Чаковский, Александр Борисович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Чаковский
Имя при рождении:

Александр Борисович Чаковский

Род деятельности:

прозаик, журналист

Направление:

социалистический реализм

Жанр:

роман, повесть

Язык произведений:

русский

Премии:
Награды:

Алекса́ндр Бори́сович Чако́вский (19131994) — русский советский писатель и журналист. Герой Социалистического Труда (1973). Лауреат Сталинской (1950), Ленинской (1978) и Государственной премий СССР (1983). Член ВКП(б) с 1941 года.





Биография

Родился 13 (26) августа 1913 год в Санкт-Петербурге в еврейской семье, отец был врачом. Учился на вечернем отделении юридического института, закончил Литературный институт им. Горького (1938) и аспирантуру Московского института философии и литературы. В период учёбы работал в литературно-художественном журнале «Октябрь». Дебютировал как критик в 1937 году, позже публиковался также как драматург. Член Союза писателей с 1941 года.

Во время Великой Отечественной войны служил в Красной Армии корреспондентом «Фронтовой правды» и других газет. Несколько раз находился в блокадном Ленинграде в качестве военного корреспондента газеты Волховского фронта.

Главный редактор журнала «Иностранная литература» (1955—1963), «Литературной газеты» (1962—1988), под его руководством «ЛГ» из профессиональной газеты литераторов стала одним из популярнейших изданий страны.

В 1973 году А. Б. Чаковский подписал Письмо группы советских писателей о Солженицыне и Сахарове

Кандидат в члены ЦК КПСС в 19711986. Член ЦК КПСС (1986—1990). Член СП СССР с 1941 года. Секретарь правления СП СССР (1962—1991). Депутат ВС СССР 7—9 созывов (1966—1989). Председатель Советского комитета солидарности с народами Латинской Америки.

А. Б. Чаковский умер 17 февраля 1994 года. Похоронен в Москве на Кунцевском кладбище.

Награды и премии

Сочинения

Проза

  • Это было в Ленинграде: Роман. — Л., 1945
  • Лида: Роман. — Л., 1946
  • На ледовой дороге. — М.; Л., 1948 (Школьная библиотека)
  • У нас уже утро: Роман. — Магадан, 1950
  • Хван Чер стоит на посту: Повесть. — М., 1952
  • Тридцать дней в Париже: Очерки. — М., 1955
  • Год жизни: Повесть. — М., 1957
  • Дороги, которые мы выбираем: Роман. — М., 1960
  • Свет далекой звезды. — М., 1963
  • Сталь пламенеет. — М., 1965
  • Невеста. — М., 1966
  • Блокада: Роман. — М., 1969
  • Блаженны ли нищие духом? — М.: Молодая гвардия, 1971
  • Ровесник; Собрание сочинений: В 6 т. — М., 1974-77
  • Победа: Роман. — М., 1979
  • Неоконченный портрет. — М., 1984
  • Нюрнбергские призраки: Роман. — М., 1990

Критика, публицистика

Блаженны ли нищие духом? — М., 1970

  • Литература, политика, жизнь. — М., 1982

Драматургия

  • Время тревог: Пьеса. — М., 1965. (в соавторстве с П. Павловским)
  • Невеста: Пьеса. — М., 1966. (в соавторстве с П. Павловским

Книги

  • Собрание сочинений в 7-ми томах. М., Художественная литература, 1989—1991
  • Собрание сочинений в 6-ти томах. М., Художественная литература, 1974—1977
  • Александр Чаковский,. Блокада (т. 1, кн. 1, 2). — М.: Известия, 1975. — 672 с.
  • Александр Чаковский,. Победа (кн. 1, 2, 3). — М.: Советский писатель, 1984. — 832 с.

Напишите отзыв о статье "Чаковский, Александр Борисович"

Примечания

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9252 Чаковский, Александр Борисович]. Сайт «Герои Страны».

  • Александр Чаковский (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [publ.lib.ru/ARCHIVES/CH/CHAKOVSKIY_Aleksandr_Borisovich/_Chakovskiy_A._B..html Страница А. Чаковского в библиотеке Вадима Ершова]
  • [www.lib.aldebaran.ru/author/chakovskii_aleksandr/ Страница А. Чаковского в библиотеке Aldebaran]
  • [leningrad-art.ru/missulovina/a/000007.jpg Портрет А. Чаковского в галерее М. Г. Абрамовича на leningrad-art.ru]

Отрывок, характеризующий Чаковский, Александр Борисович

Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.