Чабукиани, Вахтанг Михайлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Чабукиани Вахтанг Михайлович»)
Перейти к: навигация, поиск
Вахтанг Чабукиани
ვახტანგ ჭაბუკიანი
Имя при рождении:

Вахтанг Михайлович Чабукиани

Дата рождения:

27 февраля (12 марта) 1910(1910-03-12)

Место рождения:

Тифлис, Российская империя

Дата смерти:

6 апреля 1992(1992-04-06) (82 года)

Место смерти:

Тбилиси, Грузия

Профессия:

артист балета, балетмейстер, хореограф, балетный педагог

Гражданство:

СССР СССР

Театр:

ЛАТОБ имени С. М. Кирова, Грузинский ТОБ им. Палиашвили

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Вахта́нг Миха́йлович Чабукиа́ни (груз. ვახტანგ ჭაბუკიანი; 1910 — 1992) — советский грузинский артист балета, хореограф, балетмейстер, педагог.

Герой Социалистического Труда (1990). Народный артист СССР (1950)[1]. Лауреат Ленинской премии (1958) и трёх Сталинских премий (1941, 1948, 1951).





Биография

Родился 27 февраля (12 марта) 1910 года в Тифлисе, ныне — Тбилиси, в бедной семье, где отец был плотником, а мать белошвейкой. Работая учеником в ремесленной мастерской Марии Шевалье, изготавливавшую игрушки, и разнося заказы, Вахтанг попал в балетную школу под руководством Марии Перини. По настоянию мальчика отец отдал его на обучение в эту школу[2].

С 1924 года, после окончания Государственной балетной школы при Тбилисском театре оперы и балета (ныне Тбилисское хореографическое училище) у М. И. Перини, начал работать в Тбилисском театре оперы и балета им. З. Палиашвили.

В 1926 году поступил в Ленинградский хореографический техникум (ныне Академия русского балета им. А. Я. Вагановой) (педагоги В. А. Семёнов, В. И. Пономарёв, А. В. Ширяев), по окончании которого, с 1929 по 1941 год — артист балета Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова (ныне Мариинский театр). В этом театре дебютировал как балетмейстер.

В ноябре 1933 года вмecтe c балериной Т. Вечесловой был в гастрольной поездкe в США, гдe дал свыше тридцати концертов.

С 1941 года жил в Тбилиси, где до 1973 года руководил балетной труппой Тбилисского театра оперы и балета им. Палиашвили. Выступал как танцовщик до 1968 года.

С 1933 года гастролировал за рубежом (США (1933, 1934, 1964), Италия (1934), Иран (1942), страны Латинской Америки (1958), Австрия (1958) и др.). Ставил спектакли в Японии, Иране, Венгрии.

В 1950—1973 годах — директор Тбилисского хореографического училища (ныне — имени В. Чабукиани) и преподаватель классического танеца в старших классах (с 1982 — главный консультант). В 1965—1970 годах возглавлял балетмейстерское отделение Театрального института имени Ш.Руставели (Тбилиси). Воспитал плеяду талантливых артистов: В. Цигнадзе, З. Кикалейшвили, И. Алексидзе, Е. Геловани, А. Церетели, Р.Магалашвили, Т. Санадзе, В. Гунашвили, Э. Чабукиани и многие другие.

Депутат ВС СССР 5 созыва (1958—1962)[1].

Умер 6 апреля 1992 года. Похоронен в Пантеоне деятелей грузинской культуры на горе Мтацминда.

Награды и звания

Творчество

Ленинградский театр оперы и балета

Партии

Постановки

  • 1938 — «Сердце гор» А. Баланчивадзе
  • 1939 — «Лауренсия» А. Крейна
  • 1955 — «Лауренсия» А. Крейна
  • 1960 — «Отелло» А. Мачавариани

Грузинский театр оперы и балета им. Палиашвили

Партии

Постановки

Большой театр

Постановки

  • 1956 — «Лауренсия» А. Крейна

Фильмография

Роли

  • 1940 — Концерт на экране (фильм-спектакль) — танцует в номерах «Баядерка», «Сердце гор»
  • 1941 — Киноконцерт 1941 года
  • 1944 — Щит Джургая — всадник
  • 1953 — Мастера русского балета (фильм-спектакль) — Филипп (сцены из балета «Пламя Парижа»)
  • 1955 — Мастера грузинского балета (фильм-спектакль) — Фрондозо, Автандил, Варази
  • 1960 — Венецианский мавр (фильм-спектакль) — Отелло

Режиссёр и сценарист

Участие в фильмах

  • 1958 — Королева Бельгии Елизавета в Советском Союзе (документальный)

Память

  • Тбилисское хореографическое училище носит имя балетмейстера.
  • В декабре 2005 года грузинская почта выпустила серию из двух марок «Грузинский балет». На первой марке  (Михель #488) изображена советская грузинская балерина, народная артистка Грузинской ССР Вера Цигнадзе, на второй  (Михель #489) — Вахтанг Чабукиани.
Почтовые марки Грузии «Грузинский балет» (2005)
40 лари — Вера Цигнадзе, 50 лари — Вахтанг Чабукиани

Напишите отзыв о статье "Чабукиани, Вахтанг Михайлович"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 Большая Советская Энциклопедия. Гл. ред. А. М. Прохоров, 3-е изд. Т. 28. Франкфурт — Чага. 1978. 616 стр., илл.; 32 л. илл. и карт.
  2. ↑ Бочарникова Элла Викторовна, Иноземцева Галина Викторовна, «Тем, кто любит балет» М.: «Русский язык». 1979, 264 с, илл.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11378 Чабукиани, Вахтанг Михайлович]. Сайт «Герои Страны».

  • [www.florida-rus.com/archive-text/11-01volovich.htm Город у Мтацминды. Вахтанг Чабукиани. Журнал «Флорида» — 2001]
  • [gallery-mt.narod.ru/pages-b/chabukiani.html Фотогалерея В. Чабукиани на сайте «Мастера музыкального театра»]
  • [burusi.wordpress.com/2009/10/05/vakhtang-chabukiani-4/ В. Чабукиани на сайте «Burusi»]
  • [burusi.wordpress.com/2009/07/26/chabukiani/ Фотографии В. Чабукиани и В. Цигнадзе в балете «Отелло»]

Отрывок, характеризующий Чабукиани, Вахтанг Михайлович

Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Чабукиани,_Вахтанг_Михайлович&oldid=78674718»