Чемпионат Европы по лёгкой атлетике 1994

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Чемпионат Европы по лёгкой атлетике 1994
Город-организатор

Хельсинки, Финляндия

Страны-участницы

44

Количество атлетов

1113

Разыгрывается медалей

44

Церемония открытия

7 августа 1994

Церемония закрытия

14 августа 1994

Стадион

Олимпийский

16-й чемпионат Европы по лёгкой атлетике прошёл с 7 по 14 августа 1994 года на Олимпийском стадионе в Хельсинки, столице Финляндии.

В соревнованиях приняли участие 1113 атлетов из 44 стран Европы. Было разыграно 44 комплекта медалей (24 у мужчин и 20 у женщин).





Призёры

Сокращения: WR — мировой рекорд | ER — рекорд Европы | NR — национальный рекорд | CR — рекорд чемпионата
Курсивом выделены участники, выступавшие за эстафетные команды только в предварительных забегах

Мужчины

Дисциплина Золото Серебро Бронза
100 м
(ветер: −0,5 м/с)
подробности
Линфорд Кристи
Великобритания
10,14 Гейр Моэн
Норвегия
10,30 Александр Порхомовский
Россия
10,31
200 м
(ветер: −0,1 м/с)
подробности
Гейр Моэн
Норвегия
20,30
NR
Владислав Дологодин
Украина
20,47 Патрик Стивенс
Бельгия
20,68
400 м
подробности
Дуэйн Ладежо
Великобритания
45,09 Роджер Блэк
Великобритания
45,20 Маттиас Рустерхольц
Швейцария
45,96
800 м
подробности
Андреа Бенвенути
Италия
1.46,12 Вебьёрн Родаль
Норвегия
1.46,53 Томас Де Тереза
Испания
1.46,57
1500 м
подробности
Фермин Качо
Испания
3.35,27
CR
Исаак Висиоза
Испания
3.36,01 Бранко Зорко
Хорватия
3.36,88
5000 м
подробности
Дитер Бауман
Германия
13.36,93 Роб Денмарк
Великобритания
13.37,50 Абель Антон
Испания
13.38,04
10 000 м
подробности
Абель Антон
Испания
28.06,03 Венсан Руссо
Бельгия
28.06,63 Стефан Франк
Германия
28.07,95
Марафон
подробности
Мартин Фис
Испания
2:10.31
CR
Диего Гарсия
Испания
2:10.46 Альберто Хусдадо
Испания
2:11.18
Эстафета 4×100 м
подробности
Франция Франция
Эрманн Ломба
Даниэль Сангума
Жан-Шарль Труабаль
Эрик Перро
38,57 Украина Украина
Сергей Осович
Дмитрий Ваняикин
Олег Крамаренко
Владислав Дологодин
38,98 Италия Италия
Эцио Мадония
Доменико Неттис
Джорджо Маррас
Сандро Флорис
38,99
Эстафета 4×400 м
подробности
Великобритания Великобритания
Дэвид Маккензи
Брайан Уиттл
Роджер Блэк
Дуэйн Ладежо
2.59,13 Франция Франция
Пьер-Мари Илер
Жан-Луи Рапнуй
Жак Фарродьер
Стефан Диагана
3.01,11 Россия Россия
Михаил Вдовин
Дмитрий Косов
Дмитрий Бей
Дмитрий Головастов
3.03,10
110 м с барьерами
(ветер: +1,1 м/с)
подробности
Колин Джексон
Великобритания
13,08 Флориан Швартхофф
Германия
13,16 Тони Джарретт
Великобритания
13,23
400 м с барьерами
подробности
Олег Твердохлеб
Украина
48,06
NR
Свен Нюландер
Швеция
48,22 Стефан Диагана
Франция
48,23
3000 м с препятствиями
подробности
Алессандро Ламбрускини
Италия
8.22,40 Анджело Карози
Италия
8.23,53 Вильям ван Дейк
Бельгия
8.24,86
Ходьба на 20 км
подробности
Михаил Щенников
Россия
1:18.45
CR
Евгений Мисюля
Белоруссия
1:19.22 Валенти Массана
Испания
1:20.33
Ходьба на 50 км
подробности
Валерий Спицын
Россия
3:41.07 Тьерри Тутен
Франция
3:43.52 Джованни Перричелли
Италия
3:43.55
Прыжок в высоту
подробности
Стейнар Хоэн
Норвегия
2,35 м
CR
Артур Партыка
Польша
2,33 м не вручалась
Стив Смит
Великобритания
2,33 м
Прыжок с шестом
подробности
Радион Гатауллин
Россия
6,00 м
CR
Игорь Транденков
Россия
5,90 м Жан Гальфион
Франция
5,85 м
Прыжок в длину
подробности
Ивайло Младенов
Болгария
8,09 м
(−0,5 м/с)
Милан Гомбала
Чехия
8,04 м
(+1,4 м/с)
Константинос Кукодимос
Греция
8,01 м
(+0,2 м/с)
Тройной прыжок
подробности
Денис Капустин
Россия
17,62 м
(+0,4 м/с)
Серж Элан
Франция
17,55 м
(+0,9 м/с)
NR
Марис Бружикс
Латвия
17,20 м
(+0,7 м/с)
Толкание ядра
подробности
Александр Клименко
Украина
20,78 м Александр Багач
Украина
20,34 м Роман Вирастюк
Украина
19,59 м
Метание диска
подробности
Владимир Дубровщик
Белоруссия
64,78 м Дмитрий Шевченко
Россия
64,56 м Юрген Шульт
Германия
64,18 м
Метание молота
подробности
Василий Сидоренко
Россия
81,10 м Игорь Астапкович
Белоруссия
80,40 м Хайнц Вайс
Германия
78,48 м
Метание копья
подробности
Стив Бакли
Великобритания
85,20 м Сеппо Рятю
Финляндия
82,90 м Ян Железный
Чехия
82,58 м
Десятиборье
подробности
Ален Блондель
Франция
8453 очка Хенрик Дагорд
Швеция
8362 очка Лев Лободин
Украина
8201 очко

Женщины

Дисциплина Золото Серебро Бронза
100 м
(ветер: +0,6 м/с)
подробности
Ирина Привалова
Россия
11,02 Жанна Тарнопольская
Украина
11,10 Мелани Пашке
Германия
11,28
200 м
(ветер: +0,2 м/с)
подробности
Ирина Привалова
Россия
22,32 Жанна Тарнопольская
Украина
22,77 Галина Мальчугина
Россия
22,90
400 м
подробности
Мари-Жозе Перек
Франция
50,33 Светлана Гончаренко
Россия
51,24 Филис Смит
Великобритания
51,30
800 м
подробности
Любовь Гурина
Россия
1.58,55 Наталья Духнова
Белоруссия
1.58,55 Людмила Рогачёва
Россия
1.58,69
1500 м
подробности
Людмила Рогачёва
Россия
4.18,93 Келли Холмс
Великобритания
4.19,30 Екатерина Подкопаева
Россия
4.19,37
3000 м
подробности
Соня О’Салливан
Ирландия
8.31,84 Ивонн Маррей
Великобритания
8.36,48 Габриэла Сабо
Румыния
8.40,08
10 000 м
подробности
Фернанда Рибейру
Португалия
31.08,75
NR
Консейсан Феррейра
Португалия
31.32,82 Дарья Науэр
Швейцария
31.35,96
NR
Марафон
подробности
Мануэла Машаду
Португалия
2:29.54 Мария Куратоло
Италия
2:30.33 Адриана Барбу
Румыния
2:30.55
Эстафета 4×100 м
подробности
Германия Германия
Мелани Пашке
Беттина Ципп
Зильке Кнолль
Зильке Лихтенхаген
42,90 Россия Россия
Наталья Анисимова
Галина Мальчугина
Марина Транденкова
Ирина Привалова
Екатерина Лещёва
42,96 Болгария Болгария
Десислава Димитрова
Анелия Нунева
Светла Димитрова
Петя Пендарева
43,00
Эстафета 4×400 м
подробности
Франция Франция
Франсин Ландре
Вивьян Дорсиль
Эвелин Эльен
Мари-Жозе Перек
Мари-Лин Шолен
3.22,34
NR
Россия Россия
Наталья Хрущелёва
Елена Андреева
Татьяна Захарова
Светлана Гончаренко
Елена Голешева
3.24,06 Германия Германия
Карин Янке
Ута Ролендер
Хайке Майсснер
Аня Рюккер
Линда Кисабака
3.24,10
100 м с барьерами
(ветер: −1,7 м/с)
подробности
Светла Димитрова
Болгария
12,72 Юлия Граудынь
Россия
12,93 Йорданка Донкова
Болгария
12,93
400 м с барьерами
подробности
Салли Ганнелл
Великобритания
53,33 Сильвия Ригер
Германия
54,68 Анна Кнороз
Россия
54,68
Ходьба на 10 км
подробности
Сари Эссайа
Финляндия
42.37
CR
Аннарита Сидоти
Италия
42.43 Елена Николаева
Россия
42.43
Прыжок в высоту
подробности
Бритта Билач
Словения
2,00 м
NR
Елена Гуляева
Россия
1,96 м Неле Жилинскиене
Литва
1,93 м
Прыжок в длину
подробности
Хайке Дрекслер
Германия
7,14 м
(+0,7 м/с)
Инесса Кравец
Украина
6,99 м
(−0,3 м/с)
NR
Фиона Мэй
Италия
6,90 м
(−0,7 м/с)
Тройной прыжок
подробности
Анна Бирюкова
Россия
14,89 м
(+1,1 м/с)
CR
Инна Ласовская
Россия
14,85 м
(+3,1 м/с)
Инесса Кравец
Украина
14,67 м
(+2,1 м/с)
Толкание ядра
подробности
Вита Павлыш
Украина
19,61 м Астрид Кумбернусс
Германия
19,49 м Светла Миткова
Болгария
19,49 м
Метание диска
подробности
Ильке Вилудда
Германия
68,72 м Эллина Зверева
Белоруссия
64,46 м Метте Бергманн
Норвегия
64,34 м
Метание копья
подробности
Трине Хаттестад
Норвегия
68,00 м Карен Форкель
Германия
66,10 м Фелиция Циля
Румыния
64,34 м
Семиборье
подробности
Сабине Браун
Германия
6419 очков Рита Инанчи
Венгрия
6404 очка Уршула Влодарчик
Польша
6322 очка

Медальный зачёт

Медали в 44 дисциплинах лёгкой атлетики завоевали представители 25 стран-участниц.

  Принимающая страна

Место Страна Золото Серебро Бронза Всего
1 Россия Россия 10 8 7 25
2 Великобритания Великобритания 6 5 2 13
3 Германия Германия 5 4 5 14
4 Франция Франция 4 3 2 9
5 Украина Украина 3 6 3 12
6 Испания Испания 3 2 4 9
7 Норвегия Норвегия 3 2 1 6
8 Италия Италия 2 3 3 8
9 Португалия Португалия 2 1 0 3
10 Болгария Болгария 2 0 3 5
11 Белоруссия Белоруссия 1 4 0 5
12 Финляндия Финляндия 1 1 0 2
13 Ирландия 1 0 0 1
Словения Словения 1 0 0 1
15 Швеция Швеция 0 2 0 2
16 Бельгия Бельгия 0 1 2 3
17 Польша Польша 0 1 1 2
Чехия Чехия 0 1 1 2
19 Венгрия Венгрия 0 1 0 1
20 Румыния Румыния 0 0 3 3
21 Швейцария Швейцария 0 0 2 2
22 Греция Греция 0 0 1 1
Латвия Латвия 0 0 1 1
Литва Литва 0 0 1 1
Хорватия Хорватия 0 0 1 1
Всего 44 45 43 132

Напишите отзыв о статье "Чемпионат Европы по лёгкой атлетике 1994"

Ссылки

  • Mirko Jalava. [www.european-athletics.org/mm/Document/EventsMeetings/General/01/27/31/44/StatisticsHandbookZ%C3%BCrich2014_Neutral.pdf European Athletics Championships Statistics Handbook] (англ.) (PDF). ЕА. — Статистический справочник Европейской легкоатлетической ассоциации с полными результатами чемпионатов Европы (1934—2012). Проверено 8 ноября 2014. [www.webcitation.org/6TucdGNQg Архивировано из первоисточника 7 ноября 2014].

Отрывок, характеризующий Чемпионат Европы по лёгкой атлетике 1994



Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.