Человек идёт за солнцем

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Человек идёт за солнцем (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Человек идёт за солнцем
Omul merge după soare
Режиссёр

Михаил Калик

Автор
сценария

Валериу Гажиу,
Михаил Калик

В главных
ролях

Нику Кримнус,
Евгений Евстигнеев,
Анатолий Папанов

Оператор

Вадим Дербенев

Композитор

Микаэл Таривердиев

Кинокомпания

«Молдова-фильм»

Длительность

72 мин.

Страна

СССР СССР

Год

1961

IMDb

ID 0129823

К:Фильмы 1961 года

«Человек идёт за солнцем» — цветной художественный фильм 1961 года. Один из первых советских фильмов «новой волны», ознаменовавший появление «поэтического кино» периода «хрущёвской оттепели»[1][2].

Снят Михаилом Каликом, в творчестве которого стал значительной вехой[3]:

Этот фильм для меня — этапный, очень важный. Мне кажется, в этой картине я нашёл свой язык, который в дальнейшем, в фильме «До свидания, мальчики!», старался усовершенствовать, — поэтический язык кино. Тогда целая группа была, которую за рубежом назвали «русской новой волной»: моя картина «Человек идёт за солнцем», «Иваново детство» Тарковского, гениальная картина Параджанова «Тени забытых предков…»

— М. Калик

После эмиграции М. Калика в ноябре 1971 года в Израиль фильм был изъят из проката[4].

В 2008 году на юбилейном 30-м Московском международном кинофестивале «Человек идёт за солнцем» участвовал во внеконкурсной программе «Социалистический авангардизм» (ретроспективный показ 18-ти советских фильмов, созданных в период с 1929 по 1971 год)[5].





Сюжет

Один день детской жизни, вместивший в себя огромное количество увиденного глазами ребёнка.

Если идти за солнцем, то можно обойти всю землю и вернуться на то же место, только с другой стороны. Услышав об этом от товарищей по дворовым играм, Санду решил на деле проверить правдивость сказанного.

В пути ему повстречались: продавец лотерейных билетов; учёный из института Солнца; подросток с увеличительным стеклом; счастливые отцы у роддома; девушка с разноцветными шарами, спешащая на свидание; базар с разнообразием фруктов и мальчик, угостивший его спелым арбузом; мотогонщик, выполнявший смертельный трюк, чудо-герой, на деле оказавшийся робким человеком, собирателем керамики и боящимся своей властной жены; водитель грузовика, который не желает свиданий сестры с малознакомым человеком; строители, накормившие вкусным обедом и с таким тактом предложившие его; милиционер, отругавший мальчика за излишнюю самостоятельность (сегодня ты идёшь за солнцем, а завтра будешь спекулировать билетами в кино); девушка поливающая подсолнухи и её начальник, приказавший вырвать их с корнем; чистильщик обуви, потерявший на войне ноги; мальчик, пускающий мыльные пузыри; похоронная процессия; золотые рыбки в городском фонтане; закат; вечернее кафе и песня, под которую так сладко спать.

В финале, уставшего мальчика берёт на руки проходивший мимо военный музыкант и провожает к дому, по дороге внимательно слушая доверительную историю маленького путешественника о бесконечном дне и необычном приключении.

Создатели фильма

Оценки фильма

Фильм, созданный на студии «Молдова-фильм», партийным руководством МССР был воспринят резко отрицательно. Сюжет картины, лишённый драматической интриги и не отягощённый классовой идеологией, не нашёл понимания у первого секретаря ЦК Коммунистической партии Молдавии И. И. Бодюла, который высказался о фильме следующим образом: «Человек идёт за солнцем, а что он видит? Он видит сущую ерунду, а не наши советские достижения»[1]. Сразу после окончания съёмок авторы фильма были вызваны в ЦК Компартии Молдавии, где подверглись жёсткой критике[6]. Второй секретарь ЦК КПМ Е. С. Постовой, не понимающий «как эта картина поможет повысить урожай кукурузы в Молдавии»[6], указал на серьёзный идеологический просчёт фильма: «Что это за фильм? Что тут показано? Мальчик бегает... идёт на Запад, между прочим»[3].

Михаил Калик был обвинён в формализме[3]. В просьбе дать разрешение на показ фильма московскому начальству было отказано[6]. Вывезя самовольно копию картины в багажнике машины, авторы фильма показали её председателю Союза кинематографистов Ивану Пырьеву, который, не найдя в фильме никакой крамолы, дал разрешение на его премьерный показ[6]. Премьера картины, состоявшаяся в ЦДК, прошла с большим успехом и, по воспоминаниям М. Таривердиева, «на другое утро мы с Мишей Каликом проснулись знаменитыми»[6]. Рецензии на фильм, в основном, были положительными. Среди прочего критика отмечала операторскую работу Вадима Дербенёва, которого после выхода фильма стали называть «главным представителем поэтического кинематографа в операторском искусстве» (наряду с Сергеем Урусевским)[7]. В журнале «Новый мир» была напечатана статья Майи Туровской «Поэтическое и прозаическое кино сегодня», в которой проводился сравнительный анализ фильмов «Человек идёт за солнцем» и «Иваново детство».

По мнению журнала «Искусство кино», картина заняла второе место (после кинофильма М. Ромма «Девять дней одного года») среди лучших фильмов 1962 года (следом шли «Когда деревья были большими» и «Иваново детство»)[7].

Но стиль фильма, снятого в свободной манере близкой стилю французского кино «новой волны»[1], противоречивший идеологическим стандартам советского кинематографа того времени, был воспринят неоднозначно. Секретарь ЦК КПСС Л. Ф. Ильичёв в своей речи на заседании Идеологической комиссии при ЦК КПСС (председателем которой он был) 26 декабря 1962 года сказал о фильме[1]:
«В фильме чувствуется одарённость автора, но есть и серьёзные недостатки, против которых нельзя не возражать. Поиски особой, во что бы то ни стало необычной формы оборачиваются в ряде эпизодов фильма чисто внешним оригинальничаньем, манерностью, некритическим подражанием зарубежным модам.»
В архиве[1] сохранились газетные вырезки с рецензиями на фильм, напечатанными в зарубежной прессе. В номере столичной аргентинской газеты «Ла Насьон» (La Nación) от 27 июля 1964 года можно было прочитать[1]:
«Человек идёт за солнцем — фильм больших художественных достижений. Поэзия темы сочетается с удивительной манерой использования изображения и цвета. Михаил Калик — режиссёр этого фильма, столь необычайного по совокупности мыслей и чарующей привлекательности.»
В одном из номеров журнала «Ви» за 1962 год шведский писатель Артур Лундквист писал[1]:
«Похоже на то, что длительная зимовка в советском кино, наконец, закончилась. Лёд после сталинизма тронулся и повёл к новому освобождению искусства. Лучшим доказательством этого является фильм «Человек идёт за солнцем» — сильная символическая тема которого выдвигает на передний план триумфальную художественную форму. Фильм стал маленьким чудом поэтической непосредственности и полных смысла переживаний.»

Напишите отзыв о статье "Человек идёт за солнцем"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 Лев Фрухтман. [www.rehes.org/lst7/lst7_k.html «Я родился свободным человеком»] (заметки о творчестве кинорежиссёра Михаила Калика), январь 2012 г., rehes.org.
  2. [movieglossary.ru/term/%D0%9F%D0%BE%D1%8D%D1%82%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5%20%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%BE «Поэтическое кино»], movieglossary.ru.
  3. 1 2 3 [old.tvkultura.ru/news.html?id=137542&cid=86 «Калик Михаил. Непосредственное мировосприятие».], old.tvkultura.ru.
  4. И. Марьяш. [tnu.podelise.ru/docs/index-218980.html «Исполнилось 85 лет Михаилу Калику»], DORLEDOR.INFO, tnu.podelise.ru.
  5. [www.interfax.by/news/world/40119 «Лучшие фильмы советского авангарда покажут на Московском кинофестивале».] 11 мая 2008, interfax.by.
  6. 1 2 3 4 5 Микаэл Таривердиев. «Я просто живу», rulit.net.
  7. 1 2 Наталья Баландина. [www.kinozapiski.ru/ru/article/sendvalues/482/ «Поэтическое пространство Михаила Калика»]. Журнал «Киноведческие записки», kinozapiski.ru.

Литература

  • И. Ольшанский. «Человек идёт за солнцем». «Искусство кино» № 6, 1962.
  • Н. Баландина. «Поэтическое пространство кинематографа Михаила Калика». «Киноведческие записки» № 57, 2002, С. 362 — 377.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Человек идёт за солнцем

– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.