Чемпионат Румынии по футболу
Поделись знанием:
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
| Чемпионат Румынии по футболу (рум. Liga I) | |
 | |
| Страна | |
|---|---|
| Основан | |
| Кол-во команд |
18 |
| Выбывание в | |
| Международные турниры | |
| Действующий победитель |
Астра (1 титул) |
| Наиболее титулован |
Стяуа (26) |
| Сайт |
[www.liga1.ro/ Сайт лиги] |
 Текущий сезон | |
Чемпионат Румынии по футболу (рум. Campionatul român de Fotbal - Liga I Bergenbier) — футбольный турнир, в котором выявляется чемпион Румынии.
Содержание
История
Лига основана в 1909 году. До сезона 2006/2007 лига называлась «Дивизия А». В этом же сезоне было продано 1 657 602 билетов, среднее число зрителей за матч — 5 417. Рекордсменом по числу чемпионских титулов является команда Стяуа — единственная румынская команда, выигравшая Кубок европейских чемпионов (в 1986 году).
Чемпионы и призёры
Чемпионы
Сезоны (1932—2009)
| # | Клуб | С | И | П | Н | П | Зм | Пм | Очки |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Стяуа (Бухарест) | 61 | 1842 | 1020 | 419 | 403 | 3544 | 1892 | 2459 |
| 2 | Динамо (Бухарест) | 60 | 1812 | 1012 | 388 | 412 | 3567 | 1940 | 2412 |
| 3 | Рапид (Бухарест) | 61 | 1730 | 785 | 390 | 544 | 2693 | 2103 | 1955 |
| 4 | Университатя (Крайова) | 44 | 1424 | 642 | 311 | 471 | 2137 | 1627 | 1595 |
| 5 | Арджеш (Питешти) | 44 | 1404 | 571 | 276 | 5557 | 1845 | 1797 | 1418 |
| 6 | Университатя (Клуж-Напока) | 51 | 1440 | 498 | 292 | 650 | 1877 | 2248 | 1288 |
| 7 | Бакэу | 42 | 1319 | 489 | 262 | 568 | 1538 | 1809 | 1240 |
| 8 | Фарул (Констанца) | 42 | 1299 | 473 | 260 | 566 | 1577 | 1839 | 1206 |
| 9 | Петролул (Плоешти) | 41 | 1223 | 466 | 267 | 490 | 1550 | 1546 | 1199 |
| 10 | Брашов | 40 | 1225 | 466 | 255 | 504 | 1537 | 1604 | 1187 |
| 11 | Спортул (Бухарест) | 34 | 1086 | 422 | 242 | 422 | 1494 | 1461 | 1086 |
| 12 | УТА (Арад) | 38 | 1072 | 420 | 244 | 408 | 1602 | 1504 | 1084 |
| 13 | Жиул (Петрошаны) | 41 | 1197 | 402 | 250 | 545 | 1403 | 1845 | 1054 |
| 14 | Политехника (Тимишоара) | 35 | 1046 | 382 | 238 | 426 | 1374 | 1502 | 1002 |
| 15 | Национал (Бухарест) | 32 | 945 | 380 | 189 | 376 | 1355 | 1320 | 949 |
| 16 | Политехника (Яссы) | 27 | 847 | 290 | 177 | 380 | 1000 | 1214 | 757 |
| 17 | Оцелул (Галац) | 21 | 690 | 281 | 132 | 277 | 873 | 884 | 694 |
| 18 | Тыргу Муреш | 21 | 690 | 251 | 109 | 330 | 817 | 1025 | 611 |
| 19 | Глория (Бистрица) | 19 | 622 | 248 | 102 | 272 | 813 | 839 | 598 |
| 20 | Корвинул (Хунедоара) | 17 | 562 | 210 | 98 | 254 | 831 | 881 | 518 |
| 21 | Бихор (Орадя) | 18 | 572 | 181 | 118 | 273 | 683 | 893 | 480 |
| 22 | ЧФР (Клуж) | 14 | 440 | 171 | 118 | 151 | 532 | 563 | 460 |
| 23 | ЧСМ (Решица) | 16 | 482 | 154 | 103 | 225 | 667 | 891 | 411 |
| 24 | Чахлэул (Пьятра-Нямц) | 13 | 426 | 160 | 88 | 178 | 532 | 600 | 408 |
| 25 | Клуб Атлетик Орадя | 17 | 378 | 145 | 80 | 153 | 630 | 635 | 370 |
| 26 | Олт (Скорничешти) | 11 | 357 | 137 | 64 | 156 | 424 | 498 | 338 |
| 27 | Униря Триколор (Бухарест)
(Динамо Брашов, Динамо Клуж) |
16 | 347 | 128 | 78 | 141 | 625 | 669 | 334 |
| 28 | ЧС Кимия (Рымнику-Вылча) | 10 | 340 | 121 | 64 | 155 | 368 | 533 | 306 |
| 29 | ЧФР (Тимишоара) | 11 | 273 | 104 | 70 | 99 | 406 | 392 | 278 |
| 30 | Интер (Сибиу) | 8 | 272 | 110 | 47 | 115 | 358 | 276 | 267 |
| 31 | Ювентус (Бухарест) | 12 | 268 | 102 | 61 | 105 | 501 | 479 | 265 |
| 32 | Киндия (Тырговиште) | 9 | 298 | 95 | 64 | 139 | 312 | 469 | 254 |
| 33 | Венус (Бухарест) | 9 | 180 | 108 | 35 | 37 | 499 | 248 | 251 |
| 34 | Рипенсия (Тимишоара) | 9 | 184 | 110 | 28 | 46 | 512 | 277 | 248 |
| 35 | Поли (Тимишоара) | 7 | 222 | 94 | 54 | 74 | 290 | 272 | 242 |
| 36 | ЧС Тыргу Муреш | 10 | 241 | 85 | 46 | 110 | 360 | 418 | 216 |
| 37 | Марамуреш (Бая-Маре) | 7 | 230 | 83 | 35 | 112 | 267 | 370 | 201 |
| 38 | Вагонул Арад | 9 | 184 | 76 | 31 | 77 | 318 | 323 | 183 |
| 39 | Олимпия (Сату-Маре) | 7 | 222 | 69 | 40 | 113 | 223 | 363 | 178 |
| 40 | Виктория (Бухарест) | 5 | 153 | 70 | 33 | 50 | 242 | 203 | 173 |
| 41 | Глория (Бузэу) | 7 | 238 | 64 | 45 | 129 | 236 | 403 | 173 |
| 42 | Астра (Джурджу) | 5 | 158 | 59 | 35 | 64 | 195 | 185 | 153 |
| 43 | Глория (Арад) | 8 | 156 | 59 | 31 | 66 | 296 | 332 | 149 |
| 44 | Виктория (Клуж-Напока) | 8 | 154 | 61 | 23 | 70 | 266 | 294 | 145 |
| 45 | Экстенсив (Крайова) | 5 | 170 | 54 | 36 | 80 | 171 | 213 | 144 |
| 46 | Дачия Униря (Брэила) | 6 | 178 | 54 | 30 | 94 | 193 | 328 | 138 |
| 47 | Васлуй | 4 | 132 | 48 | 39 | 45 | 152 | 152 | 135 |
| 48 | Флакэра Морень | 4 | 136 | 53 | 23 | 60 | 180 | 198 | 129 |
| 49 | Униря (Урзичень) | 3 | 102 | 50 | 28 | 24 | 123 | 73 | 128 |
| 50 | Дунэря ЧСУ (Галац) | 5 | 170 | 44 | 32 | 94 | 174 | 310 | 120 |
| 51 | Чинесула (Тимишоара) | 6 | 120 | 46 | 21 | 53 | 281 | 288 | 113 |
| 52 | Пандурий (Тыргу-Жиу) | 4 | 132 | 41 | 29 | 62 | 111 | 158 | 111 |
| 53 | Кришана (Орадя) | 6 | 110 | 40 | 20 | 50 | 199 | 232 | 100 |
| 54 | Газ Метан | 4 | 120 | 26 | 25 | 69 | 132 | 240 | 77 |
| 55 | Фореста (Сучава) | 3 | 98 | 24 | 27 | 47 | 102 | 145 | 75 |
| 56 | Минерул (Лупень) | 4 | 101 | 30 | 15 | 56 | 106 | 204 | 75 |
| 57 | Триколор (Плоешти) | 5 | 102 | 28 | 16 | 58 | 131 | 255 | 72 |
| 58 | Феникс (Байя-Маре) | 3 | 62 | 26 | 11 | 25 | 96 | 106 | 63 |
| 59 | Чоканул (Бухарест) | 2 | 56 | 24 | 10 | 22 | 100 | 87 | 58 |
| 60 | Рокар (Бухарест) | 2 | 64 | 25 | 6 | 33 | 93 | 107 | 56 |
| 61 | Апулум Униря (Алба-Юлия) | 2 | 60 | 17 | 16 | 27 | 60 | 109 | 50 |
| 62 | Онешты | 2 | 68 | 21 | 6 | 41 | 94 | 160 | 48 |
| 63 | Кымпулунг Молдовенеск | 2 | 33 | 15 | 10 | 8 | 50 | 31 | 40 |
| 65 | Кармен (Бухарест) | 1 | 26 | 14 | 5 | 7 | 90 | 44 | 33 |
| 66 | Metalul Câmpia Turzii | 2 | 48 | 7 | 19 | 22 | 46 | 86 | 33 |
| 66 | Gloria CFR Galaţi | 2 | 46 | 13 | 7 | 26 | 54 | 100 | 33 |
| 67 | Ferrar Cluj-Napoca | 1 | 26 | 13 | 4 | 9 | 44 | 29 | 30 |
| 68 | Dermata Cluj-Napoca | 1 | 30 | 7 | 11 | 12 | 41 | 50 | 25 |
| 69 | CSM Suceava | 1 | 34 | 10 | 5 | 19 | 36 | 69 | 25 |
| 70 | FC Craiova | 2 | 50 | 10 | 5 | 35 | 61 | 171 | 25 |
| 71 | Aurul Brad | 1 | 24 | 12 | 0 | 12 | 51 | 43 | 24 |
| 72 | Миовени | 1 | 34 | 7 | 10 | 17 | 26 | 43 | 24 |
| 73 | КАМ (Тимишоара) | 1 | 22 | 9 | 5 | 8 | 37 | 52 | 23 |
| 74 | Şoimii Sibiu | 3 | 48 | 5 | 12 | 31 | 42 | 131 | 22 |
| 75 | FC Brăila | 2 | 42 | 8 | 3 | 31 | 52 | 138 | 19 |
| 76 | Viitorul Bucureşti | 1 | 14 | 6 | 3 | 5 | 33 | 26 | 15 |
| 77 | Vulturii Lugoj | 1 | 18 | 6 | 2 | 10 | 24 | 41 | 14 |
| 78 | Metalochimic Bucureşti | 1 | 26 | 5 | 4 | 17 | 50 | 80 | 14 |
| 79 | UM Timişoara | 1 | 30 | 3 | 6 | 21 | 24 | 71 | 12 |
| 80 | Aripile CFR Braşov | 1 | 18 | 4 | 3 | 11 | 26 | 45 | 11 |
| 81 | Prahova Ploieşti | 1 | 26 | 5 | 1 | 20 | 26 | 97 | 11 |
| 82 | Avântul Reghin | 1 | 24 | 3 | 3 | 18 | 19 | 57 | 9 |
| 83 | RGM Timişoara | 1 | 12 | 3 | 2 | 7 | 17 | 24 | 8 |
| 84 | Драгош Водэ (Черновцы) | 1 | 18 | 4 | 0 | 14 | 26 | 57 | 8 |
| 85 | Braşovia Braşov | 2 | 26 | 1 | 3 | 22 | 28 | 85 | 5 |
| 86 | Mureşul Târgu Mures | 1 | 14 | 1 | 2 | 11 | 15 | 53 | 4 |
Интересные факты
- Примечательно, что за всё время проведения чемпионатов по круговой системе (то есть исключая сезоны 1922—1932 годов, когда чемпионат игрался в кубковом формате) клубы из Бухареста не попадали в призовую тройку только 4 раза: в сезонах 1933, 1972, 2010, 2011.
Таблица коэффициентов УЕФА сезона 2013/14
- 14
Бундеслига 
2 позиции - 15
Синот Лига 2 позиции - 16
Лига I 2 позиции - 17
Премьер-лига 2 позиции - 18
Дивизион А 
4 позиции
Напишите отзыв о статье "Чемпионат Румынии по футболу"
Ссылки
- [lpf.ro Official Site]
- [www.labtof.ro Results and statistics since 1932] (Romanian-language)
- [stranierinews.com Stranieri News]
- (англ.) [www.livegoals.com/livescore/romania Liga I Table, Fixtures and Results]
- [www.liga1.ro/ Live statistics, player info + team evolution]
- [www.profootball.com.ua/ranking/uefa_countries.html Текущий рейтинг стран УЕФА]
| ||||||
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Чемпионат Румынии по футболу
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
