Чемпионат СССР по футболу 1988 (высшая лига)
Поделись знанием:
После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.
Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.
На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.
В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.
Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l'avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
– Я думаю, никто так не был courtisee [предметом ухаживанья], как она, – говорила Вера; – но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, – обратилась она к Пьеру, – даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous [между нами], очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежностей…]
Князь Андрей нахмурившись молчал.
– Вы ведь дружны с Борисом? – сказала ему Вера.
– Да, я его знаю…
– Он верно вам говорил про свою детскую любовь к Наташе?
– А была детская любовь? – вдруг неожиданно покраснев, спросил князь Андрей.
– Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimite mene quelquefois a l'amour: le cousinage est un dangereux voisinage, N'est ce pas? [Знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость приводит иногда к любви. Такое родство – опасное соседство. Не правда ли?]
– О, без сомнения, – сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50 ти летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.
– Ну что? – сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.
– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
51-й чемпионат СССР по футболу был разыгран с 7 марта по 19 ноября 1988 года. Победителем стал днепропетровский «Днепр» (второй чемпионский титул).
Содержание
Итоговая таблица
| М | Команда | И | В | Н | П | М | О | УЕФА |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
 |
«Днепр» Днепропетровск | 30 | 18 | 10 | 2 | 49-23 | 46 | КЧ |
 |
«Динамо» Киев | 30 | 17 | 9 | 4 | 43-19 | 43 | КУ |
 |
«Торпедо» Москва | 30 | 17 | 8 | 5 | 39-23 | 42 | КК |
| 4 | «Спартак» Москва | 30 | 14 | 11 | 5 | 40-26 | 39 | КУ |
| 5 | «Жальгирис» Вильнюс | 30 | 14 | 7 | 9 | 39-35 | 35 | КУ |
| 6 | «Зенит» Ленинград | 30 | 11 | 9 | 10 | 35-34 | 31 | КУ |
| 7 | «Локомотив» Москва | 30 | 10 | 12 | 8 | 35-29 | 30 | |
| 8 | «Шахтёр» Донецк | 30 | 9 | 10 | 11 | 30-28 | 28 | |
| 9 | «Арарат» Ереван | 30 | 9 | 9 | 12 | 21-28 | 27 | |
| 10 | «Динамо» Москва | 30 | 9 | 8 | 13 | 32-38 | 26 | |
| 11 | «Металлист» Харьков | 30 | 8 | 10 | 12 | 29-36 | 26 | |
| 12 | «Динамо» Минск | 30 | 7 | 11 | 12 | 29-34 | 25 | |
| 13 | «Черноморец» Одесса | 30 | 9 | 6 | 15 | 24-37 | 24 | |
| 14 | «Динамо» Тбилиси | 30 | 9 | 5 | 16 | 28-37 | 23 | |
| 15 | «Нефтчи» Баку | 30 | 5 | 7 | 18 | 28-46 | 17 | |
| 16 | «Кайрат» Алма-Ата | 30 | 6 | 4 | 20 | 25-53 | 16 |
Лимит ничьих равен 10. С «Локомотива» снято 2 очка. Со «Спартака» и «Динамо» Минск очки не сняты, так как в случае, если из команды на время матча минимум два игрока вызывались в сборную СССР, то в случае ничьей этот матч под лимит не попадал.
Матчи
| Дата | Тур | Команда 1 | Счёт | Команда 2 |
|---|---|---|---|---|
| 07.03.1988 | 1 | Динамо (Тбилиси) | 2:1 (0:1) | Жальгирис |
| 08.03.1988 | 1 | Днепр | 0:0 | Динамо (Киев) |
| 08.03.1988 | 1 | Локомотив | 1:0 (0:0) | Нефтчи |
| 08.03.1988 | 1 | Черноморец | 0:2 (0:1) | Торпедо |
| 08.03.1988 | 1 | Шахтёр | 3:0 (2:0) | Металлист |
| 09.03.1988 | 1 | Спартак | 2:0 (2:0) | Кайрат |
| 10.03.1988 | 1 | Динамо (Москва) | 3:2 (3:0) | Зенит |
| 11.03.1988 | 2 | Динамо (Тбилиси) | 2:1 (2:1) | Динамо (Минск) |
| 11.03.1988 | 2 | Шахтёр | 1:1 (1:0) | Динамо (Киев) |
| 12.03.1988 | 2 | Арарат | 1:0 (0:0) | Жальгирис |
| 12.03.1988 | 2 | Днепр | 1:1 (1:1) | Металлист |
| 12.03.1988 | 2 | Черноморец | 1:0 (1:0) | Кайрат |
| 13.03.1988 | 2 | Спартак | 0:0 | Торпедо |
| 14.03.1988 | 2 | Динамо (Москва) | 2:0 (1:0) | Локомотив |
| 16.03.1988 | 2 | Зенит | 2:0 (2:0) | Нефтчи |
| 19.03.1988 | 3 | Динамо (Киев) | 1:0 (0:0) | Черноморец |
| 19.03.1988 | 3 | Жальгирис | 2:1 (2:0) | Динамо (Москва) |
| 19.03.1988 | 3 | Зенит | 5:4 (2:1) | Динамо (Тбилиси) |
| 19.03.1988 | 3 | Кайрат | 0:2 (0:0) | Днепр |
| 19.03.1988 | 3 | Металлист | 2:0 (1:0) | Спартак |
| 19.03.1988 | 3 | Торпедо | 2:0 (0:0) | Шахтёр |
| 20.03.1988 | 3 | Динамо (Минск) | 3:1 (1:1) | Нефтчи |
| 20.03.1988 | 3 | Локомотив | 1:0 (0:0) | Арарат |
| 27.03.1988 | 4 | Динамо (Киев) | 1:2 (1:0) | Спартак |
| 27.03.1988 | 4 | Жальгирис | 2:0 (2:0) | Нефтчи |
| 27.03.1988 | 4 | Зенит | 2:1 (0:0) | Арарат |
| 27.03.1988 | 4 | Кайрат | 0:1 (0:1) | Шахтёр |
| 27.03.1988 | 4 | Металлист | 0:1 (0:0) | Черноморец |
| 27.03.1988 | 4 | Торпедо | 1:0 (1:0) | Днепр |
| 28.03.1988 | 4 | Динамо (Минск) | 0:0 | Динамо (Москва) |
| 28.03.1988 | 4 | Локомотив | 2:1 (0:1) | Динамо (Тбилиси) |
| 08.04.1988 | 5 | Арарат | 0:0 | Нефтчи |
| 09.04.1988 | 5 | Динамо (Киев) | 3:0 (2:0) | Металлист |
| 09.04.1988 | 5 | Зенит | 3:2 (2:0) | Локомотив |
| 09.04.1988 | 5 | Кайрат | 2:1 (1:1) | Торпедо |
| 09.04.1988 | 5 | Спартак | 2:2 (1:1) | Шахтёр |
| 09.04.1988 | 5 | Черноморец | 1:3 (1:2) | Днепр |
| 10.04.1988 | 5 | Динамо (Тбилиси) | 3:1 (1:1) | Динамо (Москва) |
| 10.04.1988 | 5 | Жальгирис | 1:0 (1:0) | Динамо (Минск) |
| 13.04.1988 | 7 | Арарат | 0:1 (0:0) | Динамо (Москва) |
| 15.04.1988 | 6 | Динамо (Минск) | 1:1 (1:1) | Зенит |
| 17.04.1988 | 6 | Днепр | 0:0 | Спартак |
| 17.04.1988 | 6 | Кайрат | 0:1 (0:0) | Динамо (Киев) |
| 17.04.1988 | 6 | Локомотив | 2:2 (0:1) | Жальгирис |
| 17.04.1988 | 6 | Металлист | 1:1 (0:0) | Торпедо |
| 17.04.1988 | 6 | Шахтёр | 0:1 (0:0) | Черноморец |
| 18.04.1988 | 6 | Динамо (Москва) | 1:0 (0:0) | Нефтчи |
| 18.04.1988 | 6 | Динамо (Тбилиси) | 1:2 (0:2) | Арарат |
| 21.04.1988 | 7 | Динамо (Киев) | 3:0 (3:0) | Торпедо |
| 21.04.1988 | 7 | Зенит | 1:2 (0:0) | Жальгирис |
| 21.04.1988 | 7 | Металлист | 1:1 (1:1) | Кайрат |
| 21.04.1988 | 7 | Черноморец | 0:1 (0:0) | Спартак |
| 21.04.1988 | 7 | Шахтёр | 0:0 | Днепр |
| 23.04.1988 | 7 | Нефтчи | 1:0 (0:0) | Динамо (Тбилиси) |
| 24.04.1988 | 7 | Локомотив | 0:0 | Динамо (Минск) |
| 30.04.1988 | 8 | Арарат | 0:0 | Днепр |
| 30.04.1988 | 8 | Динамо (Тбилиси) | 2:0 (1:0) | Шахтёр |
| 30.04.1988 | 8 | Жальгирис | 2:1 (2:0) | Металлист |
| 30.04.1988 | 8 | Зенит | 2:1 (1:0) | Кайрат |
| 30.04.1988 | 8 | Локомотив | 1:1 (1:0) | Торпедо |
| 30.04.1988 | 8 | Нефтчи | 2:0 (1:0) | Черноморец |
| 03.05.1988 | 9 | Динамо (Москва) | 1:3 (1:1) | Черноморец |
| 04.05.1988 | 9 | Арарат | 1:0 (1:0) | Шахтёр |
| 04.05.1988 | 9 | Динамо (Минск) | 1:1 (1:1) | Металлист |
| 04.05.1988 | 9 | Динамо (Тбилиси) | 0:1 (0:1) | Днепр |
| 04.05.1988 | 9 | Жальгирис | 0:0 | Динамо (Киев) |
| 04.05.1988 | 9 | Зенит | 2:0 (0:0) | Торпедо |
| 04.05.1988 | 9 | Локомотив | 3:0 (0:0) | Кайрат |
| 04.05.1988 | 9 | Нефтчи | 1:2 (0:1) | Спартак |
| 13.05.1988 | 10 | Спартак | 3:0 (2:0) | Динамо (Тбилиси) |
| 14.05.1988 | 10 | Динамо (Киев) | 2:0 (0:0) | Зенит |
| 14.05.1988 | 10 | Динамо (Москва) | 1:1 (0:0) | Шахтёр |
| 14.05.1988 | 10 | Днепр | 3:2 (2:2) | Нефтчи |
| 14.05.1988 | 10 | Кайрат | 1:2 (1:2) | Жальгирис |
| 14.05.1988 | 10 | Металлист | 1:0 (0:0) | Локомотив |
| 14.05.1988 | 10 | Торпедо | 1:0 (1:0) | Динамо (Минск) |
| 14.05.1988 | 10 | Черноморец | 2:1 (2:0) | Арарат |
| 18.05.1988 | 13 | Кайрат | 2:1 (2:0) | Динамо (Москва) |
| 18.05.1988 | 8 | Динамо (Минск) | 1:2 (1:0) | Динамо (Киев) |
| 22.05.1988 | 11 | Динамо (Киев) | 1:0 (1:0) | Локомотив |
| 22.05.1988 | 11 | Днепр | 2:0 (1:0) | Динамо (Москва) |
| 22.05.1988 | 11 | Кайрат | 1:2 (0:1) | Динамо (Минск) |
| 22.05.1988 | 11 | Металлист | 1:1 (1:0) | Зенит |
| 22.05.1988 | 11 | Спартак | 1:1 (1:0) | Арарат |
| 22.05.1988 | 11 | Торпедо | 2:2 (2:1) | Жальгирис |
| 22.05.1988 | 11 | Черноморец | 2:0 (1:0) | Динамо (Тбилиси) |
| 22.05.1988 | 11 | Шахтёр | 0:2 (0:1) | Нефтчи |
| 08.06.1988 | 1 | Арарат | 0:0 | Динамо (Минск) |
| 26.06.1988 | 12 | Арарат | 1:0 (1:0) | Кайрат |
| 26.06.1988 | 12 | Динамо (Москва) | 2:0 (0:0) | Торпедо |
| 26.06.1988 | 12 | Динамо (Тбилиси) | 1:2 (1:0) | Металлист |
| 26.06.1988 | 12 | Зенит | 2:0 (1:0) | Черноморец |
| 30.06.1988 | 13 | Арарат | 0:2 (0:1) | Торпедо |
| 30.06.1988 | 13 | Динамо (Минск) | 0:1 (0:0) | Днепр |
| 30.06.1988 | 13 | Локомотив | 2:0 (1:0) | Черноморец |
| 30.06.1988 | 13 | Металлист | 1:0 (1:0) | Нефтчи |
| 04.07.1988 | 12 | Динамо (Минск) | 1:0 (0:0) | Шахтёр |
| 04.07.1988 | 12 | Жальгирис | 2:2 (0:2) | Днепр |
| 04.07.1988 | 12 | Нефтчи | 0:3 (0:2) | Динамо (Киев) |
| 04.07.1988 | 8 | Динамо (Москва) | 1:2 (1:2) | Спартак |
| 07.07.1988 | 14 | Торпедо | 1:0 (0:0) | Динамо (Тбилиси) |
| 08.07.1988 | 14 | Динамо (Киев) | 2:0 (1:0) | Арарат |
| 08.07.1988 | 14 | Динамо (Москва) | 1:1 (1:1) | Металлист |
| 08.07.1988 | 14 | Днепр | 1:1 (0:0) | Зенит |
| 08.07.1988 | 14 | Нефтчи | 4:2 (2:1) | Кайрат |
| 08.07.1988 | 14 | Черноморец | 1:0 (0:0) | Жальгирис |
| 08.07.1988 | 14 | Шахтёр | 0:1 (0:0) | Локомотив |
| 09.07.1988 | 14 | Спартак | 4:2 (2:1) | Динамо (Минск) |
| 11.07.1988 | 15 | Торпедо | 3:1 (2:0) | Нефтчи |
| 12.07.1988 | 15 | Динамо (Москва) | 1:2 (1:1) | Динамо (Киев) |
| 12.07.1988 | 15 | Днепр | 2:1 (2:0) | Локомотив |
| 12.07.1988 | 15 | Кайрат | 2:0 (0:0) | Динамо (Тбилиси) |
| 12.07.1988 | 15 | Металлист | 1:2 (1:1) | Арарат |
| 12.07.1988 | 15 | Черноморец | 0:0 | Динамо (Минск) |
| 12.07.1988 | 15 | Шахтёр | 1:0 (0:0) | Зенит |
| 13.07.1988 | 15 | Спартак | 1:1 (1:1) | Жальгирис |
| 16.07.1988 | 23 | Металлист | 0:2 (0:0) | Днепр |
| 16.07.1988 | 24 | Динамо (Москва) | 0:0 | Жальгирис |
| 17.07.1988 | 12 | Локомотив | 2:2 (1:0) | Спартак |
| 25.07.1988 | 13 | Зенит | 0:0 | Спартак |
| 31.07.1988 | 16 | Арарат | 1:1 (1:0) | Черноморец |
| 31.07.1988 | 16 | Динамо (Минск) | 1:1 (0:1) | Торпедо |
| 31.07.1988 | 16 | Динамо (Тбилиси) | 1:0 (1:0) | Спартак |
| 31.07.1988 | 16 | Жальгирис | 2:0 (0:0) | Кайрат |
| 31.07.1988 | 16 | Зенит | 1:1 (0:0) | Динамо (Киев) |
| 31.07.1988 | 16 | Локомотив | 1:1 (1:0) | Металлист |
| 31.07.1988 | 16 | Нефтчи | 2:2 (0:0) | Шахтёр |
| 01.08.1988 | 16 | Динамо (Москва) | 1:2 (0:1) | Днепр |
| 04.08.1988 | 17 | Арарат | 1:0 (1:0) | Спартак |
| 04.08.1988 | 17 | Динамо (Минск) | 3:1 (1:1) | Кайрат |
| 04.08.1988 | 17 | Динамо (Тбилиси) | 2:0 (2:0) | Черноморец |
| 04.08.1988 | 17 | Жальгирис | 2:2 (2:1) | Торпедо |
| 04.08.1988 | 17 | Зенит | 2:1 (1:0) | Металлист |
| 04.08.1988 | 17 | Локомотив | 1:1 (0:1) | Динамо (Киев) |
| 04.08.1988 | 17 | Нефтчи | 2:2 (1:1) | Днепр |
| 05.08.1988 | 17 | Шахтёр | 2:0 (2:0) | Динамо (Москва) |
| 08.08.1988 | 18 | Спартак | 2:0 (2:0) | Нефтчи |
| 09.08.1988 | 18 | Динамо (Киев) | 3:1 (2:0) | Жальгирис |
| 09.08.1988 | 18 | Днепр | 3:0 (1:0) | Арарат |
| 09.08.1988 | 18 | Кайрат | 1:1 (0:1) | Зенит |
| 09.08.1988 | 18 | Металлист | 3:1 (2:0) | Динамо (Минск) |
| 09.08.1988 | 18 | Черноморец | 1:1 (1:1) | Динамо (Москва) |
| 09.08.1988 | 18 | Шахтёр | 3:1 (0:1) | Динамо (Тбилиси) |
| 13.08.1988 | 19 | Днепр | 0:0 | Динамо (Тбилиси) |
| 13.08.1988 | 19 | Кайрат | 1:1 (0:1) | Локомотив |
| 13.08.1988 | 19 | Металлист | 2:1 (0:1) | Жальгирис |
| 13.08.1988 | 19 | Спартак | 1:0 (1:0) | Динамо (Москва) |
| 13.08.1988 | 19 | Черноморец | 1:0 (1:0) | Нефтчи |
| 13.08.1988 | 19 | Шахтёр | 2:0 (1:0) | Арарат |
| 14.08.1988 | 19 | Торпедо | 2:1 (2:0) | Зенит |
| 17.08.1988 | 20 | Динамо (Москва) | 0:0 | Динамо (Тбилиси) |
| 20.08.1988 | 20 | Жальгирис | 1:2 (1:1) | Локомотив |
| 20.08.1988 | 20 | Зенит | 0:0 | Динамо (Минск) |
| 20.08.1988 | 20 | Металлист | 1:1 (1:1) | Динамо (Киев) |
| 20.08.1988 | 20 | Нефтчи | 1:1 (1:1) | Арарат |
| 20.08.1988 | 20 | Спартак | 2:2 (0:0) | Днепр |
| 20.08.1988 | 20 | Торпедо | 2:0 (1:0) | Кайрат |
| 20.08.1988 | 20 | Черноморец | 1:1 (0:1) | Шахтёр |
| 24.08.1988 | 21 | Динамо (Минск) | 0:1 (0:0) | Жальгирис |
| 24.08.1988 | 21 | Динамо (Тбилиси) | 2:0 (1:0) | Нефтчи |
| 24.08.1988 | 21 | Днепр | 2:1 (1:1) | Черноморец |
| 24.08.1988 | 21 | Кайрат | 1:0 (0:0) | Металлист |
| 24.08.1988 | 21 | Торпедо | 2:0 (1:0) | Динамо (Киев) |
| 24.08.1988 | 21 | Шахтёр | 0:0 | Спартак |
| 25.08.1988 | 21 | Локомотив | 2:0 (0:0) | Зенит |
| 03.09.1988 | 22 | Арарат | 3:1 (2:0) | Динамо (Тбилиси) |
| 03.09.1988 | 22 | Динамо (Киев) | 3:0 (1:0) | Кайрат |
| 03.09.1988 | 22 | Динамо (Минск) | 3:2 (2:1) | Локомотив |
| 03.09.1988 | 22 | Днепр | 4:2 (2:0) | Шахтёр |
| 03.09.1988 | 22 | Жальгирис | 2:0 (1:0) | Зенит |
| 03.09.1988 | 22 | Спартак | 3:1 (1:0) | Черноморец |
| 03.09.1988 | 22 | Торпедо | 1:0 (1:0) | Металлист |
| 08.09.1988 | 13 | Динамо (Тбилиси) | 1:1 (1:0) | Динамо (Киев) |
| 17.09.1988 | 23 | Динамо (Киев) | 0:0 | Шахтёр |
| 17.09.1988 | 23 | Динамо (Минск) | 0:0 | Арарат |
| 17.09.1988 | 23 | Жальгирис | 0:1 (0:0) | Динамо (Тбилиси) |
| 17.09.1988 | 23 | Кайрат | 1:3 (1:1) | Спартак |
| 17.09.1988 | 23 | Нефтчи | 1:2 (0:0) | Зенит |
| 17.09.1988 | 23 | Торпедо | 2:0 (0:0) | Черноморец |
| 25.09.1988 | 24 | Арарат | 1:0 (0:0) | Зенит |
| 25.09.1988 | 24 | Динамо (Тбилиси) | 0:0 | Локомотив |
| 25.09.1988 | 24 | Днепр | 2:0 (1:0) | Торпедо |
| 25.09.1988 | 24 | Нефтчи | 2:1 (1:0) | Динамо (Минск) |
| 25.09.1988 | 24 | Спартак | 2:1 (2:0) | Металлист |
| 25.09.1988 | 24 | Черноморец | 2:1 (2:1) | Динамо (Киев) |
| 25.09.1988 | 24 | Шахтёр | 2:0 (2:0) | Кайрат |
| 30.09.1988 | 13 | Жальгирис | 1:0 (0:0) | Шахтёр |
| 30.09.1988 | 19 | Динамо (Киев) | 1:1 (1:1) | Динамо (Минск) |
| 07.10.1988 | 22 | Нефтчи | 0:1 (0:1) | Динамо (Москва) |
| 11.10.1988 | 25 | Динамо (Киев) | 2:0 (1:0) | Днепр |
| 11.10.1988 | 25 | Динамо (Минск) | 0:0 | Динамо (Тбилиси) |
| 11.10.1988 | 25 | Жальгирис | 1:0 (1:0) | Арарат |
| 11.10.1988 | 25 | Зенит | 0:1 (0:1) | Динамо (Москва) |
| 11.10.1988 | 25 | Кайрат | 1:1 (1:1) | Черноморец |
| 11.10.1988 | 25 | Металлист | 1:2 (0:0) | Шахтёр |
| 11.10.1988 | 25 | Нефтчи | 1:1 (0:1) | Локомотив |
| 11.10.1988 | 25 | Торпедо | 2:0 (1:0) | Спартак |
| 21.10.1988 | 26 | Динамо (Москва) | 2:1 (1:1) | Динамо (Минск) |
| 22.10.1988 | 26 | Арарат | 0:0 | Локомотив |
| 22.10.1988 | 26 | Динамо (Тбилиси) | 0:1 (0:0) | Зенит |
| 22.10.1988 | 26 | Днепр | 3:0 (2:0) | Кайрат |
| 22.10.1988 | 26 | Нефтчи | 1:2 (0:0) | Жальгирис |
| 22.10.1988 | 26 | Спартак | 1:0 (0:0) | Динамо (Киев) |
| 22.10.1988 | 26 | Черноморец | 1:1 (1:1) | Металлист |
| 22.10.1988 | 26 | Шахтёр | 0:0 | Торпедо |
| 26.10.1988 | 18 | Торпедо | 2:1 (1:1) | Локомотив |
| 27.10.1988 | 21 | Динамо (Москва) | 1:1 (0:0) | Арарат |
| 31.10.1988 | 27 | Арарат | 1:2 (1:1) | Динамо (Киев) |
| 31.10.1988 | 27 | Динамо (Минск) | 0:2 (0:2) | Спартак |
| 31.10.1988 | 27 | Динамо (Тбилиси) | 3:1 (1:0) | Кайрат |
| 31.10.1988 | 27 | Жальгирис | 2:1 (0:1) | Черноморец |
| 31.10.1988 | 27 | Зенит | 0:1 (0:1) | Днепр |
| 31.10.1988 | 27 | Локомотив | 2:0 (0:0) | Шахтёр |
| 31.10.1988 | 27 | Металлист | 1:0 (0:0) | Динамо (Москва) |
| 31.10.1988 | 27 | Нефтчи | 1:1 (0:1) | Торпедо |
| 03.11.1988 | 28 | Динамо (Тбилиси) | 0:1 (0:1) | Торпедо |
| 03.11.1988 | 28 | Жальгирис | 2:0 (2:0) | Спартак |
| 04.11.1988 | 28 | Арарат | 2:0 (2:0) | Металлист |
| 04.11.1988 | 28 | Динамо (Киев) | 2:1 (0:0) | Динамо (Москва) |
| 04.11.1988 | 28 | Динамо (Минск) | 2:0 (2:0) | Черноморец |
| 04.11.1988 | 28 | Зенит | 0:0 | Шахтёр |
| 04.11.1988 | 28 | Кайрат | 2:1 (0:1) | Нефтчи |
| 05.11.1988 | 28 | Локомотив | 0:1 (0:1) | Днепр |
| 08.11.1988 | 23 | Локомотив | 2:2 (1:1) | Динамо (Москва) |
| 11.11.1988 | 30 | Днепр | 3:1 (2:0) | Жальгирис |
| 14.11.1988 | 29 | Динамо (Киев) | 1:0 (1:0) | Динамо (Тбилиси) |
| 14.11.1988 | 29 | Днепр | 4:3 (2:2) | Динамо (Минск) |
| 14.11.1988 | 29 | Кайрат | 1:0 (0:0) | Арарат |
| 14.11.1988 | 29 | Нефтчи | 1:1 (1:1) | Металлист |
| 14.11.1988 | 29 | Спартак | 1:1 (1:0) | Локомотив |
| 14.11.1988 | 29 | Торпедо | 2:1 (1:0) | Динамо (Москва) |
| 14.11.1988 | 29 | Черноморец | 1:2 (1:0) | Зенит |
| 14.11.1988 | 29 | Шахтёр | 5:1 (3:0) | Жальгирис |
| 19.11.1988 | 30 | Динамо (Киев) | 2:1 (1:1) | Нефтчи |
| 19.11.1988 | 30 | Динамо (Москва) | 4:3 (4:1) | Кайрат |
| 19.11.1988 | 30 | Металлист | 2:0 (1:0) | Динамо (Тбилиси) |
| 19.11.1988 | 30 | Спартак | 1:1 (0:0) | Зенит |
| 19.11.1988 | 30 | Торпедо | 2:0 (1:0) | Арарат |
| 19.11.1988 | 30 | Черноморец | 0:1 (0:1) | Локомотив |
| 19.11.1988 | 30 | Шахтёр | 0:1 (0:0) | Динамо (Минск) |
Призы
Напишите отзыв о статье "Чемпионат СССР по футболу 1988 (высшая лига)"
Ссылки
- [www.klisf.info/tourns/urs/1988/10c.htm Календарь игр]
- [www.rsssf.com/tabless/su88.html На www.rsssf.com]
- [wildstat.ru/p/2001/ch/URS_1_1988/stg/all/tour/all Результаты на WildStat.ru]
| ||||||
| ||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Чемпионат СССР по футболу 1988 (высшая лига)
После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.
Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.
На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.
В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.
Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l'avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
– Я думаю, никто так не был courtisee [предметом ухаживанья], как она, – говорила Вера; – но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, – обратилась она к Пьеру, – даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous [между нами], очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежностей…]
Князь Андрей нахмурившись молчал.
– Вы ведь дружны с Борисом? – сказала ему Вера.
– Да, я его знаю…
– Он верно вам говорил про свою детскую любовь к Наташе?
– А была детская любовь? – вдруг неожиданно покраснев, спросил князь Андрей.
– Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimite mene quelquefois a l'amour: le cousinage est un dangereux voisinage, N'est ce pas? [Знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость приводит иногда к любви. Такое родство – опасное соседство. Не правда ли?]
– О, без сомнения, – сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50 ти летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.
– Ну что? – сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.
– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
