Чайка (лодка)

Чайка — беспалубный плоскодонный чёлн запорожских казаков XVI — XVII века, в виде огромной выдолбленной колоды, по бортам обшитой досками.

Длина около 18 метров, ширина 3,6 метра и высота бортов 1,6 метра. Снаружи бортов для увеличения остойчивости и плавучести крепился камышовый пояс (снопы, (фашины)) диаметром около 60 сантиметров. Такой «Спасательный круг» часто помогал казакам прятаться от вражеских судов — в случае опасности «чайка» загонялась в плавни и утапливалась, при этом благодаря фашинам лодка получала нейтральную плавучесть, то есть держалась на плаву в затопленном состоянии. Судно имело поперечные переборки и скамьи, мачту с парусом, 10 — 15 пар вёсел, носовой и кормовой рули, вмещал до 70 человек. Вооружение 4 — 6 фальконетов (пушки калибром 30 мм). На борту имелся достаточный для длительных морских походов запас оружия и провианта.

Вместе с «чайками» казаки использовали и другие лодки, как речные, так и морские, и с другими названиями: дубы (их делали из дуба) и байдаки.

Происхождение названия

Существуют несколько версий происхождения названия «чайка»:

1. Название происходит от изменённого слова тур. šaika — лодка.
2. Название происходит от птицы чайки и подчеркивает легкость, быстроходность и манёвренность лодки.
3. «Чайка» происходит от татарского слова «каик» «чаик», то есть «круглая лодка».
4. Название пошло от старорусского названия мелкого судна «шайка», которое широко применялось ушкуйниками (из-за разбойничих повадок ушкуйников название корабля перенесли и на его команду).

Конструкция

Основой построения чаек был киль длиной около 15 метров, который изготавливался из липы, вербы или дуба. На его основе возводился корпус — ставились шпангоуты и наращивались борта до тех пор, пока чайка не достигала 20 метров в длину и 3,6 метра в ширину (при высоте около 1,6 метров). Борт делали из сосновых досок длиной от 320 до 380 см. Доски очень плотно прибивались одна на другую. Вёсельное вооружение чайки обычно составляло 10 — 15 пар вёсел. Примечательно, что на чайках обычно устанавливалось два руля — спереди и сзади. Это многократно ускоряло манёвренность и разворот, так как для смены курса на противоположный достаточно было лишь начать грести в другом направлении.

Палуба на чайках отсутствовала. Для гребцов внутри лодки сооружались скамьи (из расчёта два человека на весло). Снаружи лодка с помощью древесины из липового лыка^{[уточнить]} или дикой вишни обвязывалась снопами камыша. Обвязка резко повышала плавучесть лодки, позволяя ей оставаться на плаву даже будучи заполненной водой. Также вязки камыша защищали экипаж от низколетящих пуль, выполняли роль буфера при швартовании.

Парусное вооружение использовалось лишь в качестве дополнительного движителя. Мачту и парус ставили лишь при благоприятном ветре. Наличие складной мачты позволяло чайке быть очень незаметной в случае засады или при подкрадывании к противнику.

Существуют упоминания о том, что чайки использовались как некий прообраз подводных лодок — команда переворачивала лодку вверх днищем, пряталась под неё, и в таком положении незаметно подкрадывалась к противнику. Также в 1820 году французский морской историк Монжери в книге «О подводном мореплавании и войне» утверждал:

Запорожские казаки пользовались гребными судами, способными погружаться под воду, преодолевая большие расстояния, а затем, поднявшись на поверхность моря, уходили в обратном направлении под парусами.

Исследователи сходятся во мнениях что описанное является преувеличением, и судя по всему казаки просто переворачивали лодки и укрывались под ними для незаметного подкрадывания к противнику.

Тактика морской войны казаков на чайках

В 1634 году доминиканский аббат Эмиллио Дасколи из Каффы в «Описании Черного моря и Тартарии» описывал применение чаек так:

.. и по настоящее время до 30, 40 и 50-ти челнов спускаются ежегодно в море и в битвах причиняют столь жестокий вред, что берега Черного моря стали совсем необитаемы, за исключением некоторых мест, защищенных крепостями. На море ни один корабль, как бы он ни был велик и хорошо вооружен, не находится в безопасности, если, к несчастью, встретится с «чайками», особенно в тихую погоду.
Казаки так отважны, что не только при равных силах, но и двадцатью «чайками» не боятся тридцати галер падишаха, как это видно ежегодно на деле.

Чайки в походах и сражениях

Чайки широко использовались запорожскими казаками для быстрого нападения на врагов и столь же быстрого отступления. Известны случаи длительных походов вплоть до берегов Босфора:

• В 1515 году на 32 чайках запорожские казаки совершили набег на Очаков.
• В 1556 году на чайках казаки захватили предместье Очакова.
• 1559 — знаменитый Крымский поход. Флотилия из 150 — 200 чаек и дубов спустилась от Хортицы по Днепру, захватила два турецких корабля и высадила войска на западное побережье Крыма неподалёку от Перекопа. После нескольких успешных стычек с отрядами Девлета I Гирея запорожцы взяли Кафу, главный невольничий рынок, освободили пленённых соотечественников и успешно возвратились на Хортицу.
• В 1576 и 1590 годах совершены успешные набеги на Синоп и Трапезунд.
• В 1606 году казаки напали на Варну.
• 1608 — нападение на Перекоп.
• 1609 — нападение на устье Дуная.
• 1614 — запорожские казаки захватили турецкие города Синоп и Трапезунд
• 1615 — сожгли гавань Архиоки (Стамбул)
• 1615 — совместный поход запорожских и донских казаков на Азов.
• 1616 — поход на Синоп.
• 1616 — под предводительством гетмана Петра Сагайдачного захватили Кафу.
• 1633 — нападения на Азов, Измаил, Килию.
• 1637 — поход на Азов.
• 1651 — 900 казаков на 12 чайках захватили 3 турецких корабля, разгромили г. Каменный Базар, взяли в плен 600 турок. На обратном пути, занесённые бурей к черкасским берегам, они продали много пленных.
• 1652 — 1 000 казаков напали на Стамбул, опустошили окрестные населённые пункты и захватили в плен 150 человек. На обратном пути их настигли 10 султанских боевых судов, однако казаки сумели уничтожить большую часть турок и разогнать их корабли. Данный факт говорил о большом мастерстве ведения морского боя.

Чайки также активно использовались и после упразднения Запорожской Сечи в 1775 году. Большую роль флотилия запорожцев сыграла в русско-турецких войнах конца XVIII века под руководством Александра Суворова. Суда оказали помощь войску во взятии Очакова, Измаила, Аккермана, Мачин и Бендер.

• Во время Кинбурнской баталии в мае 1788 г. на помощь кинбурнскому гарнизону Суворов вызвал десять лодок с «добрыми молодцами», которые отбивали атаки турецких суден со стороны лимана.
• Под руководством Антона Головатого Черноморская флотилия произвела успешный захват острова Березань — важного стратегического пункта в устье Днепра. По приказу Суворова казаки на чайках тихо подошли к острову, дали залп из пушек и винтовок, а затем десантировались на берег, где после навального штурма овладели береговыми окопами и артиллерийской батареей.
• В октябре 1790 г. казаки помогли пехотинцам овладеть крепостью Килия, а вскоре и придунайскими замками Тульча и Исыкча.
• При взятии Измаила 24 декабря 1790 г. сто казацких суден под командованием Головатого атаковали Измаил со стороны Дуная и под градом ядер и картечи высадили десант для штурма крепости. Суворов лично отмечал в рапорте к Потёмкину «полковника и кавалера Головатого, который отличной храбростью, трудом и постоянным старанием не только войску своему подавал пример, но и сам действовал бесстрашно».
• После взятия крепости Хаджибей и начала постройки там нового города (который позже назовут Одессой) 4 июля 1794 г. в специальном рапорте на имя генерал-фельдмаршала Румянцева Суворов предложил использовать при создании местной команды моряков опыт и возможности тех казаков, которые не отправились на Кубань. В результате, 12 казацких «чаек» составили основу одесской флотилии.

Упоминания в истории

Описывая Чёрное море и Тартарию, префект Кафы Эмиддио Дортелли д'Асколи в 1634 году писал о чайках следующее:

Если Чёрное море всегда было сердитым с древних времен, то теперь оно несомненно чернее и страшнее по причине многочисленных чаек, все лето опустошающих море и сушу. Эти чайки длинноваты, наподобие фрегатов, вмещают 50 человек, идут на вёслах и под парусом. Дабы они могли выдерживать жестокие бури, их обвязывают вокруг бортов соломой… На море же ни один корабль, как бы ни был он велик и хорошо вооружён, не находится в безопасности, если, к несчастию встретится с ними, особенно в тихую погоду.

Сподвижник Петра I вице-адмирал К. И. Крюйс также оставил записи о запорожских судах:

Челны́ казацкие не имеют палуб, длиною от 50 до 70 фут (15,25–21,35 м), шириною 20 фут (6,1 м). Вёсел от 16 до 40, суда имеют руль с носа и кормы.

Французский инженер Гийом Боплан, который в XVII веке состоял на польской службе и занимался строительством крепостей на Польской Украине писал:

Казаки строят челны́ длиною в 60, шириною от 10 до 12, а глубиною в 12 футов. Челны́ сии без киля, дно их состоит из выдолбленного бревна ивового или липового, длиною около 45 футов; оно обшивается с боков на 12 футов в вышину досками, которые имеют длину от 10 до 12, а в ширину 1 фут и приколачиваются одна к другой так точно, как при постройке речных судов… Длина его постепенно увеличивается кверху: это яснее видно из приложенного рисунка. На оном можно заметить толстые канаты из камыша, которые обвиты лыками или боярышником и, как связанные бочонки, обхватывают чёлн от кормы до носа… Челны́ казацкие, имея с каждой стороны по 10–15 вёсел, плывут на греблях скорее турецких галер… Открывают же неприятельский корабль или галеру прежде, нежели турки заметят их челны́, возвышающиеся над морской поверхностью не более 2,5 фута.

После успешного участия казацких чаек в Кинбурнской баталии, в начале июня 1788 года под Очаковым Суворов писал:

...против бусурманских суден кажется мне полезным направить к блокфорту мои три запорожские судна, которые лишь одни способны к погоне.

Сохранившиеся экземпляры

В 1998 вблизи острова Хортица (г. Запорожье) на дне Днепра, у скалы Наумовой, была обнаружена затонувшая чайка. Годом спустя, в 1999-м судно было поднято на поверхность. По оценкам ученых возраст находки составляет около 300 лет. Найденная лодка имела длину 17,5 м и могла вместить до 50 человек. Ширина лодки — 3,6 м, высота кормовой части — 2,7 м, а высота борта в средней части не превышала 1,7 м. В отличие от большинства казацких лодок XV — XVII веков, найденная лодка была построена по передовой на то время технологии — на килевой основе. Каркасные части были выполнены из дуба, обшивка и другие детали — из сосны. Такой набор материалов обеспечивал прочность и легкость корпуса. Судно имело только 7 пар вёсел (обычные чайки того времени имели 12 пар). Ближе к носу лодки находится место для крепления высокой мачты (до 10 м в высоту), тогда как у других казацких судов парус имел вспомогательный характер (мачты были высотой до 4 м). Очевидно, что найденный экземпляр прежде всего был рассчитан на использование ветровой энергии.

По мнению авторов этой находки, данное судно относится к «новоманерной казацкой лодке» Днепровской флотилии, а «классическая чайка — скорее миф, нежели реальность».

Реконструкции

Известны случаи создания точных копий казацких чаек.

В 1990 — 1992 годах во Львове обществом «Кіш» под руководством Василия Качмаря была построена чайка «Пресвята Покрова». Судно обошло Европу, была в Англии, принимала участие во многих регатах и морских фестивалях.

В начале 2000-х годов во Львове была начата постройка чайки «Спас». В 2006 году судно спущено на воду.

См. также

• Струг
• Ладья

Ссылки

• [www.chaykaspas.org.ua Казацкая чайка «Спас»]  (укр.)
• [subscribe.ru/archive/country.ua.unknown/200308/05184004.html Украина неизвестная]
• [www.world-history.ru/countries_about/579/2217.html Украинские земли в начале XVII века]
• [pohodd.ru/article_info.php?articles_id=422 «Казачья Чайка»]
• [shipmodeling.ru/content/structure/detail.php?ID=995 В. Каушан, В. Конюхов, С. Радивилов. «Запорожские чайки. Ошибка Гийома Боплана»]
• [modelist.zp.ua/product-1684308-art10001-sbornaya-model-kopiya-iz-plastika-zaporojskaya-chayka-artmodel-1-100.aspx Сборная пластиковая модель козацкой чайки в масштабе 1/100]

Отрывок, характеризующий Чайка (лодка)

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]