Цеге-фон-Мантейфели

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Цёге-фон-Мантейфель»)
Перейти к: навигация, поиск
Цеге-фон-Мантейфели
нем. Zoege von Manteuffel


Описание герба: см. текст >>>

Титул:

бароны, графы

Место происхождения:

Померания


Подданство:
Курляндия и Семигалия
Королевство Швеция
Российская империя
Священная Римская империя
Германская империя

Це́ге-фон-Манте́йфели (нем. Zoege von Manteuffel) — прибалтийский немецкий баронский род.





История

Происходит из Померании и восходит к 1226 году. Род баронов Цеге фон Мантейфель был внесен в матрикул курляндского дворянства 17 октября 1620 года.

Грамотой Шведского короля Густава III, от 1772 года, шведский посланник в Берлине, генерал-лейтенант, Оттон-Яков Цеге фон Мантейфель возведен, с нисходящим его потомством, в баронское королевства Шведского достоинство.

Определениями Правительствующего Сената, от 10 июня 1853 и 28 февраля 1862 годов, за курляндской дворянской фамилией Цеге фон Мантейфель признан баронский титул. Определением Правительствующего Сената, от 4 октября 1854 года, утвержден в баронском достоинстве гвардии поручик Николай Георгиевич Цеге фон Мантейфель.

Грамотой Римского Императора Франца I, от 27 (16) aпреля 1759 года, старший ландрат Эстляндии Готгард Иоганн Андреевич Цеге фон Мантейфель (1690—1763) возведён, с нисходящим его потомством, в графское Римской империи достоинство. На принятие означенного достоинства и пользование им в России последовало, 15 марта 1762 годa, Высочайшее соизволение.

Описание герба

В серебряном поле чёрный двуглавый под двумя золотыми коронами орёл с золотым вооружением, сидящий на пониженном червлёном поясе и сопровождаемый в оконечности лазоревым поясом.

Щит увенчан коронованным шлемом. Нашлемник: чёрные распростёртые орлиные крылья, обремененные каждое червлёной и лазоревой перевязями, положенными поперёк крыла. Намёт: чёрный, подложенный серебром.

Представители рода

Напишите отзыв о статье "Цеге-фон-Мантейфели"

Литература

Отрывок, характеризующий Цеге-фон-Мантейфели

Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».