Челибидаке, Серджу

Серджу Челибидаке Sergiu Celibidache
Серджу Челибидаке в Кёртисовском институте, 1984
Основная информация
Дата рождения	28 июня 1912(1912-06-28)
Место рождения	Роман
Дата смерти	14 августа 1996(1996-08-14) (84 года)
Место смерти	Ля-Нёвиль-сюр-Эссон, близ Парижа
Страна	Германия
Профессии	дирижёр
Награды

Серджу Челибидаке (рум. Sergiu Celibidache; 28 июня 1912, Роман — 14 августа 1996, близ Парижа) — немецкий дирижёр румынского происхождения.

Биография

Челибидаке родился в городке Роман в Румынии. Начал занятия музыкой с фортепиано, затем получил музыкальное, философское и математическое образование в Бухаресте, а позднее — в Париже. Очень большое воздействие на его жизнь оказало знакомство с Мартином Штайнке, который, будучи знаком с буддизмом, серьёзно повлиял на отношение Челибидаке к жизни.

Карьера

Учился в Берлинской Высшей школе музыки у Вальтера Гмайндля (дирижирование), Хуго Дистлера (контрапункт) и Хайнца Тиссена (композиция). В 1945—1946 гг. возглавлял Симфонический оркестр Берлинского радио. Одновременно 29 августа 1945 года дебютировал, практически без подготовки, с Берлинским филармоническим оркестром (после того как шестью днями ранее погиб только что назначенный руководителем оркестра Лео Борхард) и в дальнейшем до 1952 г. исполнял обязанности его главного дирижёра. Впоследствии работал с оркестрами Стокгольмского, Штутгартского и Парижского радио. В 1970 году ему присудили датскую премию Леони Соннинг. В период с 1979 года и до самой смерти Челибидаке являлся музыкальным руководителем Мюнхенского филармонического оркестра. Он регулярно преподавал в Университете Майнца в Германии, а также, в 1984 году, в Кёртисовском институте музыки в Филадельфии. На протяжении всей своей жизни Челибидаке придавал огромное значение преподавательской деятельности, и зачастую его курсы были бесплатными для всех желающих.

Челибидаке скончался в 1996 году в возрасте 84 лет в Ля Нёвиль-сюр-Эссонн, в округе Питивье вблизи Парижа.

Стиль

Подход Челибидаке к музыке зачастую характеризуется не столько его действиями, сколько его бездействием. Например, широко обсуждалось «нежелание» Челибидаке делать звукозаписи, при том что на большинстве его концертов записи всё же производились, а многие из них с согласия членов его семьи были выпущены после его смерти на крупнейших лейблах, таких как EMI и Deutsche Grammophon. Тем не менее Челибидаке уделял мало внимания этим записям, рассматривая их лишь как побочные продукты своих выступлений с оркестром.

Вместо этого Челибидаке концентрировался на создании на каждом концерте оптимальных условий для того, что он называл «трансцендентным опытом». Некоторые аспекты дзэн-буддизма, такие как «каждая встреча единственна», оказали на него очень сильное влияние. Он считал крайне маловероятным возникновение музыкального опыта при прослушивании записей и по этой причине избегал их.

Челибидаке был известен продолжительным репетиционным процессом с оркестрами. Очень часто упоминается такая черта его концертов, как более медленный темп, чем тот, что считается нормой, а в быстрых пассажах его темпы, зачастую, были быстрее, чем ожидаемые.

Примечательными являются сделанные им в Мюнхене записи Бетховена, Брамса, Брукнера, Шумана, Баха, Форе, а также ряд «живых» выступлений с Лондонским симфоническим оркестром и Симфоническим оркестром Штутгартского радио.

Признание

Введён в Зал славы журнала Gramophone .

Отрывок, характеризующий Челибидаке, Серджу

В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.