Шульдинер, Чак

Чак Шульдинер Chuck Schuldiner
Полное имя	Чарльз Майкл Шульдинер
Место рождения	Глен-Коув, штат Нью-Йорк, США
Место смерти	Altamonte Springs, Флорида, США
Годы активности	1983—2001
Певческий голос	тенор (Control Denied), гроулинг, скриминг (Death)
Инструменты	гитара, вокал, бас-гитара
Жанры	дэт-метал прогрессивный метал трэш-метал хэви-метал техничный дэт-метал
Коллективы	Death Control Denied Slaughter Voodoocult
[www.emptywords.org/ tywords.org]

Чарльз Майкл «Чак» Шульдинер (Charles Michael «Chuck» Schuldiner; 13 мая 1967 года, Глен-Коув, штат Нью-Йорк, США — 13 декабря 2001 года, Altamonte Springs, Флорида, США) — американский музыкант, основатель, гитарист, вокалист, ведущий композитор и автор текстов песен группы Death, созданной в 1983 году под названием Mantas. В 1996 году основал группу Control Denied. Один из основателей жанра дэт-метал, инноватор и экспериментатор. Один из первых музыкантов, использовавших элементы джаза в дэт-метал, считается первопроходцем техно-дэт-метала и традиционного дэт-метала. Один из наиболее повлиявших на дэт-метал музыкантов. Участвовал в группах Voodoocult и Slaughter.

Биография

Чак Шульдинер родился 13 мая 1967 в городке Глен-Коув на Лонг-Айленде (штат Нью-Йорк). Его родители были учителями, отец был еврейского происхождения, мать — уроженка юга США, обращённая в иудаизм. В 1968 году семья переехала жить во Флориду. Чак был младшим ребёнком в семье, у него были старшие брат Фрэнк и сестра Бетан.

Ранние годы

Чак Шульдинер начал играть на гитаре в возрасте девяти лет. Его шестнадцатилетний брат погиб в результате несчастного случая, и родители купили Чаку гитару, полагая, что это поможет ему пережить горе. Он учился играть на классической гитаре меньше года, и бросил занятия из-за того, что они ему не нравились. Потом его родители приобрели ему электрогитару, которую случайно нашли на распродаже. Чак немедленно начал осваивать инструмент, и, приобретя усилитель, больше никогда не прекращал играть и писать песни. Он пропадал в гараже, играя на гитаре, целыми выходными, а в будние дни, когда он ходил в школу, время, отведенное на игру ограничивалось тремя часами. Первое его выступление состоялось ещё в подростковом возрасте.

Чаку Шульдинеру нравились Iron Maiden, Kiss, Billy Idol, Sortilège, он интересовался музыкальным движением Новой волны британского Хэви-метала, и относящиеся к нему группы так и остались его любимыми. Venom, Slayer, Possessed и Metallica повлияли на него позднее, и, вероятно, более сильно повлияли бы и на его творчество, но мать привила ему вкус ко всем музыкальным течениям, за исключением рэпа и кантри. В дополнение ко всему Чаку нравился джаз, европейская классическая музыка, и некоторые альтернативные британские проекты, например, Lush.

Чак Шульдинер был успевающим учеником в школе, но школа его утомляла, и в конце-концов он покинул её стены. Впоследствии, однако, он пожалел об этом.

Шульдинер являлся противником тяжелых наркотиков. Он много раз говорил об этом в интервью и отразил в ряде своих композиций, например в «Living Monstrosity», которая рассказывает о ребёнке, рождённом кокаинозависимой матерью. С другой стороны — Чак положительно относился к использованию марихуаны в терапевтических и релаксационных целях.

Путь музыканта

В 1983 году Чак сформировал группу Mantas, переименованную в Death в 1984 году. В январе 1986 году он временно присоединился к канадской группе Slaughter как гитарист, но вскоре вернулся к Death. Последовало несколько смен состава, и в 1987 году вместе с барабанщиком Крисом Райфертом (en:Chris Reifert) они в конце концов выпустили дебютный альбом, который назывался Scream Bloody Gore. Этот диск по мнению подавляющего большинства критиков является эталонным представителем жанра дэт-метал и записью, предопределившей развитие стиля. Далее, в 1988 году, был записан и издан Leprosy, в котором приняли участие бывший гитарист Mantas Рик Розз (en:Rick Rozz), настоящее имя — Фредерик ДеЛилло (en:Frederick DeLillo), Терри Батлер (en:Terry Butler) на бас-гитаре и барабанщик Билл Эндрюс (en:Bill Andrews). В 1990 был выпущен диск Spiritual Healing, при работе над которым Рик Розз был заменен на Джеймса Мёрфи.

После Spiritual Healing Чак Шульдинер прекратил работу со всеми членами группы и работал теперь только со студийными и концертными музыкантами по причине плохих отношений с нынешним составом. Это создало ему репутацию перфекциониста среди музыкантов. Также он уволил своего менеджера Эрика Грайфа (en:Eric Greif), но нанял его снова, перед записью нового диска, которому также суждено было стать переломным и значимым для жанра.

Этот диск 1991 года, названный Human выявил отклонение группы в сторону более техничных и прогрессивных стилей, а также добавлением в дэт-метал элементов джаза, он показал новый уровень Шульдинера как гитариста. Он продолжил развивать именно эту сторону своего музыкального таланта, добиваясь все больших успехов и известности, выпустив альбомы Individual Thought Patterns в 1993 году, Symbolic в 1995 и последний диск в составе Death — The Sound of Perseverance 1998 года.

В 1994 году Чак Шульдинер участвовал в записи диска Jesus Killing Machine группы Voodoocult как гитарист.

В 1996 году Чак Шульдинер сформировал новую группу, которую назвал Control Denied, и в 1999 выпустил первый и, на нынешний день, единственный диск в её составе — The Fragile Art of Existence. До сих пор существует возможность посмертного выпуска ещё одного альбома этой группы — When Machine And Man Collide где материал был сочинен Чаком, и оставшиеся члены группы планировали его записать и издать. Но это начинание погрязло в правовых взаимоотношениях, и все что есть сейчас — это четыре репетиционных трека, без вокала. Они были изданы на диске Zero Tolerance вместе с рядом ранее неизданных композиций с демо-лент и b-side'ов.

Борьба с раком

В мае 1999 года Шульдинер начал испытывать боли в затылочной части головы, которые изначально были распознаны как защемление нерва. Его терапевт-хиропрактик посоветовал ему пройти исследование МРТ, которое показало отсутствие защемления нерва. Следующей вероятной причиной подобных болей могла быть опухоль мозга. В его день рождения, 13 мая 1999 года, Чаку Шульдинеру был поставлен диагноз — глиома варолиева моста (en:pontine glioma), разновидность рака мозга, поражающего ствол головного мозга и Чак немедленно прошёл курс лучевой терапии.

В октябре 1999 года было объявлено, что опухоль омертвела, и что Чак Шульдинер на пути к выздоровлению. В январе 2000 года Чак подвергся хирургической операции, при которой были удалены остатки злокачественного образования. Операция была успешна, но семья Шульдинеров была полностью истощена финансово. Общая стоимость операции составила около 70 тысяч долларов США, и эту цену они не могли заплатить. Множество благотворительных акций, аукционов и концертов были проведены для покрытия расходов. Деньги начали поступать от частных лиц, представителей сообщества металлистов, испытавшего шок от того, что жизнь Чака Шульдинера в опасности. Многим было страшно — понимать, что Чак может умереть только лишь от недостатка денежных средств. Но врачи, оперировавшие опухоль, сообщили, что первоначальный диагноз был ошибочен. В мае 2001 года, спустя два года после первичного диагноза рак вернулся. В это время Чак продолжал работать с Control Denied над музыкой.

Он отказался от медицинской помощи, в которой нуждался незамедлительно, из-за отсутствия денежных средств на лечение. Обращение ко всем, кто может помочь, принесло некоторые результаты, но все равно этого было недостаточно. Джейн Шульдинер, мать Чака, призывала всех, читающих сообщения о состоянии его здоровья, «пойти и застраховаться», чтобы не испытать, подобно ей, горечи разочарования и бессилия. Принимаемые Чаком медикаменты, как и большинство используемых при лечении рака, были очень сильнодействующими, и крайне ослабили его организм. Чак Шульдинер бесстрашно боролся, но в конце октября — начале ноября он заболел пневмонией, которая нанесла последний удар по его организму. Он умер 13 декабря 2001, примерно в 4 часа дня Североамериканского Восточного стандартного времени (00:00 МСК).

Наследие

Его мать, Джейн, хранит его наследие. Она часто контактирует с поклонниками творчества Чака и часто рассказывает, что наслаждается его музыкой. Её дочь Бет, сестра Чака, хранит его записи. У неё есть сын, Кристофер, который тоже играет на гитаре, и все гитары Чака Шульдинера сейчас принадлежат ему, за исключением одной, самой первой, которую хранит его мать. Чак Шульдинер никогда не был женат и не имел детей, известно только, что он несколько лет встречался с женщиной по имени Ким, которой в скором времени захотел сделать предложение.

Вокруг вышеупомянутого частично законченного второго диска Control Denied When Machine And Man Collide идут распри на почве правообладания.

Лишь к декабрю 2009 года между лейблом Hammerheart (он же Karmageddon Media) и родственниками Чака закончилась юридическая война, и появилась надежда, что запись второго альбома Control Denied «When Machine And Man Collide» будет завершена. В мае 2010 года семья Шульдинера и Perseverance Holdings Ltd. подписали контракт с Relapse Records на издание «When Machine And Man Collide», на переиздание «The Fragile Art of Existence» и выпуск ранее не издававшихся вещей первого проекта Чака Mantas.

Убеждения

Шульдинер описал себя как «любитель жизни», «дружбы» и «животных». «Я хотел бы жить вечно, если бы это было возможно», сказал он однажды в интервью. Он обычно выступал против артистов, которые «теряли контроль», получив отрицательное влияние дэт-метал сцены. Шульдинер открыто осудил стереотипы о метал музыкантах, такие как вред для людей, или ненависть к жизни. Когда его спросили о его мнении о загробной жизни, Чак ответил «я не знаю», но уточнил, что «это является адом», и что демоны в людях, так как они создают зло.

Религия

Он не проходил формального религиозного обучения. В документальном фильме «666 At Calling Death», его спросили, является ли сатанизм частью его музыки, он ответил: «Нет. Совсем нет. Совсем нет. Я действительно не хочу привлекать любую религиозную тему в музыку. Я думаю, что религия — это что-то очень личное. Я никогда не писал сатанинские тексты песен. Мы действительно писали „кровавую“ лирику, но это было неискренне, фильм ужасов. Это чистая фантазия, страшные вещи». Шульдинер придумывал логотип Death различных вариантах во время его карьеры. Начиная с альбома Symbolic, логотип группы был слегка изменен относительно изначального — в букве «t» перекладина была поднята в верхнюю половину символа (чтобы она не выглядела как перевёрнутый крест). Чак Шульдинер не хотел влиять на людей и не хотел, чтобы его музыка ассоциировалась со злом.

Дискография

Death

• 1984: Reign of Terror (демо)
• 1985: Infernal Death (демо)
• 1985: Rigor Mortis (демо)
• 1985: Back from the Dead (демо)
• 1986: Mutilation (демо)
• 1987: Scream Bloody Gore (CD) — Combat
• 1988: Leprosy — Combat
• 1990: Spiritual Healing — Combat
• 1991: Human — Relativity
• 1992: Fate: The Best of Death (сборник) — Relativity
• 1993: Individual Thought Patterns — Relativity
• 1995: Symbolic — Roadrunner Records
• 1998: The Sound of Perseverance — Nuclear Blast
• 2001: Live in L.A. (Death & Raw) (концертный альбом) — Nuclear Blast
• 2001: Live in Eindhoven (концертный альбом) — Nuclear Blast

Control Denied

• 1999: The Fragile Art of Existence
• 2010: The Fragile Art of Existence (reissue)

Voodoocult

• 1994: Jesus Killing Machine

Naphobia

• 1995: Of Hell (гитара в одной песне)

Оборудование

Основным инструментом, используемым Чаком Шульдинером, была гитара B.C. Rich Stealth, ранее очень редкая модель, сейчас снова доступная в различных вариантах серийно. До этого он использовал другую гитару B. C. Rich — Mockingbird. Звук определял звукосниматель DiMarzio X2N в позиции бридж. Во время «(In)Human Tour of the World» (1991—1992) он стал на недолгий срок эндорсером маленькой висконсинской гитарной фирмы «Axxtra». В конце своей карьеры он использовал усилители Marshall Valvestate в паре с кабинетом Valvestate 4x12. До этого он использовал самое разнообразное оборудование, включая усилители и кабинеты Randall, а во время тура «(In)Human Tour of the World» он использовал маленький усилитель GK 250ML, подзвученный микрофоном, оставив большие кабинеты «для вида».

Ссылки

• [www.emptywords.org/BANDPerryGrayson.htm Precious Memories Of Chuck Schuldiner] (англ.)

Отрывок, характеризующий Шульдинер, Чак

В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!