Барнет, Чарли

Чарли Барнет
Основная информация

Чарльз Дейли Барнет (англ. Charles Daly «Charlie» Barnet, 1913—1991) — американский джазовый музыкант, саксофонист, дирижёр и актёр. Стал знаменитым благодаря хитовым произведениям: «Skyliner», «Cherokee», «The Wrong Idea», «Scotch and Soda», «In a Mizz», и «Southland Shuffle».

Биография

Чарли Барнет родился 26 октября 1913 в Нью-Йорке, США. Он происходил из богатой семьи — его дедом был Чарльз Фредерик Дейли — вице-президент в «New York Central Railroad», банкир и бизнесмен. Родители хотели, чтобы Чарли был юристом, хотя он планировал другую карьеру. Когда ему исполнилось 2 года, его отец и мать развелись, и его воспитанием занялись бабушка и дедушка (по материнской линии). По инициативе родителей учится в Рамсей холл и академии Блейра, два весьма уважаемых пансиона, и он был уже внесен в списки Йельского университета. Но это было не для Чарли. К тому времени, когда он должен был поступить в Йель, он находился уже на Юге, играя на теноровом саксофоне. Он учился играть на фортепиано и саксофоне, будучи ещё 12-летним школьником. Иногда случалось, что он оставлял школу послушать джазовую музыку на концертах. Когда Чарльзу было 16 лет, он уже имел первый собственный оркестр на океанском лайнере.

Барнет впервые стал известен в джазовых кругах, когда со своим оркестром выступил в «Paramount Hotel» в Нью-Йорке в 1932 году. Далее он продолжал своё дело в звукозаписывающей индустрии, куда записался в октябре 1933 года. Однако слава пришла только в период с 1939 по 1941, когда он выполнил одно из своих знаменитых музыкальных произведений «Cherokee». В 1944 он снова прославился, написав новый хит «Skyliner». В 1947 начал играть музыку в стиле Свинг.

До 1972 года он пытался собрать окончательный свой оркестр. Барнет приглашал в свой состав музыкантов Бадди Дефранк, Рой Элдридж, Нила Хефти, Лину Хорн, Барни Кесселя, Додо Мармароси, Оскар Петтифорд и Билли Мэй. Часто сотрудничал с другими знаменитостями, такими как Каунт Бейси и Дюк Эллингтон. С Эллингтоном они записали композицию «In a Mizz», которая стала новым хитом.

Чарли Барнет завоевал уважение в шоу-бизнесе тем, что боролся с расовой сегрегацией.

Когда в 1939 году в Лос-Анджелесе сгорел танцевальный зал «Palomar», где хранились все партии оркестра, Дюк Эллингтон и Бенни Картер помогли Чарли, заняв свои ноты.

В 1949 году он ушел в отставку, что видимо было причиной потери интереса Чарли к музыке. Он фактически вышел на пенсию, однако иногда все же выступал в музыкальных турах, хотя к карьере музыканта не вернулся.

В сентября 1964 года Чарли пригласил Дюка Эллингтона, они в клубе «Palm Springs» San Jacinto "устроили музыкальный концерт. На дверях висела вывеска «Любые жалобы по громкой музыки будут основанием для мгновенного изгнания».

Барнет за свою жизнь был женат одиннадцать раз. Он в 1984 году говорит: «Я потерпел несколько брачных неудач. В основе это были мексиканские браки, которые в силу своей незаконности были аннулированы.»

Его последний брак был с Бетти Барнет, который продлился 33 года. В Барнета был один сын — Чарльз Д. Барнет младший, был от первого брака. В последние годы Барнет приобрел себе 46-футовый катер. Он переехал в Сан-Диего (штат Калифорния).

Чарли Барнет умер 4 сентября 1991 от пневмонии в больнице «Hillside Hospital» (Сан-Диего).

Композиции

Чарли был человеком, который верил в хорошие времена — не только для себя, но и для всех тех, кто окружал его. Он и его бэнд отражал счастливое, беззаботное свинговое чувство, как в своей музыке, так и в своем отношении к жизни. Барнет был одним из лучших руководителей джаз бэндов. Хотя он сделал относительно небольшой вклад в джазовую музыку — около 100 произведений, но все они очень образные, вместе с ними Барнет ввел новые тенденции в джазовую музыку. Среди его произведений:

Skyliner Southland Shuffle Swing Street Strut The Right Idea The Wrong Idea Growlin Scotch and Soda Midweek Function Oh What You Said I Kinda Like You Tappin 'at the Tappa The Last Jump Knocking at the Famous Door Lazy Bug Ogoun Badagris In a Mizz Tin Roof Blues Knockin 'At The Famous Door The Gal From Joe’s Where Can She Be? Jump Session I Would not Give That For Love A New Moon And An Old Serenade Swing Street Strut In A Mizz Night Song Class Will Tell Some Like It Hot Strange Enchantment Asleep Or Awake Only A Rose

• Альбомы:

Charlie Barnet Plays Charlie Barnet (1952) Charlie Barnet Dance Session. Vol.1-2 (1954) Hop On The Skyliner (1954) Redskin Romp (1955) For Dancing Lovers (1956) Cherokee (1958) Live At Basin Street East (1966) Charlie Barnet Big Band (1967) Clap Hands Here Comes Charlie (1988) Cherokee. 1939-41 (1992) Многие из них мгновенно стали популярными хитами своего времени.

Отрывок, характеризующий Барнет, Чарли

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.