Чеботаев, Пётр Ефимович

Пётр Ефимович Чеботаев
Дата рождения	1 июля 1923(1923-07-01)
Место рождения	с. Шушенское, Енисейская губерния, РСФСР, СССР
Дата смерти	31 июля 1984(1984-07-31) (61 год)
Место смерти	Минусинск, Красноярский край, РСФСР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	артиллерия
Годы службы	1941—1948
Звание	старшина
Часть	в годы Великой Отечественной войны: Ленинградский фронт 2-й отдельный противотанковый батальон 3-й истребительной бригады 2-й отдельный противотанковый батальон 3-й гвардейской истребительной бригады 282-й гвардейский истребительный противотанковый артиллерийский полк 3-й отдельной гвардейской истребительной бригады РГК
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Пётр Ефимович Чеботаев (1923—1984) — советский военнослужащий. В Рабоче-крестьянской Красной Армии и Советской Армии служил с августа 1941 года по апрель 1948 года. Участник Великой Отечественной войны. Полный кавалер ордена Славы. Воинское звание — гвардии старшина.

Биография

До войны

Пётр Ефимович Чеботаев родился 1 июля 1923 года в селе Шушенское Минусинского уезда Енисейской губернии РСФСР СССР (ныне посёлок городского типа, административный центр Шушенского района Красноярского края Российской Федерации) в крестьянской семье. Русский. В 1930 году семья Чеботаевых переехала в Минусинск. Здесь Пётр Ефимович окончил начальную школу. До войны работал слесарем в Минусинской пассажирской автотранспортной конторе.

На фронтах Великой Отечественной войны

В ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии П. Е. Чеботаев был призван Минусинским районным военкоматом Красноярского края в августе 1941 года. Прошёл военную подготовку в частях запаса. В декабре 1941 года красноармеец П. Е. Чеботаев был направлен на Ленинградский фронт. Участник обороны Ленинграда. Боевой путь начал стрелком в лыжном батальоне. Позднее воевал разведчиком и бойцом в миномётном расчёте. В боях за Ленинград был дважды ранен. После второго тяжёлого ранения, полученного в июле 1942 года, был эвакуирован «на большую землю». Долго лечился в госпиталях. После возвращения в строй в январе 1943 года Петра Ефимовича направили на Брянский фронт, во 2-ю истребительную дивизию, где он был зачислен наводчиком противотанкового ружья в 1-ю роту 2-го отдельного противотанкового батальона 3-й истребительной бригады.

До марта 1943 года части 2-й истребительной дивизии вели позиционные бои в полосе обороны 13-й армии. Весной советские войска начали подготовку к Курской стратегической оборонительной операции, решающая роль в которой отводилась артиллерии. В связи с этим к началу апреля дивизия была переподчинена Центральному фронту. К началу Курской битвы она занимала позиции в полосе 70-й армии. 5 июля 1943 года противник нанёс массированный танковый удар в стык 13-й и 70-й армий. Совершив стремительный ночной 25-километровый переход, к рассвету 6 июля 3-я истребительная бригада полковника В. Н. Рукосуева заняла позиции на рубеже Самодуровка-Тёплое, на направлении главного удара немцев. В течение дня артиллеристы вели тяжёлое сражение с превосходящими силами врага и нанесли ему тяжёлый урон в живой силе и технике. 8 числа противник бросил в бой на участке бригады до 300 танков. Немцам удалось вклиниться в оборону советских войск, но прорвать её они так и не смогли. Исключительное упорство и стойкость в бою у села Погорельцы продемонстрировал 2-й отдельный противотанковый батальон капитана М. А. Самохина, в составе которого воевал красноармеец Чеботаев. Отражая яростный натиск врага, его бойцы в течение дня подбили и уничтожили 20 вражеских танков. Всего же за период с 6 по 9 июля силами бригады было подбито и сожжено 103 танка, в том числе 26 тяжёлых типа «Тигр», 65 средних и 12 лёгких.

Немецкое наступление на северном фасе Курской дуги выдохлось, и уже 12 июля советские войска на орловском направлении перешли в контрнаступление. В самом начале Орловской операции Пётр Ефимович был ранен, но к началу августа вернулся в строй. Ему удалось отличиться в боях под Кромами. 5 августа его рота вместе со стрелковым подразделением сражалась за переправу через реку Крому близ деревни Колки. Враг упорно оборонялся, а боезапас у советских бойцов уже подходил к концу. Проявив инициативу и воинскую смекалку, красноармеец Чеботаев под сильным миномётным и пулемётным огнём сумел доставить на позиции боеприпасы, дав возможность подразделению продолжить бой. Однако продвинуться вперёд никак не удавалось: враг активно мешал этому сильным автоматным огнём с хорошо замаскированных позиций. Наблюдая за полем боя, Пётр Ефимович обнаружил вражескую засаду, и меткими выстрелами из противотанкового ружья поджёг сарай, где прятались немецкие автоматчики. За этот бой он был награждён медалью «За отвагу».

В боях за освобождение Белоруссии

За массовый героизм личного состава, проявленный в Курской битве, 10 августа 1943 года 3-я истребительная бригада была преобразована в 3-ю гвардейскую, а уже в ходе битвы за Днепр была переформирована в 3-ю отдельную гвардейскую истребительно-противотанковую бригаду Резерва Главного Командования. В связи с изменением структуры соединения к 14 сентября красноармеец П. Е. Чеботаев был переведён на должность номера орудийного расчёта в 282-й гвардейский истребительно-противотанковый артиллерийский полк.

К концу Черниговско-Припятской операции войска Центрального фронта (с 20 октября 1943 года — Белорусский фронт) вышли к границам Белорусской ССР и приступили к освобождению юго-восточных районов Белоруссии. В ноябре 1943 года они провели успешную Гомельско-Речицкую операцию, в ходе которой 3-я отдельная гвардейская ИПТАБр поддерживала наступление частей 48-й армии. 26 ноября был взят крупный опорный пункт противника посёлок Шацилки и перерезана железнодорожная магистраль, соединявшая Мозырь и Жлобин. В течение декабря 1943 года противник, пытаясь окружить глубоко вклинившиеся в его оборонительные порядки части 65-й армии, неоднократно пытался прорвать оборону советских войск, в том числе и на участке 48-й армии. 25 декабря крупные силы вражеской пехоты при поддержке самоходной артиллерии и танков атаковали позиции советских войск в районе станции Шацилки. Первыми на себя удар неприятеля приняли батареи 282-го гвардейского ИПТАП. Действуя под миномётным и артиллерийским огнём неприятеля быстро и слаженно, расчёт, в составе которого воевал красноармеец П. Е. Чеботаев, подбил один немецкий танк, однако другая вражеская машина сумела ворваться на позицию артиллеристов и раздавила пушку гусеницами. Тем не менее, Пётр Ефимович не отступил. Схватив противотанковое ружьё, он точным выстрелом уничтожил штурмовое орудие неприятеля, после чего, ведя огонь из ПТР и личного оружия, стойко отражал атаку немецких автоматчиков. За доблесть и мужество, проявленные в бою, приказом от 27 февраля 1944 года гвардеец Чеботаев был награждён орденом Славы 3-й степени.

До апреля 1944 года 3-я отдельная гвардейская артиллерийская бригада вела бои на реке Березине в Паричском районе Белорусской ССР. Затем она была передана в состав 65-й армии и вместе с её частями начала подготовку к летнему наступлению. К июню 1944 года П. Е. Чеботаев освоил воинскую специальность наводчика артиллерийского орудия и получил сержантское звание. В ходе операции «Багратион» Пётр Ефимович в составе своего расчёта принимал участие в прорыве сильно укреплённой обороны противника на рубеже Петровичи—Николаевка и окружении 40-тысячной группировки немцев юго-восточнее Бобруйска, сражался за плацдарм на реке Свислочь у населённого пункта Лапичи, громил врага под Минском. В ходе Люблин-Брестской операции гвардейская бригада полковника Г. К. Колоколова поддерживала части 65-й армии, наступавшие общим направлением на Бельск. Противник, сосредоточив на рубеже Малинники—Григоровцы крупные силы пехоты и танков, попытался остановить стремительное продвижение советских войск. 25 июля при отражении яростных контратак противника у села Григоровцы наводчик Чеботаев продемонстрировал образцы стойкости и мужества. В ходе боя он в составе расчёта меткими выстрелами подбил 2 средних танка и истребил до 30 военнослужащих вермахта. В критические моменты противостояния, когда неприятель близко подбирался к орудию, он брался за автомат, лично уничтожив при этом 13 немецких солдат. Сломив сопротивление врага, подразделения 65-й армии вышли к Западному Бугу, и, форсировав его, вступили на территорию Польши. К концу сентября 1944 года войска 1-го Белорусского фронта уже имели несколько прочно закреплённых плацдармов на Висле и Нареве, с которых планировали продолжить наступление на запад.

В сражениях в Польше и Померании

14 января 1945 года началась Висло-Одерская операция. В первые дни наступления 282-й гвардейский истребительно-противотанковый артиллерийский полк гвардии подполковника А. А. Шаповалова огнём орудий и колёсами поддерживал наступление частей 89-й гвардейской стрелковой дивизии с Магнушевского плацдарма, обеспечив прорыв сильно укреплённой и глубокоэшелонированной оборонительной линии противника юго-восточнее города Варка и форсирование реки Пилицы. В пробитую брешь в немецкой обороне были введены подразделения 2-й гвардейской танковой армии. Действуя в боевых порядках 9-го гвардейского танкового корпуса, гвардейцы Шаповалова способствовали выходу танков и мотопехоты в район города Сохачева и выполнению боевой задачи по окружению варшавской группировки противника.

После освобождения Варшавы бригада гвардии полковника Колоколова совместно с танкистами генерал-полковника Богданова развили стремительное наступление на запад. 25 января гвардейцы Шаповалова первыми вышли к реке Нетце в районе города Чарникау, где столкнулись с ожесточённым сопротивлением врага. Выкатив орудия на прямую наводку, артиллеристы быстро и умело подавили огневые средства неприятеля, уничтожив при этом 8 артиллерийских орудий и 6 станковых пулемётов, после чего без поддержки пехоты приступили к форсированию водной преграды. В числе первых под сильным артиллерийским и пулемётным огнём на правый берег реки на лодочном пароме переправился расчёт, в составе которого наводчиком воевал П. Е. Чеботаев. С ходу вступив в бой, Пётр Ефимович меткими выстрелами прямой наводкой уничтожил четыре пулемётные точки, мешавшие овладению плацдармом, чем способствовал переправе других расчётов полка. Противник, стремясь отбросить советские войска обратно за Нетце, яростно контратаковал. Во время одной из контратак группе немецких солдат удалось близко подойти к позициям артиллеристов. Они обнаружили автомашину, которую расчёт Чеботаева использовал в качестве артиллерийского тягача и для перевозки боезапаса, и хотели её поджечь. Вовремя заметив вражеских солдат, Пётр Ефимович в одиночку бросился на них и огнём из автомата уничтожил четырёх немцев, а остальных обратил в бегство, чем спас материальную часть расчёта. Пока артиллеристы стойко отражали натиск врага, сапёры навели мост, и через Нетце переправились части 1-го механизированного корпуса, которые решили исход боя за плацдарм.

В конце января-начале февраля передовые части 1-го Белорусского фронта вышли к Одеру и захватили несколько плацдармов на западном берегу реки. Пока войска фронта вели тяжёлые бои за их удержание, полки 3-й отдельной гвардейской ИПТАБр во взаимодействии с танками 12-го гвардейского танкового корпуса отражали удары группы армий «Висла» под Штаргардом в районе населённого пункта Барнимскунов. С началом Восточно-Померанской операции артиллеристы обеспечили ввод в прорыв бригад 9-го гвардейского танкового корпуса и вместе с ними устремились к побережью Балтийского моря. Сопровождая танки в глубоком танковом рейде, командир артиллерийского орудия гвардии старший сержант П. Е. Чеботаев неоднократно подавлял огневые средства противника, чем способствовал выполнению боевых задач. 4 марта танкисты и артиллеристы ворвались в Наугард. В ходе ожесточённых уличных боёв Пётр Ефимович смело выдвигал своё орудие на прямую наводку и меткими выстрелами поражал огневые точки врага, ликвидировал узлы сопротивления, уничтожал засады фаустников, разрушал укрепления и баррикады. Силами его расчёта было уничтожено зенитное орудие, крупнокалиберный пулемёт и до 30 солдат и офицеров вермахта, а также два крупнокалиберных пулемёта были захвачены в качестве трофеев. 5 марта Наугард был взят, и части 2-й гвардейской танковой армии с приданными ей полками артиллерийской бригады гвардии полковника Колоколова стремительно продвинулись к эстуарию Одера. В тот же день Чеботаев со своими бойцами в составе своей батареи вместе с танкистами 65-й гвардейской танковой бригады первым ворвался на окраину города Каммин. Его гвардейский расчёт «преодолевая упорное сопротивление противника, ломая его преграды, штурмуя баррикаду за баррикадой, настойчиво продвигался вперёд и, перекатывая на руках орудие, беспощадно уничтожал немецких фаустников и автоматчиков». В бою за Каммин Пётр Ефимович со своим расчётом уничтожил 4 пулемёта, пушку, автомашину с военным грузом и до 40 солдат и офицеров неприятеля. В трудные моменты он не раз брался за автомат, лично истребив 18 военнослужащих вермахта и 6 захватив в плен. 6 марта город был взят. Боевая задача 2-й гвардейской танковой армии была успешно решена. За образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом доблесть и мужество приказом от 7 мая 1945 года гвардии старший сержант П. Е. Чеботаев был награждён орденом Славы 2-й степени. Но перед этим Петру Ефимовичу ещё предстояло брать Берлин.

На Берлин

После разгрома немецких войск в восточной Померании 3-я отдельная гвардейская истребительно-противотанковая бригада была переброшена на одерский фронт. 11 апреля она переправилась на Кюстринский плацдарм и заняла огневые позиции в полосе 26-го гвардейского стрелкового корпуса 5-й ударной армии. 15 апреля во время разведки боем 282-й гвардейский артполк гвардии подполковника Шаповалова огнём своих орудий обеспечил успех стрелковых подразделений в бою за населённый пункт Цехин и отражение четырёх контратак противника. 16 апреля в ходе начавшегося решающего наступления на Берлин гвардейский корпус генерал-майора П. А. Фирсова при поддержке артиллерийской бригады гвардии полковника Колоколова овладел важным опорным пунктом противника посёлком Лечин, обеспечив ввод в бой частей 2-й гвардейской танковой армии. Обходя Зееловские высоты с севера, 20 апреля советские войска вышли на подступы к последнему крупному населённому пункту на пути к Берлину — городу Штраусбергу, где встретили ожесточённое сопротивление врага. Находясь непосредственно в боевых порядках пехоты, гвардейский расчёт старшего сержанта Чеботаева в боях у деревни Клостердорф (Klosterdorf) 20-21 апреля участвовал в отражении шести контратак крупных сил немцев, уничтожив 2 танка, 3 бронетранспортёра и много живой силы противника.

Сломив сопротивление неприятеля, 22 апреля гвардейцы полковника Г. К. Колоколова совместно с пехотинцами 89-й гвардейской стрелковой дивизии ворвались на восточную окраину Берлина. Ведя ожесточённые уличные бои, они очищали от врага дом за домом, квартал за кварталом, неуклонно продвигаясь к центру германской столицы. Особенно сильное сопротивление штурмовая группа 270-го гвардейского стрелкового полка встретила в районе Рубер штрассе. Крупные силы немецкой пехоты с фаустпатронами засели в каменных домах, превращённых в опорные пункты, и при поддержке двух самоходных артиллерийских установок типа «Ягдпантера» в течение почти шести часов сдерживали натиск советских бойцов. На помощь пехоте пришла батарея 282-го гвардейского истребительно-противотанкового артиллерийского полка. Сначала артиллеристам нужно было уничтожить САУ. Несмотря на сильный огонь противника, Пётр Ефимович смело выдвинул своё орудие на открытую позицию и первым же выстрелом поджёг самоходку. Вторая машина попыталась скрыться в переулке, но артиллеристы разбили ей гусеницу, и экипаж вынужден был укрыться в близлежащем здании. Когда с бронетехникой было покончено, расчёт Чеботаева открыл прицельный огонь по верхним этажам и чердаку дома, из которого немцы вели сильный пулемётный огонь. Быстро подавив три огневые точки, артиллеристы покатили орудие вдоль улицы, продолжая меткими выстрелами разить врага. Девять зданий у немцев удалось отбить, но продвинуться дальше пехотинцам и артиллеристам помешало наступление темноты. За ночь немцы подтянули дополнительные силы, и новый день начался с яростных контратак врага. Ведя огонь шрапнелью и осколочными снарядами, батарея наносила большой урон наседающему врагу. В расчётах тоже было много раненых. Осколком мины зацепило и Чеботаева. Однако ни один боец не ушёл с поля боя, пока сопротивление противника не было сломлено. Только когда квартал был полностью очищен от немцев, раненых эвакуировали в госпиталь. Там Пётр Ефимович и встретил День Победы. За доблесть и мужество, проявленные в боях на берлинском направлении и во время штурма столицы Германской империи указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года П. Е. Чеботаев был награждён орденом Славы 1-й степени.

После войны

До апреля 1948 года П. Е. Чеботаев оставался на военной службе. Демобилизовавшись в звании гвардии старшины, Пётр Ефимович вернулся в Минусинск. Работал в Минусинской автотранспортной конторе сначала слесарем, затем бригадиром слесарей по ремонту автомобильной техники.

Умер 31 июля 1984 года. Похоронен на новом городском кладбище Минусинска.

Награды

• Орден Отечественной войны 2-й степени (30.07.1944);
• орден Красной Звезды (03.02.1945);
• орден Славы 1-й степени (15.05.1946);
• орден Славы 2-й степени (07.05.1945);
• орден Славы 3-й степени (27.02.1944).
• Медали, в том числе:

медаль «За отвагу» (20.08.1943);

медаль «За оборону Ленинграда»;

медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»

медаль «За взятие Берлина»;

медаль «За освобождение Варшавы».

Память

• Именем П. Е. Чеботаева названа улица в Минусинске.
• Могила П. Е. Чеботаева внесена в список памятников истории Красноярского края.

Документы

• [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»].

[www.podvignaroda.ru/?n=31514369 Орден Отечественной войны 2-й степени].

[www.podvignaroda.ru/?n=23256719 Орден Красной Звезды].

[www.podvignaroda.ru/?n=28963609 Орден Славы 2-й степени (представлен к ордену Красного Знамени)].

[www.podvignaroda.ru/?n=21250140 Орден Славы 3-й степени].

[www.podvignaroda.ru/?n=17216781 Медаль «За отвагу»].

• [docs.cntd.ru/document/985000492 Постановление законодательного собрания Красноярского края «Об объявлении памятниками истории Красноярского края» № 5-122П от 29 марта 1995 года].

Литература

• Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01883-9.
• Лобода В. Ф. Солдатская слава. Кн. 2. — М.: Военное издательство, 1967. — С. 332. — 352 с.
• Кавалеры ордена Славы: сборник очерков / сост. И. П. Циприков. — Красноярск: Красноярское книжное издательство, 1984. — С. 148—152. — 183 с.

Отрывок, характеризующий Чеботаев, Пётр Ефимович

– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.