Часовая башня Святого Марка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Башня
Часовая башня Святого Марка
Torre dell'Orologio
Страна Италия
Город Венеция
Архитектурный стиль Раннее Возрождение
Архитектор Мауро Кодуччи
Строительство 14961499 годы
Координаты: 45°26′05″ с. ш. 12°20′20″ в. д. / 45.43472° с. ш. 12.33889° в. д. / 45.43472; 12.33889 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=45.43472&mlon=12.33889&zoom=12 (O)] (Я)

Часовая башня или Торре-делл'Оролоджо (итал. Torre dell'orologio) — здание в северной части площади Святого Марка в Венеции, архитектурный памятник Раннего Возрождения. Одна из самых известных достопримечательностей города[1]. Здание включает в себя башню с часами и более низкие постройки с каждой стороны. Оно примыкает к восточной оконечности Прокураций. Башня и часы датируются последним десятилетием XV столетия, хотя впоследствии в часовой механизм были также внесены значительные изменения. Место для башни было выбрано так, чтобы часы были видны из вод лагуны и демонстрировали всем богатство и славу Венеции. Нижние два этажа башни создают монументальную арку, ведущую на главную улицу города, Мерчерию, которая связывает политический и религиозный центр (Площадь Сан-Марко) с коммерческим и финансовым центром (Риальто). Сегодня это одно из 11 мест, управляемых Общественным фондом музеев Венеции.





Общее описание

На террасе на вершине башни находятся две большие бронзовые статуи, скреплённые шарнирами на уровне талии, бьющие в колокол. Одна из них изображает старого человека, другая — молодого, дабы показать течение времени; хоть они представляют собой пастухов (они одеты в овечьи шкуры) либо гигантов (фигуры крупной формы и большого веса, чтобы их можно было распознать издалека), они также известны как "Мавры" из-за тёмного налёта на бронзе. Колокол также оригинален и подписан неким Симеоне, который отлил его в Арсенале в 1497 году[2].

Под этим этажом, на голубом фоне с золотыми звёздами стоит крылатый лев с открытой книгой — символ Венеции. Изначально, там находилась статуя дожа Агостино Барбариго (дож 1486-1501), стоящего на коленях перед львом, но в 1797 году, после того, как город сдался Наполеону, статуя была убрана французами, которые очищали город от остатков старого режима[3].

Ещё ниже находится полукруглая галерея с сидящей статуей Богородицы с Младенцем из кованной меди. С каждой стороны есть голубая панель, показывающая время: слева римскими цифрами показывается количество часов, а справа арабскими — минуты (с интервалом в 5 минут). Дважды в год, на Богоявление (6 января) и на Вознесение (в четверг на 40-й день после Пасхи), в одной из дверей, обычно занятых этими числами, появляются три волхва, которых ведёт ангел с трубой, и шествием проходят по галерее, преклоняясь перед Божией Матерью и Младенцем, прежде чем скрыться в другой двери.

Ниже располагается большой циферблат с сине-золотой отделкой внутри мраморной окружности с выгравированными на ней римскими цифрами 24 часами дня. Золотая стрелка с изображением солнца двигается по кругу и показывает время в часах дня. Внутри мраморного обода под солнечной стрелкой находятся знаки зодиака из золота (датирующиеся 1490-ми годами), которые вращаются намного медленнее, чем стрелка, чтобы показать положение Солнца в зодиаке. В центре циферблата находится Земля, немного дальше от неё располагается Луна, которая вращается, чтобы показать свои фазы, в окружении звёзд, которые закреплены и не двигаются. Фон сделан из голубой эмали. Синие круглые отверстия в каждом из четырёх углов сейчас не используются.

Под циферблатом находится арка высотой в два этажа, через которую главная улица под названием Мерчерия покидает площадь Сан-Марко и направляется к Риальто. Эта часть улицы называется Merceria dell'Orologio (то есть часов).

Здания с каждой стороны были отдельно предназначены для магазинов и квартир с начала XVIII века.

С обратной стороны башни есть другой большой циферблат над аркой, который виден людям, идущим по улице к площади. Это более простые часы, также окруженные мраморным ободом с обозначенными на нём 24 часами, только в два ряда по 12 часов каждый. Солнечная стрелка, указывающая время, является единственным движущимся элементом циферблата.

Строительство башни и часов

К 1490 году старые часы на северо-западном углу церкви Святого Марка, носившие имя святого Алипия, находились в очень плохом состоянии, и в 1493 году Сенат принял решение о строительстве новых часов. Строительство часов был поручено отцу и сыну, Джан Паоло и Джан Карло Раньери из Реджо-нель-Эмилии[4]. В 1495 году Сенат решил, что башня, несущая часы, должна была быть возведена там, где улица Мерчерия покидает площадь. Чтобы освободить место, прежние здания были снесены и строительство началось в 1496 году.

По признакам стиля, конструкцию башни обычно приписывают Мауро Кодуччи (хотя без документального подтверждения)[1][5]. Мерчерия проходит через арку у подножия башни. Вероятно, Кодуччи позаимствовал идею проекта из работы Альберти "'De re aedificatoria" ("О строительстве"), опубликованной ранее в XV веке где он акцентирует внимание на важности башен для города и соответствии монументальной арки входу на главную улицу города[6].

Имя скульптора, создавшего бронзовые скульптуры, до сих пор точно не известно. Часто они приписываются Паоло Савину, но опубликованная в 1984 году статья приводит к заключению, что наиболее вероятным кандидатом является Антонио Риццо. Статуи были отлиты бронзой Амброджо делле Анкоре в 1494 году[1][7].

Башня была построена в период с 1496 по 1497 год, а механизм часов был сконструирован при Раньери. На украшение башни и часов не жалели средств, в больших количествах использовались ультрамарин и сусальное золото. Даже "Мавры" были позолочены[8]. Торжественное открытие башни с часами пришлось на 1 февраля 1499 года. Марино Санудо написал в своём дневнике об этом дне, что часы были открыты и представлены взгляду в первый раз как раз тогда, когда дож покидал площадь и направлялся на вечерню в церковь Санта-Мария Формоза, добавляя, что это было сделано очень красиво и с большим мастерством[9]. Кодуччи умер в 1504 году и флигеля по бокам башни были пристроены в 1506 году (возможно, для придания большей устойчивости в целом)[10]. Большая гравюра на дереве Барбари, датируемая 1500 годом, показывает только что построенную башню, до того, как к ней были добавлены пристройки, поднимающуюся над Прокурациями постройки XII века с каждой стороны. Эти Прокурации были ниже, чем сегодняшние строения, и только с одним этажом над арками, поэтому тогда башня была самым высоким зданием на той стороне площади.

Флигеля часто приписывают Пьетро Ломбардо, которые позже перестроил здание Прокуратов на этой же стороне площади, но флигеля не имеет особого различия и более вероятно сконструированы Гонеллой, который был proto (начальником строительства) района Святого Марка[11]. Изначально, флигеля были двумя этажами ниже, чем сегодня, с крышами на уровне сегодняшних террас[12]. Рисунок Каналетто 1730 года изображает башню до того, как к флигелям достроили ещё один этаж. С виду, тогда башня казалась выше, чем была на самом деле, и это только придавало величественного вида зданию, служившему входом в большой город.

К 1500 году, старший Раньери умер. Договорились, что его сын должен остаться в Венеции, чтобы смотреть за часами, и ему были предоставлены некоторые уступки, что обеспечило ему хороший доход. Он проживал в Венеции вплоть до своей смерти в 1531 году[13].

Изменения в башне и часах

К 1531 году, после смерти Карло Раньери, часы уже не работали должным образом. Совет Десяти решил, что человек, постоянно присматривающий за часами, должен жить во флигеле башни и быть ответственным за поддержание часов в рабочем состоянии. Позднее, в 1551 году, ответственному за площадь архитектору по имени Якопо Сансовино было поручено докладывать о состоянии башни и часов. Уже тогда зданию требовался капитальный ремонт, но к 1581 году, его сын Франческо опубликовал описание Венеции, и казалось, что всё было в порядке[14].

Незадолго до 1663 года, циферблат был вычищен и голубые и золотые цвета были "как новенькие". Уже к этому времени шествие волхвов не проходило ежедневно, оно имело место только в определённые праздники и также каждый час в дни празднования Вознесения[14].

К 1750 году и башня, и часы остро нуждались в ремонте и реставрации. В 1751 году Джорджо Массари был нанят для реставрации зданий. В 1755 году началась работа по строительству двух дополнительных этажей над террасами на крышах обоих флигелей. Андреа Камерата сменил Массари в 1757 году. В этом же году к фасаду нижнего этажа были добавлены восемь колонн, по-видимому, для дополнительной прочности.

Реставрировать часы был назначен Бартоломео Феррачина. Он внёс много улучшений, поменяв принцип движения с фолиота на маятниковую систему, которая была намного точнее. Полосы на циферблате, ранее показывавшие кажущееся движение планет вокруг Земли, были убраны. Мраморный круг, который был отмечен 24 часами, как и сейчас, был накрыт кругом, показывавшим два ряда по 12 часов, а "Мавры" тоже стали звонить в колокол в 12-часовом цикле, с особым звоном в 132 удара в полдень и в полночь. Эти изменения были завершены к 1757 году[1]. Затем, Феррачина обратил внимание на механизм шествия волхвов, который не работал уже много лет. Новый механизм начал работать в 1759 году на Вознесение. Чтобы предотвратить чрезмерный износ механизма, он стал работать только в течение двух недель после Вознесения.

К 1855 году ремонт снова стал необходим. Верхний этаж башни был укреплён, а лестницы были заменены на металлические. В 1858 году Луиджи де Лучия отремонтировал и сделал дальнейшие изменения в часовом механизме, притом оставив основы улучшений, сделанных Бартоломео Ферречина.

В это время была добавлена совершенно новая деталь, так что теперь часы показывали более точное время, чем когда либо раньше. Теперь панели появлялись в дверных проёмах с каждой стороны от статуи Богородицы с Младенцем. Левая панель показывала часы, а правая — минуты (с сменой каждые пять минут), у каждой белые числа на голубом фоне. Но числа закрывали путь для волхвов, и вскоре были разработаны специальные механизмы для их поднятия. Изначально, за ними располагались газовые фонари, так что числа были видны и ночью. Механизм, управлявший числами, вызывал проблемы и не работал должным образом до 1866 года. Другие улучшения и изменения были также сделаны в 1865-1866 годах Антнио Тревизаном и Винченцо Эмо.

Два 12-часовых ряда оставались на циферблате до 1900 года, когда был обнаружен изначальный 24-часовой круг под ними, и они были убраны с башни.

Дальнейшие корректировки были сделаны в 1953 году. Последние изменения и улучшения были проведены (некоторые вызвали споры среди хорологов) в период с 1998 по 2006 годы[1] (пятьсот лет спустя время, когда башня и часы были впервые завершены).

Посещение башни

Крутая и узкая лестница внутри здания выходит на террасу на крыше, проходя по пути часовой механизм. Экскурсии, проводимые на английском, французском и итальянском, нужно заказывать заранее. В башню пускают только группы не более 12 человек 4 раза в день.

Напишите отзыв о статье "Часовая башня Святого Марка"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Часовая башня на [www.cult-turist.ru/place-interes/one-place/1850/?q=497&plint=1850 cult-turist.ru]
  2. Lorenzetti с.141-142; Honour с.26
  3. Lorenzetti с.142; Norwich с.633
  4. Lorenzetti с.141; Tassini с.463
  5. Goy с.238-239
  6. Howard с.147-148
  7. Muraro с.603
  8. Goy с.237; с.241
  9. Дневник Санудо с.470
  10. Howard с.146-7; Tassini с.463 и примечание на с.750.
  11. Goy с.240. В январе 1503 года Ломбарди поставлял во Дворец Дожей материалы для строительных работ, но нет доказательства тому, что он строил что-либо ещё; McAndrew с. 394-396.
  12. Howard с.152
  13. Goy с.237-239
  14. 1 2 Сансовино с.318.

Источники

  • Lorenzetti, Giulio Venice and its Lagoon. — Триест, 1975.
  • Honour, Hugh The Companion Guide to Venice (2-е издание). — Лондон, 1977.
  • Norwich, John Julius A History of Venice. — Penguin Books, 1983.
  • Tassini, Giuseppe Curiosità Veneziane (9-е издание). — 1988.
  • Goy, Richard J. Building Renaissance Venice. Patrons, Architects & Builders. — Yale U.P., 2006.
  • Muraro, Michelangelo The Moors of the Clock Tower of Venice and their Sculptor in Art Bulletin (Vol.66). — 1984.
  • Sansovino, Francesco. Venetia Città Nobilissima. (Венеция. Оригинальное издание 1581). Издание 1663 года с дополнениями Мартиниони. — Gregg International Publishers Ltd, 1968.

Ссылки

  • [www.museiciviciveneziani.it/?lin=EN museiciviciveneziani.it]
  • [botinok.co.il/node/78511 botinok.co]

Отрывок, характеризующий Часовая башня Святого Марка

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему: