HMS Challenger (1858)
«Челленджер» (англ. HMS Challenger) — парусно-паровой корвет, который участвовал в первой океанографической экспедиции (1872—1876 годы). Результаты проведённых исследований легли в основу такой научной дисциплины, как океанография.
Содержание
Начало службы
С 1858 года корабль был в составе Королевского флота[1]. В 1862 году участвовал в боевых действиях против Мексики, включая оккупацию порта Веракрус[1]. В 1866 году провёл карательную операцию против жителей Фиджи, в наказание за убийство миссионера и части его семьи.
Подготовка экспедиции
Идея экспедиции принадлежала шотландскому биологу Эдинбургского университета Чарльзу Уивиллу Томсону[2]. Королевский военно-морской флот предоставил Королевскому научному обществу корабль «Челленджер», который был переоборудован в 1872 году для научных целей: его оснастили биологическими и химическими лабораториями, лебёдками, средствами для измерения глубин, взятия проб грунта и воды, определения температуры воды.
Ход экспедиции
Корабль под командованием капитана Джорджа Нэрса вышел из Портсмута 21 декабря 1872 года[3]. Путь, пройденный экспедицией «Челленджера», составлял около 70 тыс. морских миль, на протяжении которых экипаж занимался научными изысканиями. Итоги путешествия были изложены в отчёте «Report Of The Scientific Results of the Exploring Voyage of H.M.S. Challenger during the years 1873-76», где, среди других открытий, было описано свыше 4000 новых видов. Джон Мюррей, руководящий публикацией работы, описал её как «самый большой прогресс в знаниях о нашей планете со времён знаменитых открытий пятнадцатого-шестнадцатого века».
«Челленджер» возвратился в Спитхед (Хэмпшир) 24 мая 1876 года, проведя в море три с половиной года. За это время было выполнено 492 промера глубины, 362 измерения температуры воды, взято 133 пробы грунта и произведено 151 траление[3].
Копии письменных отчётов экспедиции «Челленджера» хранятся в нескольких британских морских учреждениях, включая Национальный центр океанографии в Саутгемптоне и Dove Marine Laboratory в Тайн и Уире.
Последние годы службы
В 1876 году он был превращен в учебный корабль Береговой охраны и флотского резерва в Харвиче[1]. В 1878 году выведен из состава флота на королевской верфи в Чатеме[1]. До 1883 года находился в резерве, затем превращен в блокшив-плавказарму на реке Медуэй; отправлен на слом в 1921 году ради медной обшивки днища[1].
Память
В честь корабля «Челленджер» впоследствии был назван космический челнок[4] и научно-исследовательское судно США, предназначенное для бурения дна океана[5].
Напишите отзыв о статье "HMS Challenger (1858)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Colledge, J.J., Warlow, Ben. [www.worldcat.org/oclc/67375475 Ships of the Royal Navy]: the complete record of all fighting ships of the Royal Navy from the 15th century to the present. — L.: Chatham, 2006. ISBN 978-1-86176-281-8
- ↑ Магидович И. П., Магидович В. И. Очерки по истории географических открытий. Т. IV. Географические открытия и исследования нового времени (XIX — начало XX в.). — М., 1985. — С. 313
- ↑ 1 2 Rice A.L. The Challenger Expedition // [books.google.co.uk/books?id=F5agn3NSzEoC&pg=PA27 Understanding the Oceans: Marine Science in the Wake of HMS Challenger]. — Routledge, 1999. — P. 27–48. — ISBN 978-1857287059.
- ↑ [www-pao.ksc.nasa.gov/shuttle/resources/orbiters/Challenger.html Challenger (STA-099, OV-99): Background]. Joyhn F. Kennedy Space Center. [www.webcitation.org/66cMQTdOx Архивировано из первоисточника 2 апреля 2012].
- ↑ Челленджер — статья из Большой советской энциклопедии.
Отрывок, характеризующий HMS Challenger (1858)
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
