Чемпионат СССР по футболу 1969 (первая группа, подгруппа II)
Поделись знанием:
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
31-й чемпионат СССР по футболу в подгруппе II был разыгран с 4 апреля по 11 июля 1969 года. Семь лучших клубов вышли в финал, где и разыграли медали чемпионата.
Итоговая таблица
| М | Команда | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | И | В | Н | П | М | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | «Спартак» Москва |  |
3:0 | 2:0 | 0:0 | 3:0 | 2:1 | 2:1 | 4:1 | 1:0 | 1:0 | 18 | 14 | 3 | 1 | 29-9 | 31 |
| 2 | «Динамо» Тбилиси | 2:0 | |
3:0 | 0:0 | 2:1 | 4:0 | 3:1 | 0:0 | 3:0 | 3:1 | 18 | 8 | 9 | 1 | 22-7 | 25 |
| 3 | «Шахтёр» Донецк | 1:1 | 0:0 | |
2:1 | 1:1 | 1:1 | 6:0 | 1:0 | 3:0 | 1:1 | 18 | 5 | 8 | 5 | 20-17 | 18 |
| 4 | «Торпедо» Москва | 0:1 | 0:0 | 0:0 | |
0:0 | 2:0 | 1:0 | 0:2 | 2:1 | 0:0 | 18 | 5 | 8 | 5 | 15-14 | 18 |
| 5 | «Динамо» Минск | 0:1 | 0:0 | 1:0 | 1:1 | |
2:0 | 1:2 | 3:0 | 2:2 | 1:0 | 18 | 5 | 6 | 7 | 16-19 | 16 |
| 6 | «Зенит» Ленинград | 0:1 | 0:0 | 0:0 | 1:1 | 2:1 | |
2:0 | 1:1 | 2:0 | 1:1 | 18 | 5 | 6 | 7 | 14-18 | 16 |
| 7 | «Торпедо» Кутаиси | 0:2 | 0:0 | 3:2 | 1:2 | 1:0 | 1:0 | |
2:0 | 3:2 | 1:1 | 18 | 7 | 2 | 9 | 17-27 | 16 |
| 8 | «Кайрат» Алма-Ата | 1:1 | 1:1 | 0:0 | 3:1 | 0:0 | 0:1 | 2:0 | |
0:1 | 3:0 | 18 | 4 | 7 | 7 | 15-18 | 15 |
| 9 | «Пахтакор» Ташкент | 1:2 | 0:0 | 1:2 | 2:1 | 0:1 | 1:0 | 1:0 | 1:0 | |
0:0 | 18 | 6 | 3 | 9 | 16-23 | 15 |
| 10 | «Локомотив» Москва | 1:2 | 0:1 | 2:0 | 0:3 | 4:1 | 0:2 | 0:1 | 1:1 | 1:3 | |
18 | 2 | 6 | 10 | 13-25 | 10 |
Матчи
| Дата | Тур | Команда 1 | Счёт | Команда 2 |
|---|---|---|---|---|
| 04.04.1969 | 3 | Пахтакор | 0:1 (0:1) | Динамо (Минск) |
| 04.04.1969 | 4 | Динамо (Тбилиси) | 3:1 (3:0) | Локомотив |
| 08.04.1969 | 1 | Шахтёр | 1:1 (1:0) | Зенит |
| 08.04.1969 | 1 | Динамо (Тбилиси) | 0:0 | Торпедо (Москва) |
| 08.04.1969 | 1 | Торпедо (Кутаиси) | 1:1 (1:1) | Локомотив |
| 08.04.1969 | 1 | Пахтакор | 1:2 (0:1) | Спартак |
| 08.04.1969 | 1 | Кайрат | 0:0 | Динамо (Минск) |
| 12.04.1969 | 2 | Торпедо (Кутаиси) | 1:0 (1:0) | Зенит |
| 12.04.1969 | 2 | Пахтакор | 2:1 (0:0) | Торпедо (Москва) |
| 12.04.1969 | 2 | Кайрат | 1:1 (0:0) | Спартак |
| 12.04.1969 | 2 | Шахтёр | 1:1 (1:1) | Локомотив |
| 12.04.1969 | 2 | Динамо (Тбилиси) | 2:1 (1:0) | Динамо (Минск) |
| 16.04.1969 | 3 | Динамо (Тбилиси) | 2:0 (2:0) | Спартак |
| 16.04.1969 | 3 | Кайрат | 3:1 (0:0) | Торпедо (Москва) |
| 16.04.1969 | 3 | Торпедо (Кутаиси) | 3:2 (2:2) | Шахтёр |
| 18.04.1969 | 3 | Локомотив | 0:2 (0:0) | Зенит |
| 21.04.1969 | 4 | Шахтёр | 3:0 (1:0) | Пахтакор |
| 22.04.1969 | 4 | Зенит | 1:1 (0:1) | Кайрат |
| 22.04.1969 | 4 | Торпедо (Кутаиси) | 0:2 (0:2) | Спартак |
| 22.04.1969 | 4 | Торпедо (Москва) | 0:0 | Динамо (Минск) |
| 25.04.1969 | 5 | Локомотив | 1:3 (0:1) | Пахтакор |
| 26.04.1969 | 5 | Спартак | 3:0 (2:0) | Динамо (Минск) |
| 26.04.1969 | 5 | Шахтёр | 1:0 (1:0) | Кайрат |
| 27.04.1969 | 5 | Зенит | 0:0 | Динамо (Тбилиси) |
| 27.04.1969 | 5 | Торпедо (Москва) | 1:0 (0:0) | Торпедо (Кутаиси) |
| 30.04.1969 | 6 | Локомотив | 1:1 (0:0) | Кайрат |
| 02.05.1969 | 6 | Зенит | 2:0 (0:0) | Пахтакор |
| 02.05.1969 | 6 | Динамо (Тбилиси) | 3:0 (2:0) | Шахтёр |
| 02.05.1969 | 6 | Динамо (Минск) | 1:2 (1:0) | Торпедо (Кутаиси) |
| 02.05.1969 | 6 | Спартак | 0:0 | Торпедо (Москва) |
| 09.05.1969 | 7 | Динамо (Минск) | 1:0 (1:0) | Локомотив |
| 09.05.1969 | 7 | Торпедо (Кутаиси) | 0:0 | Динамо (Тбилиси) |
| 09.05.1969 | 7 | Пахтакор | 1:0 (0:0) | Кайрат |
| 09.05.1969 | 7 | Торпедо (Москва) | 2:0 (1:0) | Зенит |
| 10.05.1969 | 7 | Спартак | 2:0 (1:0) | Шахтёр |
| 14.05.1969 | 8 | Кайрат | 2:0 (1:0) | Торпедо (Кутаиси) |
| 14.05.1969 | 8 | Пахтакор | 0:0 | Динамо (Тбилиси) |
| 14.05.1969 | 8 | Динамо (Минск) | 2:0 (0:0) | Зенит |
| 14.05.1969 | 8 | Торпедо (Москва) | 0:0 | Шахтёр |
| 15.05.1969 | 8 | Локомотив | 1:2 (1:1) | Спартак |
| 18.05.1969 | 9 | Кайрат | 1:1 (1:0) | Динамо (Тбилиси) |
| 18.05.1969 | 9 | Шахтёр | 1:1 (1:1) | Динамо (Минск) |
| 18.05.1969 | 9 | Пахтакор | 1:0 (0:0) | Торпедо (Кутаиси) |
| 19.05.1969 | 9 | Торпедо (Москва) | 0:0 | Локомотив |
| 19.05.1969 | 9 | Зенит | 0:1 (0:1) | Спартак |
| 25.05.1969 | 10 | Локомотив | 4:1 (2:1) | Динамо (Минск) |
| 26.05.1969 | 10 | Кайрат | 0:1 (0:0) | Пахтакор |
| 26.05.1969 | 10 | Шахтёр | 1:1 (0:0) | Спартак |
| 26.05.1969 | 10 | Зенит | 1:1 (0:1) | Торпедо (Москва) |
| 26.05.1969 | 10 | Динамо (Тбилиси) | 3:1 (2:0) | Торпедо (Кутаиси) |
| 30.05.1969 | 11 | Торпедо (Кутаиси) | 2:0 (2:0) | Кайрат |
| 30.05.1969 | 11 | Шахтёр | 2:1 (0:0) | Торпедо (Москва) |
| 30.05.1969 | 11 | Зенит | 2:1 (1:0) | Динамо (Минск) |
| 30.05.1969 | 11 | Динамо (Тбилиси) | 3:0 (1:0) | Пахтакор |
| 30.05.1969 | 11 | Спартак | 1:0 (0:0) | Локомотив |
| 03.06.1969 | 12 | Локомотив | 0:3 (0:2) | Торпедо (Москва) |
| 03.06.1969 | 12 | Динамо (Тбилиси) | 0:0 | Кайрат |
| 03.06.1969 | 12 | Динамо (Минск) | 1:0 (0:0) | Шахтёр |
| 03.06.1969 | 12 | Торпедо (Кутаиси) | 3:2 (2:0) | Пахтакор |
| 04.06.1969 | 12 | Спартак | 2:1 (2:1) | Зенит |
| 12.06.1969 | 15 | Пахтакор | 1:2 (0:1) | Шахтёр |
| 14.06.1969 | 13 | Локомотив | 0:1 (0:1) | Динамо (Тбилиси) |
| 15.06.1969 | 13 | Динамо (Минск) | 0:1 (0:0) | Спартак |
| 15.06.1969 | 13 | Торпедо (Кутаиси) | 1:2 (1:1) | Торпедо (Москва) |
| 16.06.1969 | 13 | Кайрат | 0:0 | Шахтёр |
| 16.06.1969 | 13 | Пахтакор | 1:0 (1:0) | Зенит |
| 19.06.1969 | 14 | Торпедо (Москва) | 0:1 (0:0) | Спартак |
| 20.06.1969 | 14 | Пахтакор | 0:0 | Локомотив |
| 20.06.1969 | 14 | Кайрат | 0:1 (0:0) | Зенит |
| 20.06.1969 | 14 | Шахтёр | 0:0 | Динамо (Тбилиси) |
| 20.06.1969 | 14 | Торпедо (Кутаиси) | 1:0 (1:0) | Динамо (Минск) |
| 24.06.1969 | 15 | Динамо (Минск) | 1:1 (1:0) | Торпедо (Москва) |
| 24.06.1969 | 15 | Динамо (Тбилиси) | 4:0 (0:0) | Зенит |
| 24.06.1969 | 15 | Кайрат | 3:0 (2:0) | Локомотив |
| 24.06.1969 | 15 | Спартак | 2:1 (1:0) | Торпедо (Кутаиси) |
| 30.06.1969 | 16 | Локомотив | 0:1 (0:1) | Торпедо (Кутаиси) |
| 01.07.1969 | 16 | Зенит | 0:0 | Шахтёр |
| 02.07.1969 | 16 | Динамо (Минск) | 3:0 (1:0) | Кайрат |
| 02.07.1969 | 16 | Спартак | 1:0 (0:0) | Пахтакор |
| 03.07.1969 | 16 | Торпедо (Москва) | 0:0 | Динамо (Тбилиси) |
| 05.07.1969 | 17 | Зенит | 2:0 (0:0) | Торпедо (Кутаиси) |
| 05.07.1969 | 17 | Локомотив | 2:0 (1:0) | Шахтёр |
| 06.07.1969 | 17 | Спартак | 4:1 (2:1) | Кайрат |
| 07.07.1969 | 17 | Динамо (Минск) | 0:0 | Динамо (Тбилиси) |
| 07.07.1969 | 17 | Торпедо (Москва) | 2:1 (1:1) | Пахтакор (Ташкент) |
| 10.07.1969 | 18 | Торпедо (Москва) | 0:2 (0:2) | Кайрат |
| 11.07.1969 | 18 | Шахтёр | 6:0 (4:0) | Торпедо (Кутаиси) |
| 11.07.1969 | 18 | Зенит | 1:1 (1:0) | Локомотив |
| 11.07.1969 | 18 | Спартак | 3:0 (2:0) | Динамо (Тбилиси) |
| 11.07.1969 | 18 | Динамо (Минск) | 2:2 (1:1) | Пахтакор |
Напишите отзыв о статье "Чемпионат СССР по футболу 1969 (первая группа, подгруппа II)"
Ссылки
- [www.klisf.info/tourns/urs/1969/10c.htm Календарь игр]
- [www.rsssf.com/tabless/su69.html На www.rsssf.com]
- [wildstat.ru/p/2001/ch/URS_1_1969_2/stg/all/tour/all Результаты на WildStat.ru]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Чемпионат СССР по футболу 1969 (первая группа, подгруппа II)
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
