Чанкыры
Город
Показать/скрыть карты
|
Чанкыры (тур. Çankırı) — город в Турции, столица ила Чанкыры. Расположен в 140 километрах к северо-востоку от Анкары, на одном из притоков реки Кызылырмак.
В античности Чанкыры был известен как Гангры (Гангра) и Германикополис (Германополис).
Содержание
История
Наиболее ранние сведения о поселении содержатся у Страбона и относятся к рубежу III-II веков до н.э., когда Гангры были резиденцией пафлагонских царей.[1][2] С тех пор поселение было свидетелем гегемонии многих культур и рас, среди которых были хетты, персы, древние греки, парфяне, понтийские греки, галаты, римляне, византийцы, сельджуки и, наконец, турки-османы. До сих пор след многих из них можно увидеть в очертаниях города.
При царе Пафлагонии Дейотаре поселение ещё называлось Гангры, что можно перевести как «коза». После его смерти оно вошло в состав римской провинции Галатии и вскоре было названо в честь императора Клавдия Германикополисом. С этих пор город занял своё современное местоположение, тогда как до римлян главное поселение находилось на возвышенности.[3]
В IV веке н.э. в Ганграх состоялся поместный собор - важное событие из жизни христианской церкви.
Османскими Чанкыры стали в XIV веке, когда их захватил султан Мурад I. В 1402 году город был завоёван Тамерланом, однако в 1439 году возвращён султаном Мехмедом I.
В конце XIX века население Чанкыры насчитывало около 16 тысяч человек. В 1927 году численность сократилась до 8847 человек, но затем начала восстанавливаться: 10 235 (1940 год), 26 124 (1970 год), 45 496 (1990 год).
Достопримечательности
- Национальный парк горы Илгаз
- Развалины крепости Чанкыры
- Мавзолеи и мечети (в т.ч. бывшие церкви)
- Действующая соляная шахта
Напишите отзыв о статье "Чанкыры"
Ссылки
- [turkrayna.blogspot.com/2010/01/blog-post_10.html Фотоблог]
Примечания
| Административное деление ила Чанкыры
|
| ||||||||||||
Отрывок, характеризующий Чанкыры
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
