Николай (Чарнецкий)

Николай Чарнецкий
Миколай Чарнецький
Рождение	14 декабря 1884(1884-12-14) село Семаковцы, Галиция, Австро-Венгрия (ныне Городенковский район, Ивано-Франковская область, Украина)
Смерть	2 апреля 1959(1959-04-02) (74 года) Львов, Украинская ССР
Почитается	Католическая церковь
Беатифицирован	2001 год
В лике	блаженный
Подвижничество	епископ, исповедник

Никола́й Алекса́ндрович Чарне́цкий (укр. Миколай Олександрович Чарнецький; 14 декабря 1884, село Семаковцы (ныне Ивано-Франковская область, Украина) — 2 апреля 1959, Львов) — епископ Украинской грекокатолической церкви, член монашеского ордена редемптористов.

Блаженный Римско-католической церкви, почитается в УГКЦ как исповедник.

Биография

Николай Чарнецкий родился в семье крестьян Александра и Параскевы Чарнецких, у которых было восемь детей. Начальное образование Николай Чарнецкий получил в гимназии св. Николая в городе Станиславов (ныне — Ивано-Франковск), после по благословению епископа Григория Хомишина он поступает в духовную семинарию. В 1903 году Николая Чарнецкого направили в Рим, где он в течение шести лет изучал богословие и философию. 2 октября 1909 года Николай Чарнецкий был рукоположён в священника. Осенью 1910 года он возвращается в Станиславов и начинает преподавать философию и догматику в местной семинарии, исполняя пастырское служение духовника семинаристов.

В октябре 1919 году Николай Чарнецкий вступает в новициат монашеского ордена редемптористов. 16 октября 1920 года он принёс временные монашеские обеты.

В 1926 году редемптористы открыли миссионерский центр в городе Ковель, Львовская область с целью обращения православных в католичество. Николая Чарнецкого направили для служения в этот миссионерский центр, и он начинает экуменическую деятельность среди местных жителей. Заметив активную экуменическую деятельность Николая Чарнецкого, римский папа Пий XI назначил его титулярным епископом Лебедянским и Апостольским визитатором для греко-католиков Волыни и Полесья.

Хиротония была совершена в 8 февраля 1931 года в Риме униатским епископом Григорием Хомишиным в сослужении с итало-албанским владыкой Меле и апостольским визитатором для русского греко-католического апостолата в Зарубежье Петром Бучисом.

В октябре 1933 года с епископами Болеславом Слоскансом и Петром Бучисом принимал участие в совещании русского католического духовенства в Риме.

С 1939 года, когда на Западную Украину пришла советская власть, Николай Чарнецкий стал испытывать с её стороны различные препятствия в его пастырском служении. Он был вынужден покинуть Волынь и переехать во Львов, где он стал преподавать во львовской семинарии.

После освобождения Львова от немецких войск в 1944 году Николая Чарнецкого вновь стала преследовать советская власть. 11 апреля 1945 года он был арестован агентами НКВД.

Его держали во львовской тюрьме, всячески издеваясь над ним. Позже его перевели в Киев, где состоялся суд, приговоривший его к 10 годам усиленного режима за «шпионаж в пользу Ватикана». Его вместе с другим осуждённым епископом Иосифом Слипым отправили в лагерь возле сибирского города Мариинск, Кемеровской области. В Сибири его неоднократно переводили из лагеря в лагерь. Последние годы своего заключения он провёл в тюремной больнице в Мордовии. В 1956 году его здоровье резко ухудшилось и тюремное начальство, надеясь, что Николай Чарнецкий вскоре умрёт и чтобы их не обвиняли в смерти епископа, решило его отправить во Львов. Через некоторое время он выздоровел, и хотя ему запретили исполнять пастырское служение, Николай Чарнецкий принимал в своём доме желающих с ним поговорить, исповедовал, совершал рукоположение новых священников.

Скончался 2 апреля 1959 года во Львове. Похоронен на Скниловском кладбище, позже перезахоронен на Лычаковское кладбище.

Прославление

27 июня 2001 года епископ Николай Чарнецкий был причислен к лику блаженных Римским папой Иоанном Павлом II.

В 2002 году мощи епископа торжественно перенесли в храм Иосафата на ул. Замарстыновскую, 134 во Львове.

Ссылки

• [www.catholic-hierarchy.org/bishop/bczar.html Биографические данные на сайте католической иерархии]  (англ.)
• [sancti.redemptor.ru/czarnecki.htm Блаженный священномученик Николай Чарнецкий]

Отрывок, характеризующий Николай (Чарнецкий)

– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».