Уорик-Эванс, Чарльз
| Чарльз Уорик-Эванс англ. Charles Warwick-Evans | |
 Лондонский струнный квартет (Чарльз Уорик-Эванс — крайний слева | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Полное имя |
англ. Charles Warwick-Evans |
| Дата рождения | |
| Дата смерти | |
| Страна | |
| Профессии | |
| Инструменты | |
| Коллективы | |
Чарльз Уорик-Эванс (англ. Charles Warwick-Evans; 26 апреля 1885 года — 1974) — британский виолончелист.
Окончил Королевский колледж музыки (ученик Уильяма Уайтхауса[1]), после чего занимал пост концертмейстера виолончелей в оркестре Куинс-холла и в оркестре оперной компании Томаса Бичема. Руководивший первым из оркестров Генри Вуд вспоминал об Уорике-Эвансе как об обладателе «восхитительного звука», «единственном виолончелисте, который когда-либо был способен разобраться с абсурдно оркестрованными Симфоническими вариациями Боэльмана»[2].
В 1908 г. оставил работу в оркестре ради карьеры ансамблиста и выступил инициатором создания Лондонского струнного квартета, бессменным виолончелистом которого был на всём протяжении деятельности коллектива вплоть до его роспуска в 1934 году. В составе квартета начиная с 1917 года принял участие в ряде наиболее ранних записей камерных ансамблей Бетховена, Гайдна, Моцарта, Шуберта и др., гастролировал во Франции, Испании, Португалии, Германии, скандинавских странах, США и Канаде. По мнению Уильяма Примроуза, также игравшего в квартете в последние годы его существования,
Строго говоря, Эванс не был высокообразованным музыкантом, в музыковедческом смысле слова, но он был исключительно практичен. Из многого, что я позднее слышал от Тосканини в бытность мою в оркестре NBC, мало чего я не узнал прежде от Уорика-Эванса. Он инстинктивно знал, как всё должно идти, как звучать, как должно быть подано слушателю[3].
4 марта 1916 года в Лондоне впервые исполнил Сонату для виолончели и фортепиано Клода Дебюсси (с пианисткой Этель Хобдей)[4]. Временами также преподавал (среди его учеников, в частности, Флоренс Хутон).
После произошедшего по финансовым причинам роспуска Лондонского квартета Уорик-Эванс работал преимущественно в США, в том числе выступал в 1940—1941 гг. в составе квартета Pro Arte. В 1941 г. принял участие в лос-анджелесских концертах прежнего Лондонского квартета[5].
Напишите отзыв о статье "Уорик-Эванс, Чарльз"
Примечания
- ↑ [books.google.ru/books?id=2lHPUtMFkPoC&pg=PA76&lpg=PA76 Robin Stowell. The Cambridge companion to the cello] — Cambridge University Press, 1999. — З. 76. (англ.)
- ↑ [books.google.ru/books?id=28uHefY4ctMC&pg=PA200&lpg=PA200 Sir Henry Joseph Wood. My life of music] — Ayer Publishing, 1946. — P. 200. (англ.)
- ↑ [music.lib.byu.edu/piva/WPbio.html William Primrose’s Life and Career] // The Primrose International Viola Archive at Brigham Young University (англ.)
- ↑ [www.debussy.fr/cdfr/catalog/oeuvre_144.php Sonate pour violoncelle et piano] // Centre de documentation Claude Debussy (фр.)
- ↑ [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,766078,00.html Music: Londoners Reunited] // The Time, Sep. 15, 1941. (англ.)
Отрывок, характеризующий Уорик-Эванс, Чарльз
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
