Чекин, Никифор

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Никифор Чекин — геодезист и русский полярный исследователь Великой Северной экспедиции XVIII века.

В 1735 году назначен геодезистом в Ленско-енисейского отряд экспедиции лейтенанта Василия Прончищева. Участник плавания Прончищева на дубель-шлюпке «Якутск» в 1735-36 годах. Летом 1736 года исследовал нижнее течение реки Анабар. В составе экспедиции Прончищева занимался геодезической съёмкой северной Якутии и восточных берегов Таймыра. Осенью 1736 года вместе с Семеном Челюскиным вернулся в Якутск санным путём. Весной 1739 снова плавал на дубель-шлюпке «Якутск» уже под руководством Харитона Лаптева. 27 июля 1739 года вместе с 6 гребцами исследовал вход в залив Нордвик. Весной 1740 года на собаках пересёк полуостров Таймыр: прошёл от нижней Хатанги к озеру Таймыр, а затем по реке Таймыре к её устью, окончательно доказав, что она впадает в Карское море. Далее произвёл съёмку морского берега к западу от устья Таймыры на протяжении более 100 км. В 1741 году сделал геодезическую съёмку и описал восточное побережье Таймыра от устья Хатанги до островов Петра.

Напишите отзыв о статье "Чекин, Никифор"



Ссылки

  • [shiphistory.ru/index.php?option=com_alphacontent&section=12&cat=22&task=view&id=356&Itemid=37 «Никифор Чекин» статья на сайте Россия корабельная]
  • [www.polarpost.ru/Library/Notes_Laptev/03.html В. А. Троицкий — Записки Харитона Лаптева]

Отрывок, характеризующий Чекин, Никифор

Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.