Чемпионат СССР по хоккею с мячом 1989/1990
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 20 апреля 2015 года. |
42-й чемпионат СССР по хоккею с мячом состоялся с 19 ноября 1989 года по 14 марта 1990 года.
Формула соревнований была возвращена к классической: двухкруговой турнир 14 команд. Сыграно 182 матча, в них забито в общей сложности 1317 мячей.
Чемпионом СССР стала команда «Динамо» (Алма-Ата).
Содержание
Итоговая таблица чемпионата
| М | Команда | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | В | Н | П | Мячи | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | «Динамо» (Алма-Ата) | 2:2
1:3 |
4:3
2:6 |
5:2
6:3 |
3:1
3:4 |
5:3
4:1 |
3:2
3:4 |
5:4
4:4 |
4:3
3:1 |
8:3
6:3 |
3:0
7:1 |
5:2
10:5 |
4:0
1:2 |
7:0
3:0 |
19 | 2 | 5 | 111 — 62 = + 49 | 40 | |
| 2 | «Енисей» (Красноярск) | 3:1
2:2 |
7:3
4:4 |
1:3
2:2 |
4:3
1:4 |
6:0
0:3 |
3:2
4:1 |
2:2
5:2 |
4:5
5:5 |
5:2
1:1 |
5:3
4:2 |
6:4
3:1 |
7:5
3:0 |
13:3
8:2 |
16 | 6 | 4 | 108 — 65 = — 43 | 38 | |
| 3 | СКА (Свердловск) | 6:2
3:4 |
4:4
3:7 |
7:1
1:3 |
3:2
4:3 |
7:1
7:5 |
8:2
4:3 |
6:0
1:5 |
7:5
4:4 |
1:1
4:4 |
6:8
4:2 |
5:5
11:5 |
10:2
4:2 |
9:3
4:0 |
16 | 5 | 5 | 133 — 83 = + 50 | 37 | |
| 4 | «Динамо» (Москва) | 3:6
2:5 |
2:2
3:1 |
3:1
1:7 |
2:1
4:7 |
7:5
1:4 |
3:2
4:3 |
5:2
4:4 |
5:3
5:1 |
5:2
5:2 |
3:1
1:4 |
12:3
4:4 |
7:1
4:3 |
4:0
5:1 |
17 | 3 | 6 | 104 — 75 = + 29 | 37 | |
| 5 | «Зоркий» (Красногорск) | 4:3
1:3 |
4:1
3:4 |
3:4
2:3 |
7:4
1:2 |
8:1
5:8 |
5:2
3:5 |
4:4
4:1 |
5:2
4:4 |
6:5
6:4 |
6:2
6:3 |
8:1
7:2 |
7:0
4:8 |
3:1
3:1 |
16 | 2 | 8 | 119 — 78 = + 41 | 34 | |
| 6 | СКА (Хабаровск) | 1:4
3:5 |
3:0
0:6 |
5:7
1:7 |
4:1
5:7 |
8:5
1:8 |
3:3
1:6 |
2:5
5:3 |
3:4
7:4 |
2:4
2:3 |
5:2
2:6 |
3:0
7:4 |
7:5
4:3 |
5:2
5:3 |
12 | 1 | 13 | 94 — 107 = — 13 | 25 | |
| 7 | «Строитель» (Сыктывкар) | 4:3
2:3 |
1:4
2:3 |
3:4
2:8 |
3:4
2:3 |
5:3
2:5 |
6:1
3:3 |
7:2
1:4 |
3:0
3:6 |
3:3
2:3 |
2:4
2:2 |
4:4
3:2 |
2:0
2:1 |
5:1
3:1 |
10 | 4 | 12 | 77 — 77 = 0 | 24 | |
| 8 | «Сибсельмаш» (Новосибирск) | 4:4
4:5 |
2:5
2:2 |
5:1
0:6 |
4:4
2:5 |
1:4
4:4 |
3:5
5:2 |
4:1
2:7 |
7:4
0:3 |
5:2
2:4 |
5:3
3:5 |
3:4
4:7 |
6:2
4:2 |
4:1
5:2 |
10 | 4 | 12 | 90 — 94 = — 4 | 24 | |
| 9 | «Кузбасс» (Кемерово) | 1:3
3:4 |
5:5
5:4 |
4:4
5:7 |
1:5
3:5 |
4:4
2:5 |
4:7
4:3 |
6:3
0:3 |
3:0
4:7 |
6:1
3:5 |
3:4
3:3 |
3:2
4:4 |
4:0
2:4 |
6:5
9:5 |
9 | 5 | 12 | 97 — 102 = — 5 | 23 | |
| 10 | «Старт» (Горький) | 3:6
3:8 |
1:1
2:5 |
4:4
1:1 |
2:5
2:5 |
4:6
5:6 |
3:2
4:2 |
3:2
3:3 |
4:2
2:5 |
5:3
1:6 |
2:2
2:2 |
5:3
1:2 |
8:2
3:10 |
4:1
3:3 |
8 | 7 | 11 | 80 — 97 = — 17 | 23 | |
| 11 | «Водник» (Архангельск) | 1:7
0:3 |
2:4
3:5 |
2:4
8:6 |
4:1
1:3 |
3:6
2:6 |
6:2
2:5 |
2:2
4:2 |
5:3
3:5 |
3:3
4:3 |
2:2
2:2 |
1:2
0:4 |
5:3
1:4 |
5:0
5:2 |
9 | 4 | 13 | 76 — 89 = — 13 | 22 | |
| 12 | «Саяны» (Абакан) | 5:10
2:5 |
1:3
4:6 |
5:11
5:5 |
4:4
3:12 |
2:7
1:8 |
4:7
0:3 |
2:3
4:4 |
7:4
4:3 |
4:4
2:3 |
2:1
3:5 |
4:0
2:1 |
8:4
1:4 |
7:4
9:4 |
8 | 4 | 14 | 95 — 125 = — 30 | 20 | |
| 13 | «Юность» (Омск) | 2:1
0:4 |
0:3
5:7 |
2:4
2:10 |
3:4
1:7 |
8:4
0:7 |
3:4
5:7 |
1:2
0:2 |
2:4
2:6 |
4:2
0:4 |
10:3
2:8 |
4:1
3:5 |
4:1
4:8 |
9:2
6:4 |
8 | 0 | 18 | 82 — 114 = — 32 | 16 | |
| 14 | «Волга» (Ульяновск) | 0:3
0:7 |
2:8
3:13 |
0:4
3:9 |
1:5
0:4 |
1:3
1:3 |
3:5
2:5 |
1:3
1:5 |
2:5
1:4 |
5:6
5:9 |
3:3
1:4 |
2:5
0:5 |
4:9
4:7 |
4:6
2:9 |
0 | 1 | 25 | 51 — 149 = — 98 | 1 |
В верхних строках таблицы приведены результаты домашних матчей, а в нижних-результаты игр на выезде.
Итоговая таблица чемпионата
| Команда | И | В | Н | П | М | О |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1. «Динамо» (Алма-Ата) | 26 | 19 | 2 | 5 | 111:62 | 40 |
| 2. «Енисей» (Красноярск) | 26 | 16 | 6 | 4 | 108:65 | 38 |
| 3. СКА (Свердловск) | 26 | 16 | 5 | 5 | 133:83 | 37 |
| 4. «Динамо» (Москва) | 26 | 17 | 3 | 6 | 104:75 | 37 |
| 5. «Зоркий» (Красногорск) | 26 | 16 | 2 | 8 | 119:78 | 34 |
| 6. СКА (Хабаровск) | 26 | 12 | 1 | 13 | 94:107 | 25 |
| 7. «Строитель» (Сыктывкар) | 26 | 10 | 4 | 12 | 77:77 | 24 |
| 8. «Сибсельмаш» (Новосибирск) | 26 | 10 | 4 | 12 | 90:94 | 24 |
| 9. «Кузбасс» (Кемерово) | 26 | 9 | 5 | 12 | 97:102 | 23 |
| 10. «Старт» (Горький) | 26 | 8 | 7 | 11 | 80:97 | 23 |
| 11. «Водник» (Архангельск) | 26 | 9 | 4 | 13 | 76:89 | 22 |
| 12. «Саяны» (Абакан) | 26 | 8 | 4 | 14 | 95:125 | 20 |
| 13. «Юность» (Омск) | 26 | 8 | 0 | 18 | 82:114 | 16 |
| 14. «Волга» (Ульяновск) | 26 | 0 | 1 | 25 | 51:149 | 1 |
Составы команд и авторы забитых мячей
- «Динамо» (Алма-Ата) (19 игроков): Вадим Богатов (17), Аркадий Ляпин (25) — Владимир Набер (26; 1), Александр Осокин (23; 3), Юрий Чурсин (26; 11), Станислав Вяткин (16; 5), Золотарёв Алексей (25; 0), Алексей Никишов (26; 9), Владислав Новожилов (26; 3), Сергей Смольников (25; 0), Игорь Фаттахов (26; 5), Николай Шмик (25; 0), Юрий Алексеев (26; 11), Геннадий Гапоненко (23; 0), Алексей Курочкин (24; 4), Андрей Маряшин (21; 13), Олег Чернов (26; 43), Ринат Шамсутов (15; 2). В составе команды также выступал Б.Джакиев (6; 0). Неизвестен автор 1 мяча.
- «Енисей» (Красноярск) (23 игрока): Виктор Казанов (16), Михаил Лещинский (22), Сергей Шилов (12) — Игорь Бондаренко (26; 5), Михаил Копанёв (13; 0), Виталий Савлук (24; 0), Андрей Сизов (25; 0), Виктор Шакалин (26; 0), Дмитрий Щетинин (20; 0), Виталий Ануфриенко (26; 19), Игорь Глубоков (26; 5), Юрий Лахонин (26; 3), Юрий Першин (25; 2), Сергей Политов (26; 1), Юрий Соколов (25; 9), Юрий Третьяков (26; 8), Сергей Шувалов (15; 0), Александр Вторых (20; 2), Андрей Галеев (26; 2), Владимир Митрюшкин (25; 14), Валерий Савин (26; 38). В составе команды также выступал Олег Быргазов (4; 0), Игорь Савенков (1; 0).
- СКА (Свердловск) (20 игроков): Игорь Васюков (24), Владимир Чермных (20) — Александр Артемьев (26; 3), Вадим Мокин (26; 0), Олег Полев (23; 5), Владислав Самородов (26; 0), Сергей Топычканов (23; 2), Сергей Васильев (15; 0), Сергей Ин-Фа-Лин (26; 5), Игорь Коноплёв (26; 0), Дмитрий Хардин (18; 0), Андрей Брагин (18; 0), Леонид Вострецов (26; 20), Олег Ерастов (25; 29), Леонид Жаров (26; 21), Евгений Опытов (25; 12), Андрей Пермяков (25; 4), Михаил Танков (24; 12), Александр Ямцов (25; 20). В составе команды также выступал Дмитрий Протонин (9; 0).
- «Динамо» (Москва) (19 игроков): Сергей Лазарев (26; −63), Александр Степанов (18; −12) − Сергей Безобразов (21; 1), Олег Горбов (17; 0), Валерий Грачёв (26; 11), Вадим Гришпун (26; 1), Александр Ермолаев (26; 20), Андрей Ефремов (25; 4), Сергей Зимин (24; 15), Андрей Локушин (24; 5), Олег Мазия (20; 0), Андрей Нуждинов (25; 0), Владимир Плавунов (19; 6), Максим Потешкин (26; 7), Александр Рычагов (24; 0), Вадим Семёнов (14; 0), Артур Фёдоров (24; 2), Александр Цыганов (26; 32). В составе команды также выступали Дмитрий Русин (1; 0).
- «Зоркий» (Красногорск) (19 игроков): Александр Господчиков (25), Валерий Сипчин (8) − Вячеслав Архипкин (26; 23), Владимир Баранов (25; 1), Андрей Блынский (13; 1), Сергей Глухов (17; 0), Николай Горелов (23; 1), Александр Горский (20; 0), Александр Епифанов (25; 4), Константин Залетаев (26; 5), Михаил Илларионов (25; 10), Михаил Климов (26; 45), Олег Корпалёв (24; 11), Сергей Матюшичев (20; 1), Ирик Фасхутдинов (26; 5), Александр Шишкин (26; 12). В составе команды также выступали Андрей Антонов (2; 0), Владимир Балаев (1; 0) и Михаил Курыгин (10; 0).
- СКА (Хабаровск) (21 игрок): Сергей Бурдюхов (14), Владимир Шестаков (21), Ильяс Хандаев (10) − Андрей Баданин (21; 0), Евгений Березовский (26; 33), Александр Волков (26; 0), Раис Гайфуллин (22; 0), Юрий Горностаев (26; 10), Алексей Жеребков (26; 6), Владислав Каверин (19; 0), Владимир Кириллов (14; 0), Николай Коновалов (23; 0), Александр Леонов (23; 2), Алексей Максаков (26; 0), Василий Никитин (23; 3), Николай Паздников (13; 10), Александр Першин (13; 5), Вячеслав Саломатов (13; 4), Сергей Тисленко (26; 0), Сергей Фисенко (21; 0), Валерий Чухлов (25; 21).
- «Строитель» (Сыктывкар) (20 игроков): Николай Зыкин, Сергей Морозов — Эдуард Бай (9), Евгений Великанов (3), Алексей Другов (9), Игорь Коданёв, Сергей Конаков, Александр Ларионов (5), Вячеслав Леготин (2), Александр Мальцев (1), Владимир Марков (8), Сергей Наумов (9), Борис Норкин (7), Андрей Палёв, Андрей Панин (14), Александр Пасынков, Александр Пестов, Андрей Тимушев (7), Олег Филимонов (1), Павел Франц (2).
- «Сибсельмаш» (Новосибирск) (21 игрок): Александр Веденеев, Эдуард Вормсбехер, Олег Пшеничный — Алексей Бабушкин, Анатолий Волохин (1), Владимир Воробьёв, Вячеслав Горчаков (6), Владислав Дегальцев, Игорь Казарин, Евгений Калистратов, Дмитрий Копнин (9), Андрей Кузнецов, Александр Лопатин, Александр Майорин (2), Сергей Никитченко (7), Валерий Панченко, Алексей Разуваев (17), Андрей Федосеев (4), Андрей Филиппов (28), Дмитрий Чуркин, Михаил Юрьев (16).
- «Кузбасс» (Кемерово) (22 игрока): Сергей Гасенко (3), Николай Горбунов (7), Владислав Нужный (26) — Владимир Баздырев (9; 0), Сергей Бессонов (22; 2), Юрий Витухин (25; 8), Вадим Губарев (10; 0), Владимир Киндсфатер (26; 10), Сергей Кухтинов (26; 2), Сергей Лихачёв (12; 8), Сергей Мяус (24; 1), Юрий Никитин (25; 16), Юрий Никульшин (5; 0), Александр Опарин (25; 0), Валерий Привалов (26; 17), Андрей Пфейф (23; 1), Дмитрий Репях (25; 1), Андрей Сметанин (25; 1), Валерий Тараканов (22; 0), Игорь Тараканов (26; 20), Сергей Тарасов (15; 0), Николай Усольцев (21; 10).
- «Старт» (Нижний Новгород) (20 игроков): Николай Домненков, Алексей Рябков — Игорь Агапов (5), Андрей Бегунов (2), Алексей Берестнев, Павел Гаврилов, Евгений Горячев, Алексей Дьяков (21), Тимофей Игнатенков (1), Юрий Логинов (6), Сергей Максименко (35), Виктор Митрофанов (1), Вадим Морозов (3), Валерий Осипов, Игорь Пьянов (5), Шамиль Сафиулин, Андрей Терехов, Максим Чесноков, Игорь Чиликин, Олег Шестеров (1).
- «Водник» (Архангельск) (20 игроков): Андрей Моисеев (20), Александр Синицын (26) — Олег Батов (26; 1), Дмитрий Вяленко (25; 0), Игорь Гапанович (26; 21), Юрий Зайцев (26; 1), Александр Зинкевич (26; 14), Анатолий Илясов (25; 5), Иван Калинин (26; 0), Александр Киприянов (26; 0), Игорь Крапивин (24; 0), Александр Романюк (26; 0), Дмитрий Силинский (26; 21), Сергей Старосветский (12; 1), Эдуард Трифонов (24; 4), Сергей Фирсов (13; 5), Николай Ярович (26; 3). В составе команды также выступали Валерий Проурзин (3; 0), Вячеслав Серов (9; 0) и Андрей Стук (1; 0).
- «Саяны» (Абакан) (19 игроков): Андрей Лобачёв (18), Игорь Лопухин (26) − Евгений Баженов (25; 0), Игорь Вершинин (17;2), Васил Гисматулин (24; 15), Николай Ельчанинов (26; 23), Евгений Ерахтин (25; 2), Андрей Калинин (26; 11), Сергей Кулагин (24; 0), Алексей Литовкин (25; 10), Андрей Петрухин (23; 1), Игорь Савенков (17; 2), Владимир Савин (26; 3), Владимир Сергеев (26; 23), Виктор Солодухин (25; 0), Алексей Терентьев (26; 1), Эдуард Ткаченко (15; 0), Александр Черменин (23; 2). В команде также выступал Сергей Шукан (1; 0).
- «Юность» (Омск) (21 игрок): Александр Лапотко (20), Сергей Речкин (22) − Тимофей Андреев (23; 0), Михаил Дымшаков (24; 2), Владимир Зенков (15; 0), Андрей Кобелев (26; 16), Владимир Кузьмин (23; 0), Юрий Кулишев (15; 0), Игорь Листопад (26; 11), Дмитрий Макеев (3; 0), Юрий Полстянов (26; 3), Вадим Поркулевич (4; 0), Юрий Почкунов (21; 0), Юрий Самсонов (26; 0), Юрий Трофимов (26; 4), Иван Угрюмов (22; 24), Алексей Устюжанин (23; 1), Юрий Ухов (20; 6), Алексей Фошин (24; 3), Константин Хорошилов (1; 0), Юрий Шкурко (26; 12).
- «Волга» (Ульяновск) (24 игрока): Алексей Лукин (19), Олег Шубин (11) − Александр Баршев (14; 0), Вадим Господчиков (26; 0), Сергей Евдокимов (25; 6), Евгений Землянов (26; 0), Владимир Иванов (15; 4), Владимир Коваль (17; 0), Дмитрий Куров (18; 1), Алексей Марков (25; 2), Олег Минаев (24; 1), Александр Некрасов (25; 9), Андрей Савосин (26; 6), Николай Синьков (26; 0), Раип Фасхутдинов (25; 0), Рамис Хабибуллин (26; 14), Сергей Чесалов (21; 7). В команде также выступали Константин Копыльцов (7; 0), Сергей Павлушкин (10; 0), Сергей Савенко (8; 0), Алексей Самойлов (11; 0), Алексей Фадеев (5; 0) и вратарь Андрей Грехов (2). 1 мяч в свои ворота забил Юрий Шкурко «Юность» (Омск).
Лучший бомбардир — Михаил Климов, «Зоркий» (Красногорск) — 45 мячей.
Первая группа класса «А»
Соревнования прошли с 21 ноября 1989 по 17 марта 1990 года. 22 команды были разделены на две подгруппы. Победители групп в играх между собой определили право играть в высшей лиге. Команды, занявшие в группах вторые места в играх между собой определили участника переходного турнира за право играть в высшей лиге.
Западная подгруппа
| М | Команда | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | В | Н | П | Мячи | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | «Североникель» | 1:0 3:3
1:3 2:2 |
4:3 5:4
1:1 2:3 |
8:1 8:3
6:4 1:1 |
2:1 7:2
4:2 3:2 |
7:0 3:1
4:0 5:6 |
6:3 5:4
1:0 1:3 |
7:5 8:4
4:0 1:4 |
2:2 7:2
2:2 5:3 |
11:1 15:3
2:5 2:1 |
10:1 8:2
3:6 8:5 |
9:1 17:7
5:2 4:2 |
31 | 6 | 7 | 220 − 110 = + 110 | 68 | |
| 2 | «Вымпел» | 3:1 2:2
0:1 3:3 |
1:3 5:2
5:2 2:6 |
8:1 7:3
3:4 2:6 |
4:1 3:0
4:2 1:1 |
7:4 5:4
8:5 2:1 |
3:6 2:1
12:8 7:8 |
7:2 2:4
4:2 5:4 |
3:0 5:0
0:0 1:0 |
3:1 3:3
1:3 6:1 |
10:2 5:2
6:1 3:1 |
5:2 12:0
5:3 4:1 |
30 | 5 | 9 | 189 − 107 = + 82 | 65 | |
| 3 | «Север» | 1:1 3:2
3:4 4:5 |
2:5 6:2
3:1 2:5 |
8:3 9:4
5:4 3:4 |
6:1 5:3
4:4 2:5 |
5:4 7:4
5:4 2:4 |
5:6 7:2
8:4 2:4 |
4:2 8:1
0:2 2:2 |
6:4 7:2
3:1 4:4 |
7:3 8:1
2:6 0:2 |
5:3 8:3
3:5 1:4 |
5:2 6:3
3:7 1:2 |
24 | 4 | 16 | 190 − 144 = + 46 | 52 | |
| 4 | «Северная Двина» | 4:6 1:1
1:8 3:8 |
4:3 6:2
1:8 3:7 |
4:5 4:3
3:8 4:9 |
3:1 0:2
4:4 1:5 |
6:3 10:8
2:2 1:3 |
3:3 3:4
5:7 3:3 |
4:2 9:4
1:0 1:2 |
5:4 3:2
9:4 3:3 |
12:1 6:3
8:5 0:2 |
5:1 0:0
2:9 4:7 |
6:1 3:1
5:5 4:4 |
18 | 9 | 17 | 169 − 173 = − 4 | 45 | |
| 5 | «Ракета»
(Казань) |
2:4 2:3
1:2 2:7 |
2:4 1:1
1:4 0:3 |
4:4 5:2
1:6 3:5 |
4:4 5:1
1:3 2:0 |
2:1 3:1
3:5 2:3 |
4:3 2:2
0:2 2:1 |
4:3 2:1
2:0 3:4 |
3:1 3:2
2:6 2:3 |
0:0 1:0
4:3 4:7 |
3:3 7:2
0:0 0:1 |
9:2 1:1
5:4 4:3 |
18 | 8 | 18 | 113 − 117 = − 4 | 44 | |
| 6 | «Родина»
(Киров) |
0:4 6:5
0:7 1:3 |
5:8 1:2
4:7 4:5 |
4:5 4:2
4:5 4:7 |
2:2 3:1
3:6 8:10 |
5:3 3:2
1:2 1:3 |
7:2 12:2
2:2 4:1 |
9:1 3:0
6:5 2:4 |
4:2 6:2
2:3 2:3 |
11:2 3:3
5:6 7:2 |
8:3 4:2
1:3 2:5 |
4:2 7:3
1:3 7:3 |
20 | 3 | 21 | 182 − 153 = + 29 | 43 | |
| 7 | «Красная заря» | 0:1 3:1
3:6 4:5 |
8:12 8:7
6:3 1:2 |
4:8 4:2
6:5 2:7 |
7:5 3:3
3:3 4:3 |
2:0 1:2
3:4 2:2 |
2:2 1:4
2:7 2:12 |
5:7 1:6
1:3 1:8 |
6:3 7:4
4:6 2:5 |
3:1 5:2
0:2 4:1 |
8:1 11:2
4:2 2:0 |
+:- +:-
2:7 2:3 |
19 | 4 | 21 | 149 − 169 = − 20 | 42 | |
| 8 | «Ока»
(Навашино) |
0:4 4:1
5:7 4:8 |
2:4 4:5
2:7 4:2 |
2:0 2:2
2:4 1:8 |
0:1 2:1
2:4 4:9 |
0:2 4:3
3:4 1:2 |
5:6 4:2
1:9 0:3 |
3:1 8:1
7:5 6:1 |
2:3 4:3
4:10 4:3 |
7:2 4:4
7:7 4:1 |
9:3 6:1
5:6 6:3 |
2:1 4:6
-:+ -:+ |
18 | 3 | 23 | 150 − 159 = − 9 | 39 | |
| 9 | «Нефтяник» | 2:2 3:5
2:2 2:7 |
0:0 0:1
0:3 0:5 |
1:3 4:4
4:6 2:7 |
4:9 3:3
4:5 2:3 |
6:2 3:2
1:3 2:3 |
3:2 3:2
2:4 2:6 |
6:4 5:2
3:6 4:7 |
10:4 3:4
3:2 3:4 |
12:11 2:2
1:3 1:1 |
5:3 5:0
1:2 1:1 |
6:3 3:2
2:7 2:1 |
14 | 8 | 22 | 133 − 158 = − 25 | 36 | |
| 10 | «Черемшан» | 5:2 1:2
1:11 3:15 |
3:1 1:6
1:3 3:3 |
6:2 2:0
3:7 1:8 |
5:8 2:0
1:12 3:6 |
3:4 7:4
0:0 0:1 |
6:5 2:7
2:11 3:3 |
2:0 1:4
1:3 2:5 |
7:7 1:4
2:7 4:4 |
3:1 1:1
2:2 11:12 |
4:2 6:2
3:6 1:3 |
2:1 7:4
5:5 2:5 |
13 | 8 | 23 | 131 − 199 = − 68 | 34 | |
| 11 | «Уралец»
(Уральск) |
6:3 5:8
1:10 2:8 |
1:6 1:3
2:10 2:5 |
5:3 4:1
3:5 3:8 |
9:2 7:4
1:5 0:0 |
0:0 1:0
3:3 2:7 |
3:1 5:2
3:8 2:4 |
2:4 0:2
1:8 2:11 |
6:5 3:6
3:9 1:6 |
2:1 1:1
3:5 0:5 |
6:3 3:1
2:4 2:6 |
6:1 8:3
1:5 3:5 |
14 | 4 | 26 | 126 − 197 = − 71 | 32 | |
| 12 | «Фили»
(Москва) |
2:5 2:4
1:9 7:17 |
3:5 1:4
2:5 0:12 |
7:3 2:1
2:5 3:6 |
5:5 4:4
1:6 1:3 |
4:5 3:4
2:9 1:1 |
3:1 3:7
2:4 3:7 |
7:2 3:2
-:+ -:+ |
+:- +:-
1:2 6:4 |
7:2 1:2
3:6 2:3 |
5:5 5:2
1:2 4:7 |
5:1 5:3
1:6 3:8 |
12 | 4 | 28 | 123 − 189 = − 66 | 28 |
Таблица составлена по Энциклопедии «Хоккей с мячом», Москва, изд. Новые Технологии, 2009 год; авторы Соснин В. И, Щеглов М. И. и Юрин В. Л. ISBN 978-5-86541025-6.
Восточная подгруппа
| М | Команда | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | В | Н | П | Мячи | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | «Локомотив»
(Иркутск) |
9:7 12:4
5:7 7:5 |
6:2 5:3
2:0 1:2 |
2:2 6:4
2:3 7:2 |
2:2 6:0
3:4 5:2 |
7:2 7:2
5:4 3:2 |
+:− +:−
2:2 2:1 |
10:4 10:4
4:6 7:1 |
9:3 9:5
5:1 3:3 |
4:2 13:3
5:0 3:1 |
27 | 4 | 5 | 188 − 95 = + 93 | 58 | |
| 2 | «Торпедо» | 7:5 5:7
7:9 4:12 |
4:1 3:0
3:3 3:4 |
5:0 5:3
2:8 2:4 |
5:2 6:0
3:4 9:3 |
6:1 2:1
1:6 7:3 |
5:2 6:3
7:4 1:6 |
3:3 3:3
1:6 7:3 |
8:3 8:5
4:6 6:4 |
7:6 8:3
6:0 3:2 |
22 | 3 | 11 | 172 − 135 = + 37 | 47 | |
| 3 | «Шахтёр» | 0:2 2:1
2:6 3:5 |
3:3 4:3
1:4 0:3 |
2:2 8:4
2:5 2:1 |
1:1 1:1
3:5 4:3 |
4:0 4:0
1:6 1:3 |
5:0 6:3
5:2 3:4 |
7:4 8:5
5:4 3:3 |
9:1 11:0
5:3 4:4 |
4:1 5:2
2:3 3:1 |
19 | 6 | 11 | 133 − 98 = + 35 | 44 | |
| 4 | «Уралхиммаш» | 3:2 2:7
2:2 4:6 |
8:2 4:2
0:5 3:5 |
5:2 1:2
2:2 4:8 |
2:0 1:4
2:1 1:6 |
6:6 5:2
5:6 2:2 |
5:1 5:4
2:4 3:2 |
11:0 8:5
4:4 1:2 |
3:2 8:2
5:8 4:1 |
3:2 7:3
7:2 6:5 |
19 | 5 | 12 | 144 − 119 = + 25 | 43 | |
| 5 | «Маяк» | 4:3 2:5
2:2 0:6 |
4:3 3:9
2:5 0:6 |
5:3 3:4
1:1 1:1 |
1:2 6:1
0:2 4:1 |
7:1 5:1
4:8 3:6 |
5:3 5:4
2:5 1:2 |
8:3 7:3
5:5 2:5 |
9:3 7:5
1:1 2:4 |
4:1 2:0
5:3 5:5 |
16 | 6 | 14 | 127 − 122 = + 5 | 38 | |
| 6 | «Локомотив»
(Оренбург) |
4:5 2:3
2:7 2:7 |
6:1 3:7
1:6 1:2 |
6:1 3:1
0:4 0:4 |
6:5 2:2
6:6 2:5 |
8:4 6:3
1:7 1:5 |
5:0 2:8
4:6 0:4 |
7:3 4:3
4:6 5:4 |
3:2 2:1
4:4 3:5 |
5:3 3:1
2:2 5:1 |
15 | 4 | 17 | 120 − 138 = − 58 | 34 | |
| 7 | «Знамя»
(Воткинск) |
2:2 1:2
−:+ −:+ |
4:7 6:1
2:5 3:6 |
2:5 4:3
0:5 3:6 |
4:2 2:3
1:5 4:5 |
5:2 2:1
3:5 4:5 |
6:4 4:0
0:5 8:2 |
7:2 5:1
−:+ −:+ |
4:1 6:2
−:+ −:+ |
2:1 2:0
5:4 2:4 |
15 | 1 | 20 | 103 − 96 = + 7 | 31 | |
| 8 | «Смена» | 6:4 1:7
4:10 4:10 |
6:1 3:7
3:3 3:3 |
4:5 3:3
4:7 5:8 |
4:4 2:1
0:11 5:8 |
5:5 5:2
3:8 3:7 |
6:4 4:5
3:7 3:4 |
+:− +:−
2:7 1:5 |
10:6 5:6
3:3 3:3 |
5:2 6:3
1:4 6:7 |
10 | 7 | 19 | 131 − 180 = − 49 | 27 | |
| 9 | «Восток»
(Арсеньев) |
1:5 3:3
3:9 5:9 |
6:4 4:6
3:8 5:8 |
3:5 4:4
1:9 0:11 |
8:5 1:4
2:3 2:8 |
1:1 4:2
3:9 5:7 |
4:4 5:3
2:3 1:2 |
+:− +:−
1:4 2:6 |
3:3 3:3
6:10 6:5 |
9:3 8:3
7:4 2:3 |
10 | 6 | 20 | 123 − 176 = − 53 | 26 | |
| 10 | «Уральский трубник» | 2:4 3:13
0:5 1:3 |
0:6 2:3
6:7 3:8 |
3:2 1:3
1:4 2:5 |
2:7 5:6
2:3 3:7 |
3:5 5:5
1:4 0:2 |
2:2 1:5
3:5 1:3 |
4:5 4:2
1:2 0:2 |
4:1 7:6
2:5 3:6 |
4:7 3:2
3:9 3:8 |
5 | 2 | 29 | 90 − 172 = − 82 | 12 |
Таблица составлена по Энциклопедии «Хоккей с мячом», Москва, изд. Новые Технологии, 2009 год; авторы Соснин В. И, Щеглов М. И. и Юрин В. Л. ISBN 978-5-86541025-6.
- Показатели команд «Смена» (Комсомольск-на-Амуре) и «Восток» (Арсеньев) уточнены по справочнику Фафурин А, «Хоккей с мячом. 43 чемпионат СССР». Первая лига. Архангельск − Северодвинск, 1990 год.
Переходный турнир за право играть в первой группе класса «А»
Состоялся в Первоуральске с 17 по 21 марта 1990 года. В нём участвовали худшие команды каждой группы вместе с третьим призёрам второй лиги командой «Лесохимик» (Усть-Илимск) и победителем чемпионата Казахской ССР командой «Строитель» (Рудный) в однокруговом турнире играли за право остаться в первой лиге, которое сохранили за собой «Фили» (Москва).
| М | Команда | 1 | 2 | 3 | 4 | В | Н | П | Мячи | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | «Фили» (Москва) | 3:1 | 7:3 | 9:1 | 3 | 0 | 0 | 19 − 5 + 14 | 6 | |
| 2 | «Уральский трубник» (Первоуральск) | 1:3 | 4:0 | 8:2 | 2 | 0 | 1 | 13 − 5 = + 8 | 4 | |
| 3 | «Лесохимик» (Усть-Илимск) | 3:7 | 0:4 | 9:4 | 1 | 0 | 2 | 12 − 15 = − 3 | 2 | |
| 4 | «Строитель» (Рудный) | 1:9 | 2:8 | 4:9 | 0 | 0 | 3 | 7 − 26 = − 19 | 0 |
Игры за 1 место
- Полуфиналы
- «Локомотив» (Иркутск) − «Вымпел» (Калининград) 4:3 − 8:4.
- «Североникель» (Мончегорск) − «Торпедо» (Сосновоборск) 1:3 − 5:1.
- За первое место: «Локомотив» (Иркутск) − «Североникель» (Мончегорск) 1:1 − 2:1.
- «Локомотив» (Иркутск) (20 игроков): Сергей Лазарев, Алексей Баженов, Алексей Негрун — Сергей Березовский (62), Михаил Никитин (16), Игорь Осипов (20), Вадим Семёнов (6), Сергей Семёнов (4), Виктор Шаров (44), Руслан Шувалов (13), Сергей Черняев (2), Александр Васильев (7), Евгений Гришин (16), Виктор Захаров (3), Игорь Волгунцев (4), Василий Донских (2), Александр Шаройко, Алексей Шипилов (1), Дмитрий Поляков, Михаил Шалаев. В скобках забитые мячи. Главный тренер − О. Г. Катин.
- «Североникель» (Мончегорск) (19 игроков): Виктор Семенюк, В. Гриценко — Эдуард Замарин (11), Юрий Сугоняка, Андрей Макаров (38), Виктор Овдейчук (3), Александр Саксонов (50), Александр Вихарев (10), Николай Ефремов (5), Игорь Коняхин (10), Владимир Лещенко, Борис Удодов (76), Константин Аврясов, Игорь Колпаков (5), Сергей Покидов (16), Сергей Тепляков (10), Анатолий Бунеев, М. Смирнов, В. Михель. Главный тренер − Ю. В. Ульянов.
«Локомотив» (Иркутск) и «Североникель» (Мончегорск) завоевали путёвку в высшую лигу.
Вторая лига
Соревнования прошли с 25 ноября 1989 по 11 марта 1990 года. На предварительном этапе 57 команд, разбитые на девять групп, определили победителей. В 1 − 5 группах команды играли в 4 круга с разъездами, в остальных − в один круг в одном городе. В финальном турнире участвовали победители групп, которые определили победителя второй лиги и обладателя путёвки в первую группу.
- Первая зона. Победитель «Коммунальник» (Мурманск).
- Вторая зона. Победитель «Спартак» (Павлово-на-Оке).
- Третья зона. Победитель «Подшипник» (Куйбышев).
- Четвёртая зона. Победитель «Никельщик» (Верхний Уфалей).
- Пятая зона. Победитель «Лесохимик» (Усть-Илимск).
- Шестая зона. (Балахна), Горьковская область. Победитель «Портовик» (Архангельск).
- Седьмая зона. (Далматово), Курганская область. Победитель «Северский трубник» (Полевской).
- Восьмая зона. (Усть-Абакан), Хакасская автономная область. Победитель «Луч» (Омск).
- Девятая зона. (Биробиджан), Хабаровский край. Победитель «Дальсельмаш» (Биробиджан).
Стыковые матчи за право выхода в финальный турнир второй группы класса «А»
По положению о соревнованиях победители 6 − 9 групп в стыковых играх вели спор за два места в финальном турнире.
- «Северный водник» (Архангельск) − «Портовик» (Архангельск) 3:0; 5:3; 6:3; 5:0.
- «Дальсельмаш» (Биробиджан) − «Луч» (Омск) 3:5; 4:3; 9:4; 9:2.
Финальный турнир второй группы класса «А»
В финальном турнире участвовали победители стыковых матчей, которые вели спор за одно место в первой лиге. Заключительный этап соревнований состоялся в Архангельске с 3 по 9 марта 1989 года.
| М | Команда | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | В | Н | П | Мячи | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | «Дальсельмаш» (Биробиджан) | 3:4 | 6:3 | 5:2 | 6:3 | 4:1 | 4:3 | 5 | 0 | 1 | 28 − 16 = + 12 | 10 | |
| 2 | «Подшипник» (Куйбышев) | 4:3 | 4:3 | 5:4 | 0:2 | 3:3 | 4:2 | 4 | 1 | 1 | 20 − 17 = + 3 | 9 | |
| 3 | «Лесохимик» (Усть-Илимск) | 3:6 | 3:4 | 9:3 | 10:4 | 7:3 | 16:6 | 4 | 0 | 2 | 48 − 26 = + 22 | 8 | |
| 4 | «Никельщик» (Верхний Уфалей) | 2:5 | 4:5 | 3:9 | 8:4 | 10:4 | 9:1 | 3 | 0 | 3 | 36 − 28 = + 8 | 6 | |
| 5 | «Северский трубник» (Полевской) | 3:6 | 2:0 | 4:10 | 4:8 | 3:9 | 4:1 | 2 | 0 | 4 | 20 − 34 = − 14 | 4 | |
| 6 | «Коммунальник» (Мурманск) | 1:4 | 3:3 | 3:7 | 4:10 | 9:3 | 1:4 | 1 | 1 | 4 | 21 − 31 = − 10 | 3 | |
| 7 | «Спартак» (Павлово-на-Оке) | 3:4 | 2:4 | 6:16 | 1:9 | 1:4 | 4:1 | 1 | 0 | 5 | 17 − 38 = − 21 | 2 |
- «Дальсельмаш» (Биробиджан): Д. Лобода — О. Агапов (5), В. Багаутдинов (3), И. Балашвили (8), М. Бральгин (24), А. Гутник, А. Здор (21), И. Мостовой, И. Пахалок, О. Габдулин, В. Игнатьев (5), С. Калинин (1), И. Лобанов (10), А. Киселёв, К. Чайкин (20), В. Скопинцев, В. Курмышев (4), А. Петров, А. Крук (2), С. Кияшко. Главный тренер — П. А. Видяков. В скобках − забитые мячи.
Право выступать в первой лиге завоевал «Дальсельмаш» (Биробиджан). «Подшипник» (Куйбышев) получил право сыграть в переходном турнире с командами первой лиги, но отказался от участия и вместо него там выступал «Лесохимик» (Усть-Илимск).
|
Портал «Хоккей с мячом» |
|---|
| ||||||
Напишите отзыв о статье "Чемпионат СССР по хоккею с мячом 1989/1990"
Отрывок, характеризующий Чемпионат СССР по хоккею с мячом 1989/1990
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
