Чеботарёв, Андрей Харитонович
| Андрей Харитонович Чеботарёв | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: | |
Андрей Харитонович Чеботарёв (1784—1833) — адъюнкт химии и технологии Московского Университета.
Биография
В сентябре 1797 года Чеботарёв поступил в университетскую гимназию, а в 1800 году был произведён студентом Московского университета, где слушал лекции по философии, физико-математическим и юридическим наукам. В 1803 году был награждён за отличные успехи золотой медалью, а 2 марта в 1804 года, по окончании университета, был удостоен звания кандидата физико-математических наук и определён учителем физики в университетский благородный пансион.
В следующем 1805 году, 30 июня, Чеботарёв получил звание магистра философии и стал членом-основателем Общества испытателей природы; 8 августа 1805 года он был отправлен за границу для усовершенствования в практических технологических исследованиях. В 1806 году он был принят в члены Берлинского Гуманического и Фармацевтико-химического Общества, а также получил диплом на степень доктора философии и этико-политических наук от Кенигсбергского Университета и диплом на степень доктора по философии и физико-математическим наукам от Московского Университета.
15 января 1807 года он был назначен адъюнктом химии и технологии при Московском Университете. Кроме лекций студентам по химии, пантотехнологии, белильному и красильному производствам и металлургии, он читал ещё в 1807 и 1808 годах русским фабрикантам «основания белильного, красильного и набивального искусств», а в 1809 году читал в университете основания политехнологических наук (в том числе о прикладной химии Шапталя) и продолжал чтение этих наук до своего выхода в отставку из университета в 1812 году[1].
С 1807 года Чеботарёв был членом Санкт-Петербургского Вольного экономического общества и Московского Общества истории и древностей Российских.
С 1 мая 1810 года он преподавал в университетском благородном пансионе естественное и римское право и политическую экономию, а в следующем году был переведён в университетскую гимназию преподавателем естественных наук.
С 1807 по 1810 год он служил в Цензурном Комитете, а в июле 1811 года был избран членом и секретарём Комитета, учреждённого для сочинения инструкций учёным русским путешественникам по России.
Покинув московский университет, А. Х Чеботарёв переехал в Санкт-Петербург, где 29 февраля 1812 года стал старшим пробирером в Лаборатории при Департаменте горных и соляных дел. Вскоре он был командирован на золотые прииски в Сибирь, откуда возвратился лишь в 1823 году и сразу был назначен председателем Казенной Палаты в Херсон, но по особым обстоятельствам вскоре удалён от этой должности и проживал некоторое время в Москве. Вскоре А. Х. Чеботарёв стал директором частного общества и вновь отправился в Сибирь — на золотые прииски.
Пробыв в Сибири до 1828 года, Чеботарёв возвратился в Москву; жил в доме своего зятя, доктора М. Я. Мудрова[2], с которым в сентябре 1830 года отправился в Саратов, где занимал должность секретаря при холерном комитете. 15 декабря 1832 года была подписана Министром Двора бумага об определении его помощником директора Петербургского стеклянного завода.
А. Х. Чеботарёв не оставил после себя никаких учёных трудов. Из сочинений и переводов его известны только следующие:
- «Твёрдые намерения молодого человека, наставленного в истинах и должностях закона христианского» (Иппокрена, 1799, ч. II) и (Друг Юношества, 1808, дек.)
- «Юный Перс Кир, Артакс и Придворные» (Иппокрена, 1799, ч. І)
- «Филиция Вильмар, или Изображение человеческой жизни» (сочинение г-на Бланшара, перевод с французского, М., 1805, 3 части)
- «Герцогиня де ла Вальер» (сочинение г-жи Жанлис, перевод с французского, М., 1815, 4 части).
Напишите отзыв о статье "Чеботарёв, Андрей Харитонович"
Примечания
- ↑ Чеботарёв иногда отзывался о некоторых лицах довольно резко, в том числе и о П. И. Голенищеве-Кутузове, попечителе Московского учебного округа, вследствие чего и принужден был оставить Московский Университет.
- ↑ Муж его сестры, С. Х. Чеботарёвой.
Литература
- Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
- * Чеботарев, Андрей Харитонович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Чеботарёв, Андрей Харитонович
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
