Дорба, Иван Васильевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Чеботаев, Владимир Дмитриевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Иван Дорба
Имя при рождении:

Владимир Дмитриевич Чеботаев

Дата рождения:

25 января 1906(1906-01-25)

Место рождения:

Николаев

Дата смерти:

1998(1998)

Гражданство:

СССР СССР

Род деятельности:

прозаик

Награды:

Иван Васильевич Дорба (настоящие имя и фамилия Владимир Дмитриевич Чеботаев; 19061998) — советский писатель, бывший член НТС.





Биография

Согласно официальной биографии, получившей распространение в 1970-е годы, «родился в дворянской семье на Украине. Вместе с родителями после революции оказался в эмиграции. Во время Второй Мировой войны участвовал в сопротивлении, попал в плен к фашистам. После освобождения служил переводчиком в Советской Армии в штабе фронта.» Фамилия Чеботаев в официальной советской биографии не упоминается. Однако согласно источникам в Народно-трудовом союзе, Иван Дорба в действительности — Владимир Чеботаев, окончил в эмиграции (1927) Донской казачий кадетский корпус (по другим данным — Крымский кадетский корпус). Работал геодезистом, вступил в НТС. В 1939 или 1940 году нелегально перешёл советскую границу в составе боевой группы НТС, был захвачен органами НКВД, отбывал заключение. В личном деле Дорбы в Союзе писателей есть сведения об окончании Харьковского инженерно-геодезического строительного института в 1939 году и последующей работе инженером-геодезистом.[1] Согласно военно-учётным документам, с начала войны числился в запасе, с апреля 1942 командир взвода 85-го отдельного сапёрного батальона.[1] В октябре 1942 года тяжело контужен, после излечения — переводчик разведотдела штаба 2-го Прибалтийского фронта.

С 1948 занимался переводами украинских и югославских писателей, в частности, Панаса Мирного, Юлиана Опильского, Милоша Црнянского, Михайлы Лалича, Симо Матавуля. Член СП СССР с 1961 года.

Творчество

Наибольшую известность Дорбе принесла детективно-шпионская дилогия, состоящая из романов «Белые тени» (1981) и «Под опущенным забралом» (1983), в которых описывается жизнь эмигрантских кадетских корпусов в Югославии и зарождение НТС. Обе книги переиздавались огромными тиражами (в частности, в «Роман-газете»), Иван Дорба был удостоен за них Литературной премии КГБ. Бывшие кадеты-эмигранты крайне негативно отнеслись к романам Дорбы, обвиняя его в клевете на русское кадетство в эмиграции, а также на конкретных лиц, изображенных в романах под своими подлинными именами. Кроме того, перу Дорбы принадлежат книги «Загадки Стамбула», «Дар медузы» (1986).

Напишите отзыв о статье "Дорба, Иван Васильевич"

Примечания

  1. 1 2 Писатели Москвы — участники Великой Отечественной войны. — М., 1997. — С. 150.

Ссылки

  • [www.ruscadet.ru/units/assambl/ass_off.htm Информация о раскрытии псевдонима «Иван Дорба»] на сайте www.ruscadet.ru
  • [www.posev.ru/files/nts-history-thoughtanddeal/mysldel.htm#md5 Сведения о Владимире Чеботаеве в книге «НТС. Мысль и дело»]
  • [www.xxl3.ru/kadeti/dorba.htm Кадеты о романах И.Дорбы]

Отрывок, характеризующий Дорба, Иван Васильевич

– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.