Частные деньги

Частные деньги (англ. private currency) — негосударственные фидуциарные деньги, эмитируемые и используемые в обращении частными институциональными субъектами.

Во многих странах выпуск подобного вида денег запрещён законом или строго регламентирован. В Шотландии и Северной Ирландии государство лицензирует частные банки для выпуска собственных бумажных денег.

В наши дни отдельные частные учреждения выпускают в обращение электронные деньги. Количество совершаемых сделок с подобными валютами достигает нескольких миллиардов долларов в год.

История

В США в период т. н. «Свободной банковской эры» (англ. Free Banking Era; с 1837 по 1866) было выпущено около 8000 различных видов денег; эмитентами выступали отдельные штаты, муниципалитеты, частные банки, железные дороги, магазины, рестораны, церкви и даже отдельные индивиды. Организации того времени, выпускавшие деньги, получили название «рискованные банки» (wildcat banks).

В Австралии, где существовала подобная ситуация, обращение частных денег было запрещено специальным правительственным указом в 1910 г. Существует единственный пример, когда частная валюта, не поддержанная правительством, продолжала пользоваться популярностью у населения: речь идёт о швейцарском динаре.

С 1991 г. в обращении в США находятся т. н. «итакские часы» (Ithaca Hours) — валюта, основанная на отработанном рабочем времени.

Для преодоления экономического кризиса, в 2009 году в США вновь активизировались системы альтернативных денег. В ряде городов муниципалитеты начали печатать собственную валюту.

Частные деньги в США

В США частные деньги формально разрешены, но с существенными ограничениями. В частности, они не должны внешне напоминать доллар, должны иметь номинал больше доллара и облагаться подоходным налогом.

Ограничения номинала основаны на законе Коперника-Грешема и ставят официальный доллар в более выгодные условия обращения.

Примером частных денег в США может служить Итакский час (англ. Ithaca hour) — местная валюта, используется в городе Итака США. Один итакский час оценивается в 10 американских долларов и рекомендуется как средство платежа за один час работы одного человека. В некоторых случаях курс подлежит обсуждению.

См. также: Бернард фон НотХаус

Развитие теории

Идея возможности денационализации денег и устранение государства от эмиссии и контроля за банковской отраслью была высказана практически одновременно в статье Б. Клайном в 1974 г. и фон Хайеком в книге «Частные деньги» в 1975 г. независимо друг от друга. На момент публикации идея многим казалась маргинальной. За этими работами последовали многочисленные публикации других ученых по данной проблематике. Выяснилось, что существовавшие до эпохи Центральных банков, денежные системы многих стран основывались на принципах свободной конкуренции частных денег и были достаточно эффективны. Событием в научной дискуссии о деньгах стала публикация в 1986 г. статьи «Has Government Any Role in Money?» специалиста в области денежной теории, лауреата Нобелевской премии по экономике Милтона Фридмана, в которой он изменил свою прежнюю негативную оценку системы частных конкурентных валют и согласился в основном с позицией Хайека.

Идеи Ф. фон Хайека

Ф. фон Хайек в своей ранней работе «Частные деньги» (1976) предлагает денационализировать деньги, так как в области эмиссии денег, по его мнению, государственная монополия вредна для общества.

Австрийский учёный предлагает кардинально новый план достижения денежной стабильности — систему, основанную на конкуренции параллельных частных валют. Валюту следует считать обычным коммерческим товаром и производить рыночным способом.

Подобно тому, как конкуренция между обычными товарами способствует улучшению их потребительских свойств и отбраковке низкокачественной продукции, конкуренция между частными валютами произведёт отбраковку плохо обеспеченных и плохо управляемых валют. Останутся те валюты, которые будут наилучшим образом выполнять функции денег.

В экономической литературе, по мнению Ф. Фон Хайека, нет ответа на вопрос, почему правительственная монополия на денежную эмиссию повсюду рассматривается как неизбежная.

Первоначальные преимущества, считает австрийский экономист, которые могли оправдать присвоение правительством исключительных прав на чеканку металлических монет, уже не перевешивают недостатков подобной системы. В ней можно найти дефекты.

Пока господствовали металлические деньги, правительственная монополия была достаточно вредна. Она становится непоправимым бедствием, продолжает Ф. фон Хайек, с тех пор, как бумажные деньги попали под политический контроль.

Главной формой выпуска новой валюты должна стать продажа обычным порядком или на аукционах, затем — посредством банковских операций — в форме краткосрочного кредитования.

Кроме банкнот и чековых депозитов, эмиссионный банк должен обеспечить наличие мелкой монеты с номиналом в долях основной единицы.

Определённые проблемы, считает австрийский учёный, могут возникнуть там, где нынешняя торговая практика основана на единообразном использовании нескольких стандартных монет (торговые автоматы, телефон, транспорт).

Криптовалюта

Криптовалюта является формой электронных денег, в которой, для проведения операций и выпуска новых монет, используется криптография. Криптографические системы позволяют создавать децентрализованные криптоволюты, независимыми от централизованной банковской системы, наиболее популярной криптовалютой является биткойн.

См. также

• Банк времени
• Виртуальная валюта
• Закон Грешема
• Итакский час
• Региональная валюта
• Свободные деньги
• Свободный банкинг
• Токен (денежный знак)
• Экономика, основанная на временном факторе
• LETS
• WIR — система свободных денег в Швейцарии
• Экономика дара
• Cincinnati Time Store

Отрывок, характеризующий Частные деньги

«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.