Чалый, Савва
| Савва Чалый | |
| укр. Са́ва Ча́лий | |
| Род деятельности: |
запорожский казак, один из руководителей гайдамацкого движения 1734 года на Украине |
|---|---|
| Дата рождения: |
неизвестно |
| Место рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
село Степашки |
| Дети: | |
Са́вва Ча́лый (ум. 1741, село Степашки (ныне Гайсинский район, Винницкая область) — один из руководителей гайдамацкого движения 1734 года на Украине, затем полковник казацкого полка на польской службе, составленного из раскаявшихся гайдамаков.
Биография
Родом из мещан местечка Комаргород, Брацлавское воеводство, Речь Посполитая (ныне Винницкой области Украина). В юности поступил в надворную милицию местного владельца князя Четвертинского. Благодаря своим способностям вскоре стал сотником.
Затем в 1734 году во время гайдамацкого восстания под командованием Верлана в Подолии, он примкнул к нему. Стал гайдамацким ватажком.
Когда восстание было усмирено, бежал на Запорожскую Сечь. Там, узнав, что польский региментарь Малинский обнародовал амнистию бывшим участникам восстания и призывал их на польскую службу по найму для усмирения дальнейших крестьянских восстаний, Савва Чалый явился один из первых в 1736 году с повинной, принес требуемую присягу полякам и получил чин полковника полка, составленного из раскаявшихся гайдамаков. Вел активную борьбу с бывшими товарищами по восстанию 1734 года.
В 1738 году он перешел в частную службу к владельцу Немирова, великому коронному гетману Юзефу Потоцкому, в качестве полковника казаков его надворной милиции. Потоцкий, желая обеспечить и поощрить верность Саввы, отдал ему в пожизненное владение два села в окрестности Немирова и поручил ему защиту от гайдамаков своих обширных владений.
Савва не только ревностно преследовал и отражал отряды гайдамаков, но стал врываться в запорожскую территорию, разорял и грабил запорожские зимовники и в 1740 году даже разрушил Бугогардовскую паланку на правом берегу Днепра и сжег бывшую в ней церковь.
Эти действия Чалого вызвали у запорожцев и гайдамаков желание мести; один из бывших товарищей его, гайдамацкий ватажок Игнат Голый, собрал небольшой отряд и в день Рождества 1741 году внезапно ночью окружил дом Саввы в селе Степашках и убил полковника.
Жена Саввы Чалого смогла спастись с грудным ребенком и вновь вышла замуж за польского шляхтича, служившего на Украине, и впоследствии уехала вместе с мужем за его родину — в Мазовию. Воспитанный там Юзеф Савва-Цалинский, сын казацкого полковника Саввы Чалого, был известен как один из деятелей Барской конфедерации.
Сложенные исторические песни о Савве Чалом, получили большое распространение в Малороссии; сохранились и предания о кровавой расправе Игната Голого с С. Чалым.
Напишите отзыв о статье "Чалый, Савва"
Литература
- Скальковский «Наезды гайдамак» 1845;
- Ролле И. И. V выпуск «Szkice d-ra Antoni» // Киевская старина" 1887, XI, 471—490;
- Песни и предания в V и VI т. «Сборн. Харьк. истор.-филологич. общества».
|
Это заготовка статьи о военном деятеле. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Чалый, Савва
– К чему такая бездна церквей?– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
