Чемпионат СССР по хоккею с мячом 1952
Поделись знанием:
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
| IV чемпионат СССР по хоккею с мячом | |
| Данные турнира | |
|---|---|
| Даты проведения: | |
| Место проведения: | |
| Количество команд: |
8 (для первой группы) |
| Итоговая расстановка | |
| Чемпион: |
«Динамо» (Москва) (3-й раз) |
| Серебряный призёр: | |
| Бронзовый призёр: | |
| Статистика турнира | |
| Сыграно матчей: |
28 (из 28) |
| Забито: |
90 (3,21 за игру) |
| Бомбардир(ы): |
Всеволод Блинков, Василий Трофимов (оба «Динамо» (М)) — по 11 мячей |
| ← 1951 ... 1953 → | |
Четвёртый чемпионат СССР по хоккею с мячом прошёл в виде однокругового турнира. Все матчи первой группы состоялись в Москве в период с 6 января по 23 января 1952 года. В турнире сыграно 28 матчей, в них забито в общей сложности 90 мячей. Чемпионом СССР во второй раз подряд, а всего — в третий, стала команда «Динамо» (Москва).
Одновременно в Куйбышеве проходил турнир во второй группе. Право в следующем сезоне сыграть в высшем дивизионе завоевали красноярский «Трактор» и команда ОДО (Минск). Во второй группе было сыграно 29 игр (для выявления команды, которая завоевала второе место и путёвку в класс сильнейших, потребовался дополнительный матч), было забито 123 мячей.
Команда — победительница всесоюзного первенства была награждена переходящим призом Спорткомитета СССР. Игрокам команд, занявших первое, второе и третье место вручались дипломы I, II и III степени соответственно.
Содержание
Регламент
Розыгрыш чемпионата проводился в двух группах: в первой и второй, в каждой из которых было по восемь команд. Соревнование проходило в виде однокругового турнира. Команда, набравшая больше всех очков в первой группе, становилась чемпионом страны, занявшие второе и третье место — серебряным и бронзовым призёром соответственно. Две худшие команды первой группы покидали её и следующий чемпионат должны были начать во второй группе. Две команды второй группы, набравшие наибольшее количество очков получали право следующий сезон начать в первой группе.
Согласно Положению о соревнованиях, команды, победившие в первенствах Москвы, Ленинграда или союзных республик, если они не были представлены во всесоюзном чемпионате, получали право сыграть в переходных матчах с командой из соответствующего города или республики, которая показала худший результат в чемпионате СССР. От участия в переходных матчах освобождались коллективы, занявшие призовые места в первой группе, а также команды из второй группы, добившиеся по итогам турнира повышения в классе[1]. Например: чемпионом Москвы в 1952 году стало московское «Динамо», которое одновременно завоевало и титул чемпиона СССР; поэтому в переходных играх от Москвы участвовал «Буревестник», занявший второе место в московском первенстве, и встречался он с худшей московской командой всесоюзного чемпионата — «Спартаком».
За победу команда получала два очка, за ничью — одно.
Участники
| Команда | Город | Результат в прошлом сезоне |
|---|---|---|
| I группа | ||
| «Динамо» | Москва | 1 место в I группе |
| ОДО | Свердловск | 2 место в I группе |
| «Спартак» | Москва | 3 место в I группе |
| КВИФК им. Ленина | Ленинград | 4 место в I группе |
| КБФ | Таллин | 5 место в I группе |
| «Водник» | Архангельск | 6 место в I группе |
| ОДО | Рига | 1 место в II группе |
| «Крылья Советов» | Казань | 2 место в II группе |
| II группа | ||
| «Красная заря» | Ленинград | 7 место в I группе |
| «Трактор» | Харьков | 8 место в I группе |
| Завод им. Калинина | Калининград | 3 место в II группе |
| «Динамо» | Чкалов | 4 место в II группе |
| ОДО | Минск | 5 место в II группе |
| «Локомотив» | Петрозаводск | 6 место в II группе |
| «Трактор» | Красноярск | переходные матчи (РСФСР)[2] |
| «Локомотив» | Днепропетровск | переходные матчи (Украинская ССР)[3] |
География команд чемпионата СССР по хоккею с мячом 1952 года (красным обозначены города, делегировавшие команды в первую группу, а синим — во вторую)
Первая группа
| М | Команда | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | В | Н | П | Мячи | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | «Динамо» (Москва) | 6:0 | 2:1 | 4:1 | 4:0 | 5:0 | 8:0 | 5:0 | 7 | 0 | 0 | 34-2 | 14 | |
| 2 | КВИФК имени Ленина (Ленинград) | 0:6 | 3:1 | 0:0 | 1:0 | 2:1 | 8:2 | 1:0 | 5 | 1 | 1 | 15-10 | 11 | |
| 3 | ОДО (Свердловск) | 1:2 | 1:3 | 0:0 | 2:0 | 0:0 | 3:0 | 3:0 | 3 | 2 | 2 | 10-5 | 8 | |
| 4 | «Спартак» (Москва) | 1:4 | 0:0 | 0:0 | 0:0 | 1:1 | 1:0 | 3:1 | 2 | 4 | 1 | 6-6 | 8 | |
| 5 | «Крылья Советов» (Казань) | 0:4 | 0:1 | 0:2 | 0:0 | 5:1 | 2:1 | 3:0 | 3 | 1 | 3 | 10-9 | 7 | |
| 6 | ОДО (Рига) | 0:5 | 1:2 | 0:0 | 1:1 | 1:5 | 3:0 | 3:0 | 2 | 2 | 3 | 9-13 | 6 | |
| 7 | «Водник» (Архангельск) | 0:8 | 2:8 | 0:3 | 0:1 | 1:2 | 0:3 | 1:1 | 0 | 1 | 6 | 4-26 | 1 | |
| 8 | КБФ (Таллин) | 0:5 | 0:1 | 0:3 | 1:3 | 0:3 | 0:3 | 1:1 | 0 | 1 | 6 | 2-19 | 1 |
- Занявшие два последних места «Водник» (Архангельск) и КБФ (Таллин) были переведены во вторую группу.
- Переходные матчи за право участия в V чемпионате СССР: «Буревестник» Москва — «Спартак» Москва — 2:1, 0:1, 2:1.
Составы команд и авторы забитых мячей
- «Динамо» (Москва) (16 игроков): Алексей Матчин (7; −2), Сергей Андреев (4; 0) — Василий Комаров (7; 0), Юрий Блинов (6; 0), Николай Артёмов (6; 0), Сергей Ильин (2; 0), Борис Тарычев (1; 0), Иван Давыдов (7; 1), Николай Медведев (7; 2), Сергей Соловьёв (7; 2), Владимир Савдунин (7; 6), Василий Трофимов (7; 11), Всеволод Блинков (7; 11), Борис Петров (6; 0), Александр Полевой (4; 1), Владимир Туляков (1; 0). Играющий главный тренер − Василий Дмитриевич Трофимов.
- КВИФК имени Ленина (Ленинград) (13 игроков): Е. Воронин — Анатолий Глазов (1), В. Давыдов (2), А. Дмитриев (3), Дмитрий Ликучёв (2), В. Максимычев, С. М. Оплавин, Михаил Орехов (4), Владимир Понугаев, А. Рязанцев, П. Семёнов (2), Герман Фатале, Александр Чаплинский (1). Главный тренер − В. И. Семиразумов.
- ОДО (Свердловск) (13 игроков): Александр Маскинский, Вадим Кузнецов — Анатолий Голубев, Феоктист Коптелов, Алексей Торговкин, Иван Фролов, Альвиан Кузнецов (2), Владимир Листочкин, Георгий Логинов (1), Иван Балдин, Николай Борцов (2), Василий Бузунов (5), Павел Губин. Главный тренер − Дмитрий Дитятев.
- «Спартак» (Москва) (22 (?) игрока): Глеб Белянчиков, Анатолий Мельников, Дмитрий Петров — Илья Барахов, Воробьёв, Гладков (?), Громов(?), Николай Дементьев (?), Константин Клеусов (3), Виктор Листиков (1), Константин Малинин, Николай Монахов (?), Георгий Микульшин, Алексей Парамонов (?), А. Петров (1), Евгений Папугин, Руднев, Владимир Смирнов (1), Виктор Соколов (?), П. Тараненко, Николай Тимошин (?), Н. Фёдоров.
- «Крылья Советов» (Казань) (17 (?) игроков): Валерий Гудилов (?), Косарев — Владимир Виноградов (?), А. Каргаполов (2), В. Кудряков (1), Константин Мурашёв (3), Оглоблин (2), Руденко, Аркадий Рыгалов, В. Савельев, Спиридонов (?), Д. Субботин (?), Константин Сундатов (?), Семён Туз (?), А. Фёдоров, Чистяков (?), Шавенков (1).
- ОДО (Рига) (20 (?) игроков): В. Серебряков, И. Спудиньш (?) — С. Богданов, Фёдор Вадневский (?), Воробёв, Николай Дульнев (1), Эдгарс Егерс (?), Ливорс Зилпаушс (?), Борис Ковалёв, Макаров, Матвей Кузьмин (1), Анатолий Муравьёв, Виктор Никифоров (?), Леонид Огерчук (5), Мартинс Петерсонс (?), Синицын (?), Григорий Фирсов (?), Станислав Холмогоров (2), А. Щедрин, Юрий Чернецов.
- «Водник» (Архангельск) (16 игроков): Носин Белобржек (7), Иван Иванов (2) — Анатолий Залесов (7; 2), Андрей Кочуров (2; 0), Николай Кропотов (7; 0), Иван Куликов (7; 0), Дмитрий Курочкин (7; 0), Василий Малков (7; 0), Николай Потапов (7; 0), Анисим Пушкин (7; 1), Виталий Рачков (6; 1), Владимир Рябов (7; 0), Анатолий Скворцов (7; 0), Лев Фильчагин (6; 0), Василий Шубин (3; 0), Николай Ядовин (7; 0).
- «Балтфлот» (Таллин) (20 (?) игроков): Георгий Круул (?), Мельчарек — Борис Абросов (1), Аркадий Графов, Всеволод Журенков (?), Михаил Кашев (?), Константин Клещев (?), Борис Ковалёв, Кошелев, Леонид Марютин (?), Николай Михайлов (?), Хану Мяги (?), С. Орлов (?), Алексей Савельев, Тимохин (?), Уваров (?), Ю. Уваров (?), Филиппов (?), Павел Чеканов (1), Шогин.
Лучшие бомбардиры — Всеволод Блинков, Василий Трофимов (оба — «Динамо» (Москва)) — по 11 мячей.
Вторая группа
Соревнования во второй группе прошли в Куйбышеве с 6 по 22 января 1952 года.
| М | Команда | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | В | Н | П | Мячи | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | «Трактор» (Красноярск) | 1:0 | 1:1 | 5:0 | 4:0 | 7:1 | 7:0 | 6:0 | 6 | 1 | 0 | 31-2 | 13 | |
| 2 | ОДО (Минск) | 0:1 | 0:0 | 2:1 | 1:1 | 2:1 | 6:3 | 3:2 | 4 | 2 | 1 | 14-9 | 10 | |
| 3 | «Красная заря» (Ленинград) | 1:1 | 0:0 | 0:0 | 2:0 | 1:1 | 3:0 | 8:0 | 3 | 4 | 0 | 15-2 | 10 | |
| 4 | Завод имени Калинина (Калининград) | 0:5 | 1:2 | 0:0 | 3:0 | 3:0 | 4:0 | 5:1 | 4 | 1 | 2 | 16-8 | 9 | |
| 5 | «Трактор» (Харьков) | 0:4 | 1:1 | 0:2 | 0:3 | 2:2 | 2:1 | 6:3 | 2 | 2 | 3 | 11-16 | 6 | |
| 6 | «Динамо» (Чкалов) | 1:7 | 1:2 | 1:1 | 0:3 | 2:2 | 6:6 | 4:2 | 1 | 3 | 3 | 15-23 | 5 | |
| 7 | «Локомотив» (Днепропетровск) | 0:7 | 3:6 | 0:3 | 0:4 | 1:2 | 6:6 | 2:1 | 1 | 1 | 5 | 12-29 | 3 | |
| 8 | «Локомотив» (Петрозаводск) | 0:6 | 2:3 | 0:8 | 1:5 | 3:6 | 2:4 | 1:2 | 0 | 0 | 7 | 9-34 | 0 |
- Дополнительный матч за 2-3 места: ОДО (Минск) — «Красная заря» (Ленинград) — 5:3.
- Переходные матчи: «Красная заря» (Ленинград) — «Зенит» (Ленинград) — 2:2, 0:0, 3:2. «Красная заря» сохранила место в чемпионате СССР.
- Команды «Динамо» (Чкалов) и «Локомотив» (Петрозаводск) отказались играть переходные игры с командами ОДО (Хабаровск) и ДО (Петрозаводск) соответственно и выбыли из числа участников чемпионата СССР.
- «Трактор» (Красноярск) (15 игроков): Николай Быцкевич, Анатолий Горбунов — Иван Дворников, Кива Дралюк, Владимир Киреев, Анатолий Коротченко, Николай Косарев, Борис Лесняк, Анатолий Мартынов (4), Николай Мартынов (14), О. Подколзин, С. Рябов, А. Сутин, Владимир Шаес, Ю. Юшков. Играющий главный тренер — И. А. Дворников.
- ОДО (Минск): Л. Пазухин, Кузнецов, Е. Макаров, Ю. Прохоров и т. д.
I чемпионат РСФСР
Соревнования прошли в два этапа. На первом этапе с 24 декабря 1951 года по 29 февраля 1952 года прошли зональные соревнования. В них приняли участие 56 команд. Команды были разбиты на 8 зон. Зональные турниры проводились в два круга с разъездами. Команды Подмосковной зоны были разбиты на две подгруппы. Стыковые матчи победителей подгрупп: «Урожай» (Перово) — команда завода им. Калинина (Калининград) — 1:0, 0:5. Судьбу путёвки в финал должен был решить дополнительный матч, но в связи с невозможностью команды завода им. Калинина выехать на финал в Омск, было решено его не проводить, а победителем зоны был назван «Урожай».
В чемпионате РСФСР разрешалось принимать участие российским командам, выступающим в чемпионате СССР.
- Первая центральная зона. Победитель — «Химик» (Орехово-Зуево).
- Вторая центральная зона. Победитель — «Химик» (Ярославль).
- Поволжская зона. Победитель — «Динамо» (Ульяновск).
- Сибирская зона Победитель — ОДО (Иркутск).
- Уральская зона. Победитель — ОДО (Свердловск).
- Северная зона. Победитель — «Водник» (Архангельск).
- Дальневосточная зона. Победитель — ДОСА (Хабаровск). Из-за участия в решающих матчах в Кубке СССР команда не смогла вовремя завершить зональный турнир, но, тем не менее распоряжением Комитета по делам физкультуры и спорта РСФСР она была допущена в финальный этап.
- Подмосковная зона. Победитель — «Урожай» (Перово).
Финальный турнир
Второй этап соревнований состоялся с 9 по 19 марта 1952 года в Омске (первоначально соревнования предполагалось провести в Курске, но в связи с неустойчивой погодой и невозможностью размещения там спортсменов, игры были перенесены в другой город)[4]. В финальном турнире приняли участие восемь победителей зональных соревнований.
| М | Команда | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | В | Н | П | Мячи | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | ОДО (Свердловск) | 2:1 | 8:1 | 3:0 | 5:0 | 4:1 | 4:0* | 8:2 | 7 | 0 | 0 | 34-5 | 14 | |
| 2 | ДОСА (Хабаровск) | 1:2 | 0:0 | +:- | 3:1 | 2:1 | 3:1 | 5:0 | 5 | 1 | 1 | 14-5 | 11 | |
| 3 | «Урожай» (Перово) | 1:8 | 0:0 | 3:1 | 2:0 | 3:0 | 7:1 | 6:3 | 5 | 1 | 2 | 22-13 | 11 | |
| 4 | ОДО (Иркутск) | 0:3 | -:+* | 1:3 | 3:2 | 3:1 | 5:0 | 1:2 | 3 | 0 | 4 | 13-11 | 6 | |
| 5 | «Динамо» (Ульяновск) | 0:5 | 1:3 | 0:2 | 2:3 | 2:1 | 3:1 | 5:0 | 3 | 0 | 4 | 13-15 | 6 | |
| 6 | «Химик» (Орехово-Зуево) | 1:4 | 1:2 | 0:3 | 1:3 | 1:2 | 6:2 | 4:1 | 1 | 2 | 4 | 14-17 | 4 | |
| 7 | «Водник» (Архангельск) | 0:4* | 1:3 | 1:7 | 0:5 | 1:3 | 2:6 | 7:2 | 1 | 0 | 6 | 12-30 | 3 | |
| 8 | «Химик» (Ярославль) | 2:8 | 0:5 | 3:6 | 2:1 | 0:5 | 1:4 | 2:7 | 1 | 0 | 6 | 10-36 | 2 |
- Результат матча ДОСА (Хабаровск) − ОДО (Иркутск) (1:2) аннулирован.
- Результат матча ОДО (Свердловск) — «Водник» (Архангельск) (3:1) приведённый в Энциклопедии «Хоккей с мячом», Москва, изд. Новые Технологии, 2009 год; авторы Соснин В. И, Щеглов М. И. и Юрин В. Л. ISBN 978-5-86541025-6, неверен. Правильный результат этого матча 4:0 в пользу ОДО (Свердловск).
- Дополнительный матч за второе место, которое давало возможность сыграть в переходных матчах за право участвовать в чемпионате СССР: ДОСА (Хабаровск) − «Урожай» (Перово) — 2:1.
- ОДО (Свердловск) (17 игроков): Вадим Кузнецов, Александр Маскинский — Иван Балдин, Николай Борцов, Василий Бузунов, Алексей Васильев, Анатолий Голубев, Павел Губин, Д. Дитятев, А. Жуков, Феоктист Коптелов, Альвиан Кузнецов, Владимир Листочкин, Георгий Логинов, Алексей Торговкин, Иван Фролов, Ю. Шкляев. Играющий тренер Иван Балдин.
- ДОСА (Хабаровск) (15 игроков): Г. Волков — В. Брыкин, А. Буда, Н. Варзин, В. Давыдов, А. Калинин, В. Катанаев, М. Медведев, А. Пискунов, В. Подсобляев, П. Сафронов, М. Сачков, Г. Сухов, А. Торопов, Георгий Хрульков. Играющий тренер Г. Сухов.
- «Урожай» (Перово) (16 игроков): А. Андреев, В. Масальский — Н. Андреев, А. Вязанкин, М. Зыков, Е. Клюйков, В. Курнаков, Б. Лангиков, В. Назаров, В. Портнов, К. Рюмин, Н. Савостьянов, В. Сафронов, В. Титов, Е. Хвенчук, Яков Шеин.
Команда — победительница первенства РСФСР — ОДО (Свердловск) — была награждена переходящим призом и дипломом первой степени, а игроки получили ленты чемпионов и свидетельства Спорткомитета РСФСР. Команда, занявшее второе место, — ДОСА (Хабаровск) — была награждена дипломом второй степени, а игроки команды — свидетельствами Спорткомитета РСФСР. Третий призёр первенства — «Урожай» из Перово — был награждён дипломом третьей степени, а игроки команды получили свидетельства Спорткомитета РСФСР[4].
Напишите отзыв о статье "Чемпионат СССР по хоккею с мячом 1952"
Примечания
|
Портал «Хоккей с мячом» |
|---|
- ↑ Хоккей с мячом: Энциклопедия, 2009, с. 703.
- ↑ По итогам первенства 1951 года «Трактор» должен был побороться с ивановским «Спартаком» за путёвку во II группу всесоюзного первенства. Однако, «Спартак» отказался от участия в переходных играх и, таким образом, «Трактор» добился права участвовать в чемпионате СССР.
- ↑ По итогам первенства 1951 года «Локомотив» должен был побороться с киевской «Искрой» за путёвку во II группу всесоюзного первенства. Однако, «Искра» отказалась от участия в переходных играх и, таким образом, «Локомотив» добился права участвовать в чемпионате СССР.
- ↑ 1 2 Хоккей с мячом: Энциклопедия, 2009, с. 687.
Ссылки
- Соснин В., Щеглов М., Юрин В. Хоккей с мячом: Энциклопедия. — М.: Новые технологии, 2009. — 808 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-86541-025-6.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Чемпионат СССР по хоккею с мячом 1952
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
