Чандарлы Халил-паша
| Чандарлы Халил-паша тур. Çandarlı Halil Paşa | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1439 — 1 июня 1453 | |||
| Монарх: | Мурад II Мехмед II | ||
| Предшественник: | Коджа Мехмед Низамюддин-паша | ||
| Преемник: | Заганос Мехмед-паша | ||
| Вероисповедание: | Ислам, суннитского толка | ||
| Смерть: | 1 июня 1453 Эдирне, Османская империя | ||
| Род: | Чандарлы | ||
| Отец: | Чандарлы Ибрагим-паша | ||
| Дети: | Чандарлы Ибрагим-паша | ||
Чандарлы Халил-паша, так же известен как Чандарлы Халил-паша Младший, (тур. Çandarlı Halil Paşa, ? — 1 июня 1453) — великий визирь Османской империи (1439—1453).
Биография
Представитель крупного и влиятельной семьи Чандарлы. Сын великого визиря Чандарлы Ибрагим-паши Старшего (1421—1429).
В 1439 году турецкий султан Мурад II назначил Чандарлы Халил-пашу новым великим визирем Османской империи. В 1444 году Халил-паша участвовал в разгроме армии крестоносцев в битве под Варной. В том же 1444 году султан Мурад II добровольно отказался от престола в пользу своего юного сына Мехмеда II, а сам удалился из столицы в Манису, где занимался религией и искусством. Мурад II приказал своему великому визирю Чандарлы Халил-паше оставаться вместе с его сыном в Эдирне.
Великий визирь Чандарлы Халил-паша, недовольный назначением султаном Мехмеда, все последующие месяцы отправлял бывшему султану письма с просьбами вернуться к власти, сообщая ему, что Мехмед слишком юн и неопытен в роли правителя империи. После восхождения на трон Мехмед II принял необдуманное решение о осаде и штурме Константинополя, однако Чандарлы Халил-паша сумел отговорить его от этого намерения, после чего сообщил все случившееся его отцу Мураду. В сентябре 1446 года Мурад II вернулся из Манисы в Эдирне, где вторично вступил на султанский трон. Великий визирь Чандарлы Халил-паша убедил Мехмеда отречься от престола в пользу своего отца. После отречения от власти принц Мехмед был отправлен наместником в Манису.
В 1451 году после смерти султана Мурада II на османский престол вступил его сын Мехмед II Фатих (1451—1481). Новый султан, несмотря на сильное недоверие и предубеждение к Чандарлы Халил-пашой, сохранил за старым советником своего отца должность великого визиря. По свидетельству греческого историка Дука, чувства Халиля к Мехмеду II были аналогичными. Дука описывает великого визиря как друга византийцев, однако падкого на взятки. Он же приводит слова Халиля, называвшего Мехмеда II надменным, вспыльчивым и диким, по сравнению с покойным Мурадом II, который был искренним человеком с чистой совестью.
В 1453 году великий визирь Чандарлы Халил-паша вместе с визирями Заганос-пашой и Саруджа-пашой принял участие в осаде и взятии Константинополя османской армией под предводительством султана Мехмеда II Фатиха. Османские войска полностью осадили византийскую столицу, но осада затягивалась. 26 мая на военном совете великий визирь Чандарлы Халил-паша выступил за снятие осады с Константинополя. Но против это резко выступил сам султан Мехмед II и «партия войны» во главе с вторым визирем Заганос-пашой. Военные действия против византийцев были продолжены. 29 мая 1453 года Константинополь был взят штурмом.
30 мая 1453 года по распоряжению султана Мехмеда Фатиха великий визирь Чандарлы Халиль-паша был арестован по обвинению в государственной измене, вначале заключен под стражу в своем шатре, потом перевезен в Эдирне и в августе (по другим данным — в июле) того же года повешен. Новым великим визирем был назначен Заганос-паша (1453—1456).
Источники
- * Кэролайн Финкель «Истоки Османской империи: Видение Османа», Москва, «АСТ», 2010 г. ISBN 978-5-17-043651-4
Напишите отзыв о статье "Чандарлы Халил-паша"
Отрывок, характеризующий Чандарлы Халил-паша
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
