Чанг-Диас, Франклин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Франклин Чанг-Диас
Franklin Chang-Diaz
Страна:

Коста-Рика Коста-РикаСША США

Специальность:

специалист полёта, физик

Экспедиции:

STS-61C, STS-34, STS-46, STS-60, STS-75, STS-91, STS-111,

Дата рождения:

5 апреля 1950(1950-04-05) (74 года)

Место рождения:

Сан-Хосе, Коста-Рика

Фра́нклин Рамо́н Чанг-Ди́ас (англ. Franklin Ramón Chang-Díaz; род. 5 апреля 1950, Сан-Хосе, Коста-Рика) — американский физик, астронавт НАСА, совершивший семь космических полётов. В настоящее время из лётного состава вышел.





Образование

Франклин Чанг-Диас родился в столице Коста-Рики. Он является внуком китайского иммигранта, семья которого носила одну из самых распространённых китайских фамилий Чжан. В ноябре 1967 года Франклин окончил колледж Де Ла Салье в Сан-Хосе, а после переезда в США — среднюю школу в Хартфорде (Коннектикут) в 1969 году.

Дальнейшее образование получал в Университете Коннектикута, где получил степень бакалавра наук по механике (1973). Параллельно с учёбой работал лаборантом на кафедре физики, участвуя в выполнении экспериментов по столкновению атомов высоких энергий.

Во время работы над докторской диссертацией в Массачусетском технологическом институте работал по темам, связанным с управляемым синтезом и проводил исследования по конструированию и эксплуатации термоядерных реакторов. В сентябре 1977 года защитил докторскую диссертацию в области прикладной физики плазмы. С того же года стал работать в Лаборатории им. Чарлза Старка Дрейпера в Кембридже, где занимался разработкой систем управления для перспективных термоядерных реакторов и экспериментальных установок с удержанием плазмы. В 1979 году разработал новую концепцию введения топливных элементов в термоядерных установках с инерциальным удержанием плазмы.

Работа в НАСА

В мае 1980 года Франклин Чанг-Диас был зачислен в отряд астронавтов НАСА в составе 9-го набора в качестве специалиста полёта. С июля 1980 по август 1981 года проходил общекосмическую подготовку. Получив сертификат специалиста, был назначен в отдел астронавтов НАСА. Занимался проверкой лётного программного обеспечения в лаборатории электронного оборудования шаттла.

В 1982—1983 годах был членом экипажа поддержки и оператором связи (CAPCOM) во время полёта STS-9. C октября 1983 по декабрь 1993 года выполнял исследования по перспективным плазменным ракетам в центре плазмы Массачусетского технологического института (M.I.T. Plasma Fusion Center).

С октября 1984 по август 1985 года был руководителем группы поддержки астронавтов в Космическом центре Кеннеди во Флориде.

В январе 1989 года Ф. Чанг-Диас был назначен на пост руководителя группы научного обеспечения астронавтов. С декабря 1993 года и по настоящее время является директором Лаборатории перспективных силовых установок (Advanced Space Propulsion Laboratory) в Космическом центре Джонсона.

1. «Колумбия» STS-61C

Свой первый полёт Франклин Чанг-Диас совершил 1218 января 1986 года на космическом челноке «Колумбия» (STS-61C). Этот старт шаттла оказался последним перед длительной паузой, возникшей в связи с катастрофой «Челленджера» всего лишь через полмесяца. Главной задачей миссии было выведение на орбиту спутника Satcom-K1.

Специалист полёта Ф. Чанг-Диас провёл в полёте 6 дней 2 часа 3 минуты 51 секунду.

2. «Атлантис» STS-34

Второй полёт Ф. Чанг-Диас совершил 1823 октября 1989 года на шаттле «Атлантис» STS-34. Главной задачей миссии было выведение на орбиту межпланетного зонда «Галилео», созданного для исследования Юпитера и его спутников.

Ф. Чанг-Диас провёл в полёте 4 суток 23 часа 39 минут 20 секунд.

3. «Атлантис» STS-46

Третий полёт Ф. Чанг-Диас совершил 31 июля — 8 августа 1992 года на шаттле «Атлантис» STS-46. Основными задачами, поставленными перед экипажем из 5 человек, были выведение на орбиту спутника EURECA (European Retrievable Carrier) и испытание американо-итальянской системы привязного спутника TSS-1 (Tethered Satellite System). Последняя задача была выполнена лишь частично: из-за того что трос застрял при разматывании, спутник отдалился от корабля лишь на 260 м вместо запланированных 20 км.

Длительность полёта составила 7 суток 23 час 15 минут 3 секунды.

4. «Дискавери» STS-60

Четвёртый полёт STS-60 проходил 311 февраля 1994 года. Это был первый полёт по программе «Мир» — «Шаттл», и впервые в состав экипажа входил космонавт из России Сергей Крикалёв. Он проходил автономно, без стыковки с орбитальной станцией, а главными задачами миссии являлись проведенние экспериментов на платформе Wake Shield Facility (по выращиванию тонких плёнок полупроводников в условиях высококачественного вакуума), а также в орбитальном модуле «Спейсхэб».

Продолжительность полета составила 8 суток 07 часов 9 минут 22 секунды.

5. «Колумбия» STS-75

Пятый полёт Ф. Чанг-Диаса (STS-75) состоялся 22 февраля — 9 марта 1996 года. В ходе этой миссии американо-швейцарско-итальянский экипаж «Колумбии» повторил неудавшийся 4 годами ранее эксперимент с привязным спутником TSS-1R. На этот раз спутник на тросе удалось отпустить более чем на 19 км, однако затем он сломался и был оставлен на орбите. Среди других задач полёта были эксперитменты по программе USMP-3 (United States Microgravity Payload) и пр. В этом экипаже Чанг-Диас являлся руководителем работ с полезной нагрузкой.

Длительность полёта составила 15 суток 17 ч 40 мин 22 с.

В 1996—1997 годах занимал должность руководителя отделения оперативного планирования отдела астронавтов НАСА.

6. «Дискавери» STS-91

Шестой полёт Франклина Чанг-Диаса (STS-75), в котором он снова участвовал как руководитель работ с полезной нагрузкой, проходил 212 июня 1998 года. Эта миссия шаттла стала последней экспедицией к орбитальному комплексу «Мир» согласно совместной программе «Мир — Шаттл»[1]. Помимо проведения девятой и последней стыковки шаттла с российским орбитальным комплексом, программа полёта STS-91 предусматривала доставку и возвращение грузов, выполнение различных экспериментов[2]. В ходе полёта Чанг-Диас впервые оказался на борту орбитальной космической станции «Мир». Среди членов экипажа находился также российский космонавт Валерий Рюмин.

Длительность полёта составила 9 суток 19 ч 53 мин 53 с.

7. «Индевор» STS-111

Седьмой, заключительный в биографии Франклина Чанг-Диаса полёт в космос (STS-111) состоялся 519 июня 2002 года. Основной задачей являлась доставка на Международную космическую станцию (МКС) 5-й основной экспедиции[3], часть UF2 многоцелевого модуля снабжения (MPLM) — «Леонардо», мобильной системы обслуживания MBS, научной аппаратуры и грузов[4]. На этот раз Чанг-Диас впервые побывал на МКС. С её борта он осуществил совместно с французским астронавтом Филиппом Перреном три выхода в открытый космос длительностью 7 ч 14 мин, 5 ч 00 мин, 7 ч 17 мин.

Продолжительность полёта составила 13 суток 20 часов 34 минуты 52 секунды.

Совершив полёт в 2002 году, Франклин Чанг-Диас стал вторым человеком, побывавшим на околоземной орбите 7 раз. Двумя месяцами ранее это достижение был установлено Джерри Россом и с тех пор никем пока не превзойдено. Общий налёт Чанг-Диаса на космических кораблях составляет 66 суток 18 часов 16 минут 40 секунд.

Одновременно с деятельностью, связанной с пилотируемыми полётами, в 1993—2005 гг. Ф. Чанг-Диас являлся директором лаборатории перспективных силовых установок (Advanced Space Propulsion Laboratory) в Космическом центре Джонсона. Уволился из НАСА в июле 2005 года.

Послеполётная деятельность

После увольнения из НАСА Франклин Чанг-Диас учредил компанию Ad Astra Rocket Company, которая стала заниматься разработкой технологий плазменных ракет. В результате многолетних исследований и разработок был построен электромагнитный ускоритель с изменяемым удельным импульсом (VASIMR), предназначенный для реактивного ускорения космического аппарата[5]. Благодаря этой системе ракета способна достигать таких высоких скоростей, что, теоретически, может доставить пилотируемый корабль на Марс за 39 дней. В настоящее время Чанг-Диас — главный исполнительный директор компании. В 2006 году был организован её филиал в Коста-Рике.

В 2005 году снялся камео в фильме «Далёкая синяя высь».

Кроме того, Чанг-Диас — адъюнкт-профессор физики и астрономии в университете Райса.

Награды

  • Три медали НАСА «За исключительные заслуги»
  • Две медали НАСА «За выдающуюся службу»
  • Семь медалей «За космический полёт»
  • Награждён также множеством наград в Коста-Рике, объявлен почётным гражданином Законодательной ассамблеи Коста-Рики. Его имя присвоено, среди прочих учреждений, Коста-Риканскому национальному высшему технологическому центру.

Семья

Женат, имеет четверых детей (две дочери от первого брака и две дочери от второго с Пегги Маргерит Донкастер). Одна из дочерей, Соня Чанг-Диас, является членом сената штата Массачусетс.

Напишите отзыв о статье "Чанг-Диас, Франклин"

Ссылки

  • [www.astronaut.ru/register/514.htm Космическая энциклопедия]
  • [www.jsc.nasa.gov/Bios/htmlbios/chang.html Официальный сайт НАСА]  (англ.)

Примечания

  1. Лындин В. [www.novosti-kosmonavtiki.ru/content/numbers/180/03.shtml Точка или многоточие?] (рус.) // Новости космонавтики : журнал. — 1998. — № 13.
  2. Лисов И. [www.novosti-kosmonavtiki.ru/content/numbers/180/02.shtml STS-91: Последняя экспедиция посещения на «Мир»] (рус.) // Новости космонавтики : журнал. — 1998. — № 13.
  3. Лисов И. [www.novosti-kosmonavtiki.ru/content/numbers/235/04.shtml «Индевор» меняет экипаж МКС] (рус.) // Новости космонавтики : журнал. — 2002. — № 8.
  4. Лантратов К. [www.novosti-kosmonavtiki.ru/content/numbers/235/03.shtml Грузы «Индевора»] (рус.) // Новости космонавтики : журнал. — 2002. — № 8.
  5. [www.nasa.gov/vision/space/travelinginspace/future_propulsion.html Propulsion Systems of the Future]

Отрывок, характеризующий Чанг-Диас, Франклин

– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?