Челнок Рокавей-парка

	Rockaway Park Shuttle
Север		Брод-Чаннел
Юг		Рокавей-парк — Бич 116-я улица
Количество станций		5

Челнок Рокавей-парка (англ. Rockaway Park Shuttle) — один из трех челночных маршрутов Нью-Йоркского метро, обозначаемый S. Два другие — это челнок Франклин-авеню и челнок 42-й улицы. Маршрут на всём своём протяжении работает в Куинсе и обслуживает южную часть полуострова Рокавей. Челнок работает между станциями Рокавей-парк — Бич 116-я улица и Брод-Чаннел, с последней производится пересадка на маршрут A. Трасса, по которой пролегает маршрут, была частью LIRR до середины 1950-х годов.

Все составы маршрута S состоят из четырёх вагонов марки R46. В выходные дни пляжного сезона длина состава удваивается.

История маршрута

Rockaway Shuttle впервые начал свою работу 28 июня 1956 года. В первые годы он работал между Euclid Avenue и Far Rockaway — Mott Avenue или же до Rockaway Park — Beach 116th Street. Тогда маршрут не имел официального обозначения на картах, хотя иногда поезда имели логотип Е.

Впервые логотип маршруту был официально дан 26 ноября 1967 года - НН. Лейбл был размещен на всех картах и на поездах, буквы располагались на красном фоне. В выходные дни и в часы пик поезда стали ходить только до Broad Channel.

Т. к. ночью А не ходил по Rockaway Line, по ночам маршрут был изменен: поезда стали следовать от Euclid Avenue до Rockaway Park, оттуда до Far Rockaway и наконец на Euclid Avenue, таким образом замыкая треугольник. Этот маршрут прозвали Rockaway Round-Robin.

Между 11 сентября 1972 года и 29 августа 1976 года обозначение челнока было изменено на Е, хотя в часы пик поезда ходили вплоть до Jamaica — 179th Street в Куинсе (через Манхэттен). Начиная с 30 августа 1976 года было введено обозначение СС зеленого цвета, хотя в часы пик поезда ходили до Bedford Park Boulevard (IND Concourse Line в Бронксе), проходя все четыре района Нью-Йорка, которые обслуживает система.

Rockaway Park Shuttle в 1980-х годах изменил обозначение на Н (синий логотип), и не возвращался на НН, т. к. к тому времени в Нью-Йоркском метро отменили практику двухсимвольного обозначения маршрута. Новый Н стал следовать только до Broad Channel. До 1990 года поздней ночью А пошел до Lefferts Boulevard и перестал следовать до Far Rockaway. В это время челнок стал работать прежним "треугольным" маршрутом движения Euclid Avenue - Rockaway Park - Far Rockaway - Euclid Avenue.

В 1993 году А стал поздней ночью ходить до Far Rockaway, а обслуживание Lefferts Boulevard было предоставлено челноку от Euclid Avenue (хотя, судя по размерам маршрута, челночным данный маршрут назвать сложно). Наш же челнок Н стал всё время работать от Rockaway Park до Broad Channel. Также в 1993 году стали ходить дополнительные поезда А в пиковом направлении утром от Rockaway Park дo Dyckman Street (IND Eighth Avenue Line), а вечером от 59th Street — Columbus Circle обратно на Rockaway Park. Чуть позднее утреннее пиковое направление было продлено на одну станцию дальше - до Inwood—207th Street.

С введением нового обозначения челнока (S) на некоторых картах появилось синее обозначение маршрута, хотя на поездах обозначение изначально было серым. Неоднозначность развеяла официальная карта подземки в 2004 году. Некоторые последние издания окрасили на этот раз саму линию на карте в синий (по цвету маршрута А, который также ходит по ней). Для отличия S от других челночных маршрутов неофициально используется обозначение Н.

Ураган Сэнди

Все станции метрополитена в целях безопасности были закрыты в ночь с 29 на 30 октября 2012 года из-за приближавшегося к Нью-Йорку урагана Сэнди. Этот маршрут метро проходит по району, наиболее подвергшемуся разрушениям. После урагана пути оказались в полуразрушенном состоянии. Вся линия Рокавей, вместе с челночным маршрутом, была закрыта. Спустя месяц открылись станции на участке от Рокавей-бульвара до Хауард-Бич и от Фар-Рокавей — Мотт-авеню до Бич 90-й улицы (через Хаммельский треугольник).

Участок от Фар-Рокавея до Бич 90-й улицы обслуживался специальным челноком H, который являлся второй «половиной» маршрута A. Интересно то, что обозначение H в данном случае было дано не челноку Рокавей-парка, а второй «секции» маршрута A. Это первый случай, когда обозначение H использовано другим маршрутом метрополитена.

30 мая 2013 года было восстановлено движение по стандартной схеме.

Станции маршрута

Курсирование маршрутов на станциях
	круглосуточно
Детали времени суток

	Название станции		Пересадки	Наземный транспорт (А)
Куинс
	Брод-Чаннел		A	Q21, Q53, QM16, QM17
	Бич 90-я улица		A	Q21, Q22, QM17
	Бич 98-я улица		A	Q22, Q53, QM16
	Бич 105-я улица		A	Q22, Q53, QM16
	Рокавей-парк — Бич 116-я улица		A	Q22, Q35, Q53, QM16

Ссылки

• [web.mta.info/nyct/service/sline.htm#rockaway MTA NYC Transit — Rockaway Park Shuttle]
• [web.mta.info/nyct/service/pdf/thcur.pdf MTA NYC Transit — Rockaway Park Shuttle's schedule]PDF — Effective December 4, 2011
• [www.thejoekorner.com/carassignments/bmt-ind-2010-06-27.html Train Set Assignments]

Отрывок, характеризующий Челнок Рокавей-парка

– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.