Человек, который хотел быть королём (фильм)
Поделись знанием:
К:Фильмы 1975 года
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
| Человек, который хотел быть королём | |
| The Man Who Would Be King | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Джон Форман |
| Автор сценария |
Джон Хьюстон |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
129 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Человек, который хотел быть королём» (англ. The Man Who Would Be King) — кинофильм, снятый по одноименному рассказу Редьярда Киплинга.
Сюжет
1885 год. Дэниел Древотт и Пичи Карнеган — обычные британские солдаты в Индии. Эти два авантюриста в один прекрасный день решают отправиться в таинственную азиатскую страну Кафиристан, чтобы завоевать её и стать её королями, правителями. Для этого они скрепляют свои намерения бумагой, под которой подписывается в качестве свидетеля сам Редьярд Киплинг, корреспондент газеты «Северная Звезда» в Индии, и отправляются в нелёгкий путь с грузом оружия.
После долгого трудного пути они попадают в Кафиристан, страну горцев-язычников, свято чтущих память о «Искандере» — Александре Великом, покорившем этот край в 328 г. до н. э. В первой же деревне англичане встречают последнего члена пропавшей без вести британской географической экспедиции, гуркха Билли Фиша (Мачендру Гаруна), который становится для них переводчиком. Авантюристы убеждают одного из местного правителей, жестокого, но трусливого и честолюбивого Утая, в своей возможности «победить всех его врагов». Воспользовавшись наивностью и необразованностью населения Карифистана, Дэниел и Пичи предоставляют местным жителям «доказательства» божественного происхождения Дэниела — якобы потомка самого «Сикандра» — Александра Македонского.
Верховный жрец Кафиристана Кафу-Селим хочет проверить божественность Дэниела, пригласив его без оружия в священный город Сикандергуль, то есть «Цветок Александра». Прибыв в этот город, англичане видят руины античного города, среди которых возведены примитивные постройки местных племен. Усомнившись в «божественности» Дэниэла, недоверчивый Кафу-Селим пытается зарезать его ножом, но случайно видит на его груди медальон с изображением «Ока Гора». Такой же был якобы и у Александра Македонского. Теперь их почитает и превозносит народ целой страны; обманув всех, они достигают вершин власти.
Жрецы Кафиристана передают им несметные сокровища царя Александра. Авантюристы планируют увезти их в Британскую Индию после открытия горных перевалов. Но один из них, Денни Древотт, провозглашенный богом-королём, напрочь забывает о том, что он — простой человек. Он всерьез решает жениться на местной красавице Роксане, зачать сына и основать династию. Однако, по местным преданиям, обычный человек сгорает во время соприкосновения с богом. Поэтому во время свадьбы испуганная девушка кусает его щеку до крови. Но у бога не может быть кровотечения…
Толпа жрецов, увидев кровь на щеке Денни, объявляет его самозванцем, и толпа фанатиков в ярости преследует и Денни, и Пичи. Вышколенные англичанами местные стрелки и гуркх Билли Фиш быстро гибнут в неравной схватке, и жрецы хватают обоих самозванцев. Денни Древотт, не желая сдаваться, с веселой песенкой на устах падает с моста в глубокую пропасть, а Пичи распинают между двух сосен, но, после того как он в течение суток остается в живых, отпускают. Через год он добирается до Индии, находит там Редьярда Киплинга и излагает ему всю историю их приключений.
В ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Шон Коннери | Дэниэл Древотт |
| Майкл Кейн | Пичи Карнеган |
| Кристофер Пламмер | Редьярд Киплинг |
| Шакира Кейн | Роксана |
| Каррум Бен Буи | Кафу-Селим |
| Саид Джеффри | Билли Фиш (Мачендра Гарун) |
| Догми Ларби | Утай |
Интересные факты
- В основу рассказа Редьярда Киплинга «Человек, который хотел быть королём» легла реальная история Джошуа Гарлана, первого американца, чья нога ступила на территорию Афганистана. Родившийся в Пенсильвании, авантюрист по натуре, Гарлан в начале XIX века отправился в Афганистан. Эмир Кабула, Дост Мухаммед Хан, заметив полководческий талант Гарлана, сделал его главнокомандующим всей афганской армией.
- После съемок фильма «Человек, который хотел быть королём» Шон Коннери и Майкл Кейн должны были получить 5 % от прибыли. Студия «Эллайд Артистс» обманула Коннери и Кейна, недоплатив им по 110 тысяч долларов.
- На съемках Шон Коннери самостоятельно выполнил рискованный трюк: совершил падение с веревочного моста в пропасть.
- Каррум Бен Буи был сторожем оливкового сада, расположенного неподалеку от места съемок. Он был приглашен сниматься в фильме. Для 103-летнего Каррума, сыгравшего верховного жреца Кафу-Селима, эта роль стала первой и последней в его жизни.
- Режиссёр Джон Хьюстон и продюсер Джон Фореман выбрали для съемок Марокко из-за опасности и дороговизны съемок в Афганистане.
- Британская актриса и модель индийского происхождения Шакира Бакш, познакомившись с актером Майклом Кейном в 1973 году, вскоре после этого вышла за него замуж, и вот уже почти 40 лет живёт с ним в браке.
- К тому времени, когда съемки уже начались, Джон Хьюстон все ещё никак не мог найти исполнительницу роли Роксаны. Однажды, во время обеденного перерыва, у Хьюстона поинтересовались, нашел ли он актрису. Когда он дал отрицательный ответ, все повернули головы к жене Майкла Кейна Шакире, и Хьюстон, не раздумывая, дал ей роль.
- Кафиристан, то есть «страна неверных» — исторический регион на границе между Афганистаном и Пакистаном, к югу от хребта Гиндукуш. Издавна населен был нуристанскими племенами, потомками древних ариев, а, по одной из гипотез, воинов Александра Великого. Племена эти вплоть до конца XIX в. сохраняли языческие верования. В 1896 году Кафиристан был завоеван афганским эмиром Абдур-Рахманом, искоренившим язычество и насильно обратившим местное население в ислам суннитского толка. Сам Кафиристан переименован был в Нуристан, то есть «страну света». Только небольшому народу калашей до сих пор удаётся сохранять там языческие верования.
- В финальной батальной сцене Билли Фиш (Саид Джеффри) демонстрирует приемы владения оригинальным холодным оружием гуркхов — ножом кукри, форма клинка которого сильно напоминает форму оружия македонских и греческих воинов Александра — махайры, или кописа.
- Редьярд Киплинг вступил в масонскую ложу в индийском Лахоре в 1885 году, когда ему не исполнился ещё 21 год. Киплинг так любил свой масонский опыт, что запечатлел его как свои идеалы в своей знаменитой поэме «Материнская Ложа».
- Сценарист и режиссёр Джон Хьюстон мечтал об этом проекте несколько десятилетий. Первоначально он хотел снять фильм по рассказу Киплинга в 1940-х годах с Кларком Гейблом и Хамфри Богартом. Позже ему виделись Берт Ланкастер и Кирк Дуглас, а также Роберт Редфорд и Пол Ньюман. Однако долгое ожидание оправдало себя: Майкл Кейн, Шон Коннери и Кристофер Пламмер продемонстрировали уникальнейшее актерское мастерство.
Номинации
- 1976 — «Оскар» — Лучший сценарист (адаптация) Джон Хьюстон, Глэдис Хилл.
Напишите отзыв о статье "Человек, который хотел быть королём (фильм)"
Примечания
Ссылки
- «Человек, который хотел стать королём» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v31123 Человек, который хотел стать королём] (англ.) на сайте allmovie
Отрывок, характеризующий Человек, который хотел быть королём (фильм)
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
