административное деление аймака Сэцэн-ханов

Название хошуна Год образования Количество сум Титул дзасага Первый владетель Династическая связь
Сэцэн ханы хошуу 1691 2 хан Сономдорж сын Илдэнравдана
Зуун гарын дундад хошуу 1691 2 доро-и цзюньван Намжил сын Норбо
1755 хошо-и циньван Байаршид сын Доржжида, сына Намжила
Дундад баруун хошуу 1691 4 гуса-и бэйсэ Пунцукилдэн сын Норбо
1696 доро-и цзюньван Пунцукилдэн сын Норбо
Баруун гарын дундад хошуу 1691 1 доро-и бэйлэ Цэвтан сын Дамбы, сына Бадмадши, сына Шолоя
Дундад адаг хошуу 1691 3 гуса-и бэйсэ Дарь сын Мажарилдэна, сына Шолоя
Дундад зуун хошуу 1691 2,5 гуса-и бэйсэ Бодьжав сын Шолоя
Зуун гарын омнод хошуу 1691 1,5 тушээ гун Цэвтэн сын Гармы, сына Бумбы, сына Шолоя
Дундад хойт хошуу 1691 1,5 туслагч гун Цэвтэн сын Шолоя
Дундад омнод хошуу 1691 5 тэргуун зэргийн тайж Ананд сын Шолоя
Баруун гарын омнод хошуу 1691 1,5 тэргуун зэргийн тайж Цэрэндаш сын Зайсана, сына Лавира, сына Шолоя
Зуун гарын хойт хошуу 1691 2,5 тэргуун зэргийн тайж Цэрэндаш сын Данжина, сына Цосхива, сына Шолоя
Баруун гарын хойт хошуу 1691 3 тэргуун зэргийн тайж Гуржав сын Данжина, сына Цосхива, сына Шолоя
Дундад адгийн дэд хошуу 1695 1,5 тэргуун зэргийн тайж Туулай сын Мэргэна, сына Бабы
Дундад зуун омнод хошуу 1697 1 тэргуун зэргийн тайж Гонцог сын Данжина, сына Ананда, сына Шолоя
Дундад баруун хойт хошуу 1697 0,5 тэргуун зэргийн тайж Лувсан сын Дайчина, сына Бабы
Зуун гарын зуун хошуу 1701 1,5 тэргуун зэргийн тайж Эрдэнэ сын Норбо
Зуун гарын баруун хошуу 1701 1 тэргуун зэргийн тайж Цойжамс сын Норбо
Баруун гарын зуун хошуу 1701 0,5 тэргуун зэргийн тайж Гэндэн сын Норбо
Зуун гарын хойт адаг хошуу 1711 1,5 тэргуун зэргийн тайж Дорждаш сын Данжина, сына Цосхива, сына Шолоя
Баруун гарын дундад баруун хошуу 1712 1,5 туслагч гун Цэрэнванбу сын Цэвэна, сына Бадмадши, сына Шолоя
Баруун гарын дундад зуун хошуу 1713 1 тэргуун зэргийн тайж Цойжир сын Цэрэндаша, сына Цабура, сына Шолоя
Дундад адгийн баруун хошуу 1735 1 тэргуун зэргийн тайж Ванжилжав сын Норбо


Сэцэн-ханы

Дзасаки хошуна Зуун гарын дундад


Дзасаки хошуна Дундад баруун


См. также

Напишите отзыв о статье "Сэцэн-хан"

Ссылки

  • [forum.eurasica.ru/lofiversion/index.php/t2510-50.html Были ли мусульманами Тогустэмур (Ахмуд) и его сын Элбэг (Ахмад)]

Литература

  • Ермаченко И. С. Политика маньчжурской династии Цин в Южной и Северной Монголии в XVII в. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1974—196 с
  • История Монгольской народной республики. Изд. 3-е. — М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1983—660 с
  • История Эрдэни-дзу. Факсимиле рукописи / Пер. с монг., введ., комм. и прил. А. Д. Цендиной. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1999. — 255 с ISBN 5-02-018056-4
  • Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание») / Пер. с монг., введ., комм. и прил. Н. П. Шастиной. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1973—439 с
  • Скрынникова Т. Д. Ламаистская церковь и государство. Внешняя Монголия. XVI — начало XX века. — Новосибирск.: Наука. Сиб. отд-ние, 1988. — 104 с ISBN 5-02-029353-9
  • Цааджин Бичиг («Монгольское уложение»): Цинское законодательство для монголов 1627—1694 гг. Монгольский текст. Введ., транслитерация монг. текста, пер. и комм. С. Д. Дылыкова. М., 1998
  • Шара туджи: Монгольская летопись XVII века. Сводный текст, пер., введ. и прим. Н. П. Шастиной. М.; Л., 1957.

Отрывок, характеризующий Сэцэн-хан

– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.