Часы (журнал)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Часы» — литературный журнал самиздата. Издавался в Ленинграде в 1976—1990 гг. Вышло 80 номеров.

1-й номер вышел в июне 1976 г. под редакцией прозаика и журналиста Бориса Ивановича Иванова при участии поэта и правозащитника Юлии Вознесенской. С № 4 соредактором журнала стал Б. В. Останин. Позже в редколлегию входили также И. А. Адамацкий, В. Э. Долинин, А. Т. Драгомощенко, С. И. Коровин, Ю. В. Новиков, С. С. Шефф.

Журнал выходил с периодичностью 6 номеров в год, объёмом 250—300 машинописных страниц обычного формата в ручном переплете, тиражом 10 экземпляров. Распространялся в основном в Ленинграде и Москве.

Имелись разделы: прозы, поэзии, литературной критики, переводов (в числе переводчиков выступали Б. В. Останин, В. В. Антонов, М. Ханан, М. Иоссель, С. А. Хренов, В. Л. Молот, Т. М. Горичева и др. С № 12 публиковалась хроника культурных событий — обзоры художественных выставок, отчеты о докладах на квартирных семинарах и литературных вечерах, другая информация о событиях неофициальной культурной жизни. С № 31 (1981) печатались статьи Е. С. Барбана о джазе и С. А. Хренова о рок-музыкантах, с № 41 (1982) — фоторепродукции с картин художников-нонконформистов (отдел изобразительного искусства вели Ю. В. Новиков, В. В. Антонов и С. С. Шефф).

Журнал опубликовал произведения более 400 авторов. Отдельными приложениями к нему были опубликованы: романы «Расположение среди домов и деревьев» А. Т. Драгомощенко и «Отражение в зеркале с несколькими снами» М. Ю. Берга, собрания стихов Е. А. Игнатовой, Е. А. Шварц, В. Б. Кривулина и С. Г. Стратановского, «Избранное» Л. Л. Аронзона (составитель Е. А. Шварц), сборник «Памяти Л. Аронзона» (составители Вл. Эрль и А. И. Степанов), «Статьи о Достоевском» Г.Померанца, биобиблиографический словарь «Художники России за рубежом» Д. Я. Северюхина и О. Л. Лейкинда (в 3-х томах), сборник статей о неофициальном художественном движении «Галерея» (под ред. С. В. Ковальского, Ю. В. Новикова и Б. И. Иванова), переводы «Тибетской книги мертвых», трилогии «Моллой», «Мэлон умирает» и «Безымянный» С. Беккета, «Учение дона Хуана» и «Особая реальность» К. Кастанеды, «Письма Баламута: Избранные трактаты» К. Льюиса, «Дом свиданий» Роб-Грийе, «Мудрая кровь» Ф. О’Коннор.

Редколлегия инициировала ряд общекультурных проектов, не связанных напрямую с журналом. По её инициативе в 1978 г. была учреждена действующая до настоящего времени Премия Андрея Белого, проведены две конференции неофициального культурного движения (1979) и создан Клуб-81 (1981), который позволил до некоторой степени легализовать общественно-культурную деятельность неофициальных литераторов и дал возможность выпустить в печати литературно-художественный сборник «Круг» (Л.: Сов. писатель, 1985). В 2011 г. в Литературно-мемориальном музее А. А. Ахматовой в С.-Петербурге состоялся вечер, посвященный 35-летию со дня выхода первого номера журнала.

Полное собрание журнала «Часы» (1976—1990) доступно на [arch.susla.ru/index.php/%D0%90%D1%80%D1%85%D0%B8%D0%B2_%D0%B6%D1%83%D1%80%D0%BD%D0%B0%D0%BB%D0%B0_%C2%AB%D0%A7%D0%B0%D1%81%D1%8B%C2%BB сайте архива Центра Андрея Белого].

Источник: Самиздат Ленинграда 1950-е — 1980-е. Литературная энциклопедия / Под общ. ред. Д. Я. Северюхина. М.: НЛО, 2003. С. 463—465.

Напишите отзыв о статье "Часы (журнал)"

Отрывок, характеризующий Часы (журнал)



Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»