Чаоянмэнь
Чаоянмэнь (кит. упр. 朝阳门, пиньинь: Cháoyángmén, букв. «Ворота, обращённые к солнцу») — название крепостных ворот в бывшей Пекинской крепостной стене. Комплекс укреплений представлял собой ворота с надвратной башней, и стрелковую башню. Ширина основной башни с воротами составляла 31 м, а глубина — 19 м; высота надвратной башни достигала 36 м. Барбакан имел ширину 68 м и глубину 62 м. С внутренней стороны находилась кумирня, посвящённая Гуань Юю.
Эти ворота существовали ещё в крепостной стене Ханбалыка, и назывались Цихуамэнь. После изгнания монголов ворота были переименованы в Чаоянмэнь, так как выходили прямо на восток и каждое утро встречали рассвет. Ворота Чаоянмэнь ещё называли «зерновыми воротами», так как через них провозили много зерна (при строительстве Великого канала очень близко к воротам подошла Тунхуэйхэ, и здесь было удобно разгружать баржи с зерном). В 1900 году во время штурма Пекина войсками восьми держав стрелковая башня была взорвана японцами; в 1903 была выстроена заново. В 1915 году, во время прокладки кольцевого рельсового пути вокруг городских стен был снесён барбакан. В 1953 году была снесена городская стена с воротами, а в 1958 — стрелковая башня.
Впоследствии в этом месте была сооружена Чаоянмэньская эстакада, ставшая частью 2-й кольцевой дороги. От 2-го кольца внутрь города в этом месте идёт проспект Чаоянмэнь нэйдацзе («Проспект, идущий внутрь от Чаоянмэнь»), а кнаружи — Чаоянмэнь вайдацзе («Проспект, идущий кнаружи от Чаоянмэнь»). К востоку от эстакады начинается район Чаоян. К юго-востоку от эстакады расположено Министерство иностранных дел КНР. Здесь находится станция «Аньдинмэнь» Линии 2 Пекинского метрополитена.
Напишите отзыв о статье "Чаоянмэнь"
Отрывок, характеризующий Чаоянмэнь
Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
