Чайковский, Касьян Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Касьян Александрович Чайковский
Дата рождения

1893(1893)

Место рождения

Тамбов, Российская империя

Дата смерти

23 апреля 1938(1938-04-23)

Место смерти

Чита, СССР

Принадлежность

Российская империя Российская империя
РСФСР РСФСР
СССР СССР

Род войск

пехота, стрелковые, танковые войска

Годы службы

19141917
19181937

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

11-й механизированный корпус ,
Управление боевой подготовки РККА

Сражения/войны

Первая мировая война,
Гражданская война в России

Награды и премии

Кассиан (Касьян) Александрович Чайковский (февраль 1893, Тамбов23 апреля 1938, Чита) — советский военачальник, комкор, участник Первой мировой и Гражданской войн, первый командир созданного впервые в мире механизированного корпуса вооружённых сил11-й механизированный корпус.





Биография

Родился в Тамбове, по национальности — украинец.
В Русской армии с 1914 года, прапорщик в Первую мировую войну.
С декабря 1918 года — в РККА, в Гражданскую войну вначале (и до января 1919 года) был начальником эшелона пленных и беженцев, военным комиссаром (военком) военно-санитарных учреждений Александровской железной дороги.
С января и по июль 1919 года — член коллегии, начальник снабжения и председатель Смоленского губернского комитета пленных и беженцев, затем до октября 1919 года — военком 28-го отдельного стрелкового батальона и 41-й отдельной стрелковой бригады.
С октября 1919 года и до августа 1920 года — помощник начальника и начальник Западного сектора войск внутренней охраны республики (Войска ВОХР).
С января 1921 года — начальник боевого участка войск Тамбовской губернии.
С августа 1921 года — помощник командующего войсками Минского района.
С декабря 1921 года — командир 35-й стрелковой дивизии.
С августа 1922 года — временно исполняющий должность (ВрИД) командующего 5-й армии и Восточно-Сибирским военным округом.
С января 1923 года — командир 12-го стрелкового корпуса.
В 1924 году окончил Высшие академические курсы при Военной академии РККА.
С июля 1924 года — командир и комиссар 2-й отдельной Кавказской кавалерийской бригады.
С января 1929 годаадъюнкт Военной академии имени М. В. Фрунзе.
С июня 1931 годапреподаватель Военной академии имени М. В. Фрунзе и одновременно начальник учебного отдела и помощник начальника Вечерней Военной Академии РККА.
С июля 1931 года — командир и комиссар 11-й стрелковой Ленинградской Краснознамённой дивизии и затем командир созданного на основе дивизии 11-го механизированного корпуса (Забайкальский военный округ).
20 ноября 1935 года присвоено воинское звание комкора.
С февраля 1936 года — заместитель начальника Управления боевой подготовки РККА, а с апреля того же года — начальник этого управления.

В ходе репрессий в РККА арестован на даче военведа в Покровском-Стрешневе 21 мая 1937 года, где находился на лечении после перенесённого инфаркта миокарда[1]. Умер во время следствия в читинской тюрьме предположительно 23 апреля 1938 года. Дело было прекращено 23 июня 1938 года в виду смерти обвиняемого.

Реабилитирован Главной военной прокуратурой 14 сентября 1956 года.

Награды (года)

Напишите отзыв о статье "Чайковский, Касьян Александрович"

Примечания

  1. Сувениров, 1998, с. 134-135.
  2. [kdkv.narod.ru/WW1/Spis-BKZ-23.html Сборник лиц, награждённых орденом Красного Знамени (РСФСР) и Почётным революционным оружием.]

Литература

Ссылки

  • [mechcorps.rkka.ru/files/spravochnik/personalii/biograf_ch.htm Механизированные корпуса РККА]

Отрывок, характеризующий Чайковский, Касьян Александрович


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.