Часть речи (цикл стихотворений)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Часть речи, цикл стихотворений»)
Перейти к: навигация, поиск

«Часть речи» — название цикла стихотворений Иосифа Бродского, созданного в 19751976 гг. Этот цикл дал название книге стихотворений, вышедшей в 1977 г. в издательстве Ардис[1]. Одноименный, но кардинально отличный по составу сборник избранных стихов поэта был издан в 1990 году в СССР[2]. Вышедшая в 1980 г. под таким же названием англоязычная книга стихотворений Бродского[3] только наполовину состоит из переводов стихотворений, вошедших в русское издание 1977 года. Перевод цикла «Часть речи» на английский, сделанный при участии и под редакцией Бродского, включил 15 из 20 стихотворений цикла, порядок которых был также изменен по сравнению с русским оригиналом.

Книга «Часть речи», изданная в 1977 г, включила в себя стихотворения, написанные в последние месяцы жизни поэта на родине и в первые годы эмиграции: с 1972 по 1976. Причиной такого объединения было то, что, по мнению Бродского, на рубеже 1971/72 годов в его поэзии произошли глубокие качественные изменения, во многом определившие новый период его творчества[4].

По словам Льва Лосева, Бродский «гордился названием книги и включенного в неё одноименного цикла. Мысль о том, что созданное человеком, его „часть речи“, больше, чем человек как биологическая особь или социальная единица, была Бродскому очень дорога. То же название он дал позднее первому репрезентативному сборнику избранных стихов, вышедшему на родине. <…> „Часть речи“ отличается от остальных сборников Бродского тем, что отдельные стихотворения составляют меньшинство. Основной объём — это четыре цикла („Письма римскому другу“, „Двадцать сонетов к Марии Стюарт“, „Мексиканский дивертисмент“ и „Часть речи“)»[5]. Е. Семёнова называет цикл «Часть речи» новой разновидностью русской поэмы ХХ века[6]. Л. Лосев считает, что цикл носит характер лирического дневника[7].





Содержание книги 1977 г. и цикла

Издания

  • Бродский И. Часть речи: Стихотворения 1972—1976. — Ann Arbor: Ardis, 1977. СПб.: Пушкинский фонд, 2000.
  • Бродский И. Часть речи: Избранные стихи 1962—1989 / Сост. Э. Безносов. — М.: Художественная Литература, 1990.
  • Бродский И. Стихотворения и поэмы: В 2 т. / сост. и прим. Л. Лосев. — СПб.: Пушкинский дом, 2011.
  • Joseph Brodsky. A Part of Speech. — New York: Farrar, Straus & Giroux, 1980.

Напишите отзыв о статье "Часть речи (цикл стихотворений)"

Ссылки

  • [www.kulichki.com/moshkow/BRODSKIJ/chastx.txt Иосиф Бродский. «Часть речи. Стихотворения 1972—1976»]
  • Полухина В., Пярли Ю. Словарь тропов Бродского (на материале сборника "Часть речи"). Тарту, 1995. (включает частотный словарь сборника)

Примечания

  1. Часть речи, 1977 г..
  2. Часть речи, 1990 г..
  3. A Part of Speech, 1980.
  4. Л. Лосев. Иосиф Бродский: Опыт литературной биографии. М.: 2006
  5. Стихотворения и поэмы, 2011 г., с. 88.
  6. Семёнова Е. [magazines.russ.ru/slo/2001/2/semen.html Поэма Иосифа Бродского «Часть речи»] // Старое литературное обозрение : журнал. — М., 2001. — № 2.
  7. Стихотворения и поэмы, 2011 г., с. 613.

Отрывок, характеризующий Часть речи (цикл стихотворений)

Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?