Чемпионат СССР по хоккею с мячом 1936
Поделись знанием:
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.
Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
| I чемпионат СССР по хоккею с мячом | |
| Данные турнира | |
|---|---|
| Даты проведения: | |
| Место проведения: | |
| Количество команд: |
12 |
| Итоговая расстановка | |
| Чемпион: |
«Динамо» (Москва) (1-й раз) |
| Серебряный призёр: |
Трудкоммуна им. Ягоды (Болшево) |
| Бронзовый призёр: | |
| Статистика турнира | |
| Сыграно матчей: |
36 (из 36) |
| Забито: |
120 (3,34 за игру) |
| Бомбардир(ы): |
Михаил Якушин («Динамо» (М)) — 9 мячей |
| 1950 → | |
Первый чемпионат СССР по хоккею с мячом прошёл в Москве с 17 по 28 февраля 1936 года.
Первый мяч в чемпионатах СССР забил Николай Артёмов (команда Завода имени Сталина). Всего в чемпионате сыграно 36 матчей, в них забито в общей сложности 120 мячей.
Первым чемпионом СССР стала команда «Динамо» (Москва); команде была награждена специальным призом имени X съезда ВЛКСМ[1], игрокам были вручены фотоаппараты ФЭД.
Содержание
Участники
В чемпионате приняло участие 12 команд: 8 коллективов из Москвы (включая команду Трудкоммуны имени Ягоды из подмосковного Болшево) и 4 — из Ленинграда. Команды были разбиты на две подгруппы, в которых был проведён однокруговой предварительный турнир, а затем состоялись стыковые матчи (первый с первым, второй со вторым и т. д.), которые и определили итоговое расположение команд в чемпионате.
| Команда | Город |
|---|---|
| «Буревестник» | Москва |
| «Динамо» | Ленинград |
| «Динамо» | Москва |
| Завод имени Сталина | Москва |
| Кировский завод | Ленинград |
| «Красная заря» | Ленинград |
| «Крылья Советов» | Москва |
| «Локомотив» | Москва |
| «Спартак» | Ленинград |
| «Спартак» | Москва |
| Трудкоммуна имени Ягоды | Болшево |
| ЦДКА | Москва |
Предварительные игры
На предварительном этапе за победу команда получала 3 очка, за ничью — 2, за поражение — 1.
| М | Подгруппа «А» | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | В | Н | П | Мячи | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | «Динамо» (Москва) | 0:2 | 4:0 | 2:1 | 2:1 | 5:2 | 4 | 0 | 1 | 13-6 | 13 | |
| 2 | «Динамо» (Ленинград) | 2:0 | 0:0 | 3:1 | 3:1 | 0:2 | 3 | 1 | 1 | 8-4 | 12 | |
| 3 | «Красная заря» (Ленинград) | 0:4 | 0:0 | 3:0 | 2:1 | 2:1 | 3 | 1 | 1 | 7-6 | 12 | |
| 4 | «Буревестник» (Москва) | 1:2 | 1:3 | 0:3 | 4:3 | 2:1 | 2 | 0 | 3 | 8-12 | 9 | |
| 5 | ЦДКА (Москва) | 1:2 | 1:3 | 1:2 | 3:4 | 4:2 | 1 | 0 | 4 | 10-13 | 7 | |
| 6 | «Спартак» (Ленинград) | 2:5 | 2:0 | 1:2 | 1:2 | 2:4 | 1 | 0 | 4 | 8-13 | 7 | |
| М | Подгруппа «Б» | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | В | Н | П | Мячи | О |
| 1 | Трудкоммуна им. Ягоды (Болшево) | 0:1 | 1:0 | 2:0 | 4:2 | 2:0 | 4 | 0 | 1 | 9-3 | 13 | |
| 2 | Завод им. Сталина (Москва) | 1:0 | 0:0 | 0:0 | 1:1 | 4:0 | 2 | 3 | 0 | 6-1 | 12 | |
| 3 | «Локомотив» (Москва) | 0:1 | 0:0 | 2:0 | 4:1 | 2:0 | 3 | 1 | 1 | 8-2 | 12 | |
| 4 | «Спартак» (Москва) | 0:2 | 0:0 | 0:2 | 2:2 | 4:1 | 1 | 2 | 2 | 6-7 | 9 | |
| 5 | Кировский завод (Ленинград) | 2:4 | 1:1 | 1:4 | 2:2 | 2:4 | 0 | 2 | 3 | 8-15 | 7 | |
| 6 | «Крылья Советов» (Москва) | 0:2 | 0:4 | 0:2 | 1:4 | 4:2 | 1 | 0 | 4 | 5-14 | 7 |
Стыковые игры
- За 1 место: «Динамо» (Москва) — «Трудкоммуна им. Ягоды» — 3:1
- За 3 место: «Динамо» (Ленинград) — Завод им. Сталина — 3:0
- За 5 место: «Красная заря» — «Локомотив» — 2:0
- За 7 место: «Спартак» (Москва) — «Буревестник» — 3:1
- За 9 место: ЦДКА — Кировский завод — 3:1
- За 11 место: «Спартак» (Ленинград) — «Крылья Советов» — 4:3
Сводная таблица чемпионата
| М | Команда | И | В | Н | П | Мячи | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | «Динамо» (Москва) | 6 | 5 | 0 | 1 | 16-7 | 10 |
| 2 | Трудкоммуна им. Ягоды (Болшево) | 6 | 4 | 0 | 2 | 10-6 | 8 |
| 3 | «Динамо» (Ленинград) | 6 | 4 | 1 | 1 | 11-4 | 9 |
| 4 | Завод им. Сталина (Москва) | 6 | 2 | 3 | 1 | 6-4 | 7 |
| 5 | «Красная заря» (Ленинград) | 6 | 4 | 1 | 1 | 9-6 | 9 |
| 6 | «Локомотив» (Москва) | 6 | 3 | 1 | 2 | 8-4 | 7 |
| 7 | «Спартак» (Москва) | 6 | 2 | 2 | 2 | 9-8 | 6 |
| 8 | «Буревестник» (Москва) | 6 | 2 | 0 | 4 | 9-15 | 4 |
| 9 | ЦДКА (Москва) | 6 | 2 | 0 | 4 | 13-14 | 4 |
| 10 | Кировский завод (Ленинград) | 6 | 0 | 2 | 4 | 9-18 | 2 |
| 11 | «Спартак» (Ленинград) | 6 | 2 | 0 | 4 | 12-16 | 4 |
| 12 | «Крылья Советов» (Москва) | 6 | 1 | 0 | 5 | 8-18 | 2 |
Составы команд и авторы забитых мячей
- «Динамо» (Москва) (13 игроков): Сергей Алимбеков (6; −7) — Лев Корчебоков (6; 0), Павел Коротков (6; 0), Сергей Ильин (6; 0), Константин Квашнин (5; 0), Александр Ремин (4; 0), Михаил Коноплин (5; 0), Павел Виноградов (6; 0), Михаил Якушин (6; 9), Василий Смирнов (6; 2), Павел Савостьянов (5; 2), Михаил Большаков (4; 1), Евгений Щербов (3; 2). Играющий главный тренер и капитан — Константин Квашнин.
- Трудкоммуна им. Ягоды (Болшево) (12 игроков): Николай Бобылев — Степан Назаров, Николай Немухин, Виктор Пазилов, Матвей Гольдин, Александр Кувшинов, Андрей Удалеев, Николай Медведев (3), Дмитрий Смирнов, Анатолий Осьминкин (2), Андрей Рябов, Андрей Соколов. Играющий главный тренер и капитан — Матвей Иосифович Гольдин.
- «Динамо» (Ленинград) (14 игроков): Михаил Симонов — Павел Батырев (1), Михаил Бутусов (2), Пётр Дементьев (3), Константин Егоров (1) (капитан), Аркадий Кузьмин, Александр Куни, Григорий Марков (1), Минаев, Олег Ошенков, Николай Смольников, Валентин Фёдоров (2), Виктор Фёдоров (1), Борис Шелагин. Играющий главный тренер — Павел Васильевич Батырев.
- Завод им. Сталина (Москва) (12 игроков): Дмитрий Петров — Николай Артёмов (2), Всеволод Виноградов (1), Александр Волков, Виктор Губарев, Михаил Дмитриев (1), Степан Кирьянов, Виктор Листиков (2), Константин Малинин, Пётр Плюснин, Михаил Романов, Борис Тимошин.
- «Красная заря» (Ленинград) (11 игроков): Николай Финк — Борис Аверин, Иван Андронов, Павел Артемьев (2), Алексей Григорьев, Дмитрий Карев (3), Виктор Кудрявцев (1), Виктор Кучинский, Константин Николаев (1), Семён Николаев, Анатолий Яблочкин (2).
- «Локомотив» (Москва) (12 игроков): Валентин Гранаткин — Иван Андреев (1), Павел Гусев, Николай Ильин (2), Юрий Лавров, Анатолий Лобанов, Василий Мошкаркин, Фёдор Пазилов, Иван Скамейкин, Алексей Соколов (3), Виктор Стрелков (1), Пётр Теренков (1).
- «Спартак» (Москва) (15 игроков): Михаил Медведев — Василий Величкин, Иван Денисов, Зденек Зигмунд, Александр Игумнов (4), Сергей (наст.имя Серафим) Кривоносов (1), Станислав Леута, Дмитрий Максимов (1), Виктор Никифоров, Пётр Рдультовский, Александр Старостин, Андрей Старостин (1), Николай Старостин (2), Анатолий Чаплинский, Николай Черников.
- «Буревестник» (Москва) (12 игроков): Николай Исаев — Николай Бабич (1), Виктор Баулин (1), Александр Виноградов (1), Владимир Волков, Павел Воробьёв, Александр Давыдов, Иван Давыдов (1), Иван Михеев, Николай Разорёнов (1), Владимир Стрепихеев (1), Пётр Яковлев (3).
- ЦДКА (Москва) (13 игроков): Владимир Григорьев, Михаил Чесалов — Иван Артёмов, Евгений Бокуняев, Владимир Венёвцев (3), Пётр Зенкин, Иван Кочетков (3), Николай Кузнецов, Борис Михайлов, Михаил Орехов, Станислав Рябов, Евгений Стрепихеев (4), Дмитрий Успенский (3).
- Кировский завод (Ленинград) (12 игроков): Василий Маслов — Иван Аникеев, Владимир Воног (3), Василий Горбачёв, Анатолий Григорьев, Василий Дерябин, Евгений Ковш (1), Дмитрий Копчёнов (4), Евгений Куликов, Пётр Ладовский, Ростислав Смольников, Василий Фуников (1).
- «Спартак» (Ленинград) (13 игроков): Анатолий Башкиров — Фёдор Горелкин, Виктор Журавлёв, Василий Копчёнов, Фёдор Королёв (1), Виктор Лядов (2), Эдуард Панков, Николай Полубояринов (3), Владимир Понугаев, Анатолий Семёнов, Александр Сергеев, Николай Сорокин (2), Александр Ширко (4).
- «Крылья Советов» (Москва) (11 игроков): Анатолий Антонов — Леонид Волков (2), Виктор Гарников, Константин Гусев, Николай Ильичёв (1), Антон Могилёв, Виктор Никифоров (2), Арсений Петушков, Николай Поставнин (3), Александр Синицын, Олег Тишаков.
Лучший бомбардир — Михаил Якушин («Динамо» (Москва)), 9 мячей.
Напишите отзыв о статье "Чемпионат СССР по хоккею с мячом 1936"
Примечания
|
Портал «Хоккей с мячом» |
|---|
- ↑ Хоккей с мячом: Энциклопедия, 2009, с. 699.
Ссылки
- Соснин В., Щеглов М., Юрин В. Хоккей с мячом: Энциклопедия. — М.: Новые технологии, 2009. — 808 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-86541-025-6.
- [retro-sport.sitecity.ru/ltext_2903050409.phtml?p_ident=ltext_2903050409.p_1205175640 Хоккей сорокового года. Очерки времен болшевской трудкоммуны]. Проверено 17 июня 2015.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Чемпионат СССР по хоккею с мячом 1936
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.
Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
