Чадыр-Лунгский район

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Чадыр-Лунгский район
Raionul Ceadîr-Lunga
Страна

СССР
Молдавия (с 1991)

Статус

район

Входит в

МССР (до 1991 года)

Административный центр

Чадыр-Лунга

Дата образования

1940—1995

Официальный язык

русский
молдавский

Часовой пояс

MSK (UTC+3)
MSK–1 (UTC+2)

Код автом. номеров

CG XX YYY

Чады́р-Лу́нгский райо́н (молд. Raionul Ceadîr-Lunga) — административно-территориальная единица Молдавской ССР и Республики Молдова, существовавшая с 11 ноября 1940 года по 22 июля 1995 года.



История

Как и большинство районов Молдавской ССР, образован 11 ноября 1940 года, центр — село Чадыр-Лунга. До 16 октября 1949 года находился в составе Кагульского уезда, после упразднения уездного деления перешёл в непосредственное республиканское подчинение.

С 31 января 1952 года по 15 июня 1953 года район входил в состав Кагульского округа, после упразднения окружного деления вновь перешёл в непосредственное республиканское подчинение.

9 января 1956 года в состав Чадыр-Лунгского района передана треть территории упраздняемого Кангазского района.

25 декабря 1962 года в состав Чадыр-Лунгского района передана часть территории упраздняемого Тараклийского района, однако при восстановлении Тараклийского района почти все эти территории были возвращены последнему.

В 19911994 годах район номинально являлся частью Республики Молдова, но фактически находился на территории самопровозглашённой Республики Гагаузия.

В 1994 году Республика Гагаузия была возвращена в состав Молдавии на правах широкой автономии, а 22 июля 1995 года, в соответствии с Законом № 563-XIII, официально оформлена в качестве автономного территориального образования Гагаузия. Тогда же территория района с незначительными изменениями (в состав района передано одно село Бессарабского (Кириет-Лунга) и одно село Тараклийского (Копчак) районов, в свою очередь из Чадыр-Лунгского района переданы три села (Валя-Пержей, Кортен и Твардица) в Тараклийский район Молдавии) была передана в состав Гагаузии, где образовала Чадыр-Лунгский округ (долай).

Населённые пункты

До образования АТО Гагаузия в состав Чадыр-Лунгского района входили:[1][2]

Село (коммуна) Название села
в русской транскрипции
Название села
в румынской транскрипции
Традиционное название
в Российской Империи и СССР
1 Баурчи Баурчи Baurci Баурчи
2 Бешгёз Бешгёз Beșghioz Бешгиоз
3 Валя Пержей[3] Валя Пержей Valea Perjei Валя Пержей
4 Гайдар Гайдар Gaidar Гайдар
5 Жолтай Жолтай Joltai Джолтай
6 Казаклия Казаклия Cazaclia Казаклия
7 Кортен[3] Кортен Corten Кортен
8 Твардица[3] Твардица Tvardiţa Твардица
9 Томай Томай Tomai Томай

Напишите отзыв о статье "Чадыр-Лунгский район"

Примечания

  1. [lex.justice.md/index.php?action=view&view=doc&lang=2&id=310874 ЗАКОН Nr. 306 об административно-территориальном устройстве Республики Молдова от 07.12.1994]
  2. [lex.justice.md/index.php?action=view&view=doc&lang=1&id=311902 LEGE Nr. 563 din 22.07.1995 pentru modificarea şi completarea Legii privind organizarea administrativ-teritorială a Republicii Moldova şi privind unele măsuri legate de formarea Găgăuziei]
  3. 1 2 3 Село передано в Тараклийский район


Отрывок, характеризующий Чадыр-Лунгский район

В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.