Чемпионат Европы по борьбе 1992
Поделись знанием:
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
В 1992 году чемпионат Европы по греко-римской борьбе прошёл в Копенгагене (Дания), а чемпионат Европы по вольной борьбе — в Капошваре (Венгрия). Борцы из стран СНГ выступали на этих соревнованиях в составе Объединённой команды (ОК).
Греко-римская борьба
| Вес | Золото | Серебро | Бронза |
| до 48 кг |  Ларс Рённинген (Норвегия)
|
 Илиута Даскалеску (Румыния)
|
 Зафар Гулиев (ОК)
|
| до 52 кг | Альфред Тер-Мкртчян (ОК)
|
 Братан Ценов (Болгария)
|
 Ремзи Озтюрк (Турция)
|
| до 57 кг |  Рифат Йылдыз (Германия)
|
Мариан Санду (Румыния)
|
 Исаак Теодоридис (Греция)
|
| до 62 кг | Сергей Мартынов (ОК)
|
 Хуго Диче (Швейцария)
|
 Йене Боди (Венгрия)
|
| до 68 кг |  Гани Ялуз (Франция)
|
Аттила Репка (Венгрия)
|
 Валерий Никитин (Эстония)
|
| до 74 кг | Мнацакан Искандарян (ОК)
|
Ивон Ример (Франция)
|
Эрхан Балчи (Турция)
|
| до 82 кг | Томас Цандер (Германия)
|
 Магнус Фредрикссон (Швеция)
|
 Горан Касум (Югославия)
|
| до 90 кг | Майк Булльман (Германия)
|
Ивайло Йорданов (Болгария)
|
Тибор Комароми (Венгрия)
|
| до 100 кг |  Анджей Вроньский (Польша)
|
Ибрагим Шовхалов (ОК)
|
Андреас Штайнбах (Германия)
|
| до 130 кг | Александр Карелин (ОК)
|
Йоан Григораш (Румыния)
|
Дьёрдь Кекеш (Венгрия)
|
Вольная борьба
| Вес | Золото | Серебро | Бронза |
| до 48 кг | Ромика Рашован (Румыния)
|
Вугар Оруджев (ОК)
|
Райнер Хойгабель (Германия)
|
| до 52 кг | Иван Цонов (Болгария)
|
Константин Кордуняну (Румыния)
|
Ахмет Орел (Турция)
|
| до 57 кг | Багаутдин Умаханов (ОК)
|
Ремзи Мусаоглу (Турция)
|
Румен Павлов (Болгария)
|
| до 62 кг |  Джованни Скиллачи (Италия)
|
Росен Василев (Болгария)
|
Исмаил Фаикоглу (Турция)
|
| до 68 кг | Георг Швабенланд (Германия)
|
Борис Будаев (ОК)
|
Валентин Гецов (Болгария)
|
| до 74 кг | Магомедсалам Гаджиев (ОК)
|
Валентин Желев (Болгария)
|
Кшиштоф Валенчик (Польша)
|
| до 82 кг | Сабахаттин Озтюрк (Турция)
|
Ласло Дворак (Венгрия)
|
Рустем Келехсаев (ОК)
|
| до 90 кг | Махарбек Хадарцев (ОК)
|
Габор Тот (Венгрия)
|
Кенан Шимшек (Турция)
|
| до 100 кг | Лери Хабелов (ОК)
|
Хейко Бальц (Германия)
|
Али Каялы (Турция)
|
| до 130 кг | Андреас Шрёдер (Германия)
|
Махмут Демир (Турция)
|
Кирил Барбутов (Болгария)
|
Источники
- [www.foeldeak.com/wrestlingdatabase.php?language=en Wrestling Database]
| ||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Чемпионат Европы по борьбе 1992"
Отрывок, характеризующий Чемпионат Европы по борьбе 1992
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
