Чанъи-ван

Эта статья об императоре династии Хань; о правителе государства Северная Хань см.: Лю Хэ.

Лю Хэ
10-й Император эпохи Хань
Дата рождения:	92 до н. э.(-092)
Дата смерти:	59 до н. э.(-059)
Время царствования:	74 г. до н.э.
Предшественник:	Сяочжао-ди
Преемник:	Сяосюань-ди
Варианты имени
Традиционное написание:	劉賀
Упрощённое написание:	刘贺
Девиз правления:	Юаньпин (元平) 74 г. до н.э.
Семья
Отец:	Лю Бо

Чанъи-ван Хэ (кит. упр. 昌邑王賀, пиньинь: chāngyí wáng hè) (умер 59 до н. э.) — китайский император династии Хань, , правивший только 27 дней в 74 до н. э., носил имя Лю Хэ (劉賀, liú hè) .

Его возвёл на трон и лишил трона Хо Гуан, опекун предыдущего императора Чжао-ди, умершего в юном возрасте. После лишения трона он получил в кормление снова свой удел в Чанъи, а позднее получил титул герцога (хоу) и стал известен как Хайхунь-хоу (海昏侯) — герцог морской пучины. Он так и не получил императорского титула и посмертного имени, период его правления был вычеркнут из календаря.

Происхождение и ранние годы

Год рождения Чанъи-вана неизвестен. Его отцом был Лю Бо (劉髆), с титулом Чанъи-вана Ай, который умер в 86 до н. э., а его дедом был император У-ди, который умер на год раньше в 87 до н. э..

Сохранившиеся жизнеописания Чанъи-вана написаны после его смещения и могут быть фальсифицированными или тенденциозными.

Он охотился во время траура по У-ди и пренебрёг увещеваниями чиновника Ван Цзи (王吉) по этому поводу, он общался также с вульгарной публикой и щедро жертвовал деньги, не внимая увещеваниям офицера Гун Суя (龔遂), начальника отряда охранников.

Восхождение на трон

В июне 74 до н. э. его дядя, император Чжао-ди умер в молодом возрасте, не оставив сыновей, регент Хо Гуан отверг кандидатуру Лю Сюя (劉胥), единственного оставшегося в живых сына императора У-ди, поскольку У-ди считал Сюя слишком импульсивным и не хотел видеть его на троне.

Был выбран принц Хэ (Чанъи-ван) как внук У-ди, который немедленно отправился из своей столицы Шаньян (山陽, современный город Цзинин провинции Шаньдун) в императорскую столицу Чанъань, он летел настолько быстро, что лошади его охранников падали замертво от истощения. Ван Цзи предупредил его, что так быстро скакать не стоит в период траура, но принц не обратил внимания. По прибытии он немедленно заказал во дворце особое блюдо из курицы, а также выказал желание позабавиться с женщинами (чего не было дозволено во время траура), на возражения Гун Суя он взвалил вину на начальника своих рабов, который был тут же казнён.

Характеристика правления

Став императором, он немедленно стал выдвигать своих друзей из Чанъи, нарушая ритуалы траура и организуя праздники. Гун Суй был сильно недоволен.

Поведения принца огорчило Хо, он вызвал министра земледелия Тянь Яньняня (田延年), с которым стал обсуждать возможность лишения императора трона. К заговору были привлечёны генерал Чжан Аньши (張安世) и премьер-министр Ян Чан (楊敞).

Лишение трона

Группа чиновников во главе Хо составила детальный план лишения его трона, который был осуществлён на 27 день правления. Они принудили большинство высших чиновников согласиться с планом, угрожая казнью, и заручились согласием вдовствующей императрицы Шангуань, которой отводилась основная роль. Император был вызван ко императрице, где уже присутствовали высшие чиновники, и поначалу плохо понимал, что происходит. Императрица в официальном одеянии и драгоценных украшениях сидела на троне, по обе стороны от неё стояли чиновники.

Хо Гуан и высшие чиновники поднесли водвствующей императрице компрометирующие материалы против императора и громко зачитали список из 1127 обвинений, перечисляющих все ошибки, допущенные императором за время его правления. В частности:

• Отказ воздержаться от мяса и сексуальных отношений во время траура
• Неумение хранить государственную казну
• Назначение недостойных из своего окружения в Чанъи во время траура
• Организация празднеств и игрищ во время траура
• Подношение жертв своему отцу во время траура по его дяде

Императрица Шангуань одобрила представление об отречении и приказала снять с Хэ титул императора. Стража сопроводила бывшего императора обратно в Чанъи. Хэ и Хо Гуан принесли друг другу церемониальные извинения.

Жизнь после лишения трона

Императрица не стала сурово наказывать Чанъи-вана, а отвела ему на кормление удел в 2000 семей в Чанъи.

Все его сподвижники, получившие должности, были казнены, кроме Ван Цзи и Гун Суя, пытавшихся увещевать императора, и его старого учителя Ван Ши (王式).

Трон получил Лю Бинъи (劉病已), уцелевший внук бывшего наследника Лю Цзюя, который поначалу относился к Чанъи-вану с подозрением, но в 63 до н. э. присвоил ему титул герцога (хоу) и дал в правление уезд Хайхунь в провинции Цзянси.

Отрывок, характеризующий Чанъи-ван

Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.