Чемпионат СССР по хоккею с шайбой 1949/1950
Поделись знанием:
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
| Чемпионат СССР по хоккею с шайбой 1949/1950 | |
|---|---|
| Подробности чемпионата | |
| Время проведения | 4 декабря 1949 года — 5 марта 1950 года |
| Число участников | 12 |
| Города | 6 |
| Призовые места | |
 Чемпион
|
ЦДКА (3-й раз) |
 Второе место
|
«Динамо» Москва |
 Третье место
|
«Крылья Советов» Москва |
| Статистика чемпионата | |
| Сыграно матчей | 132 |
| Забито голов | 891 (6.75 за игру) |
| Бомбардир(ы) |  Всеволод Бобров (ВВС МВО) (36 шайб)
|
Четвёртый чемпионат СССР по хоккею с шайбой был разыгран с 4 декабря 1949 года по 5 марта 1950 года. Победителем стал ЦДКА.
В авиакатастрофе 7 января 1950 года возле Свердловска погибли 11 хоккеистов команды ВВС МВО, летевших на матчи регулярного сезона на Урал.
Командам разрешили заявлять на матч 15 игроков, включая 2 вратарей, вместо 12.
Содержание
Итоговая таблица
| М | Команда | И | В | Н | П | Ш | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | ЦДКА | 22 | 19 | 1 | 2 | 122-32 | 39 |
| 2 | «Динамо» Москва | 22 | 17 | 2 | 3 | 83-40 | 35 |
| 3 | «Крылья Советов» Москва | 22 | 16 | 2 | 4 | 93-37 | 34 |
| 4 | ВВС МВО | 22 | 16 | 1 | 5 | 131-54 | 33 |
| 5 | «Спартак» Москва | 22 | 11 | 3 | 8 | 80-56 | 25 |
| 6 | «Даугава» Рига | 22 | 10 | 3 | 9 | 84-72 | 23 |
| 7 | «Большевик» Ленинград[1] | 22 | 8 | 1 | 13 | 64-88 | 17 |
| 8 | «Динамо» Свердловск | 22 | 7 | 1 | 14 | 47-86 | 15 |
| 9 | «Динамо» Таллин | 22 | 6 | 2 | 14 | 36-98 | 14 |
| 10 | «Дзержинец» Челябинск | 22 | 4 | 4 | 14 | 47-95 | 12 |
| 11 | «Динамо» Ленинград | 22 | 4 | 2 | 16 | 65-117 | 10 |
| 12 | «Локомотив» Москва | 22 | 2 | 3 | 17 | 39-116 | 7 |
Лучшие бомбардиры — Всеволод Бобров (ВВС МВО) — 36 шайб, Виктор Шувалов (ВВС МВО) — 31 шайба, Алексей Гурышев («Крылья Советов» Москва), Анатолий Тарасов (ЦДКА) — по 27 шайб, Зенонас Ганусаускас («Спартак» Москва) — 25 шайб, Владимир Меньшиков (ЦДКА) — 24 шайбы, Альфонс Егерс («Даугава» Рига) — 23 шайбы, Владимир Елизаров (ЦДКА), Владимир Новожилов («Спартак» Москва) — по 22 шайбы, Франц Лапин («Большевик» Ленинград) — 21 шайба, Евгений Бабич (ЦДКА, ВВС МВО), Александр Уваров («Динамо» Москва) — по 20 шайб.
Составы команд
- ЦДКА: Борис Афанасьев, Григорий Мкртычан; Евгений Бабич, Беляй Бекяшев, Владимир Брунов, Анатолий Васильев, Михаил Гащенков, Виктор Давыдов, Владимир Елизаров, Александр Комаров, Игорь Курбатов, Владимир Меньшиков, Владимир Никаноров (капитан), Михаил Орехов, Николай Сологубов, Андрей Старовойтов, Анатолий Тарасов, Дмитрий Уколов. Тренер — Анатолий Тарасов.
- «Динамо» М: Карл Лиив, Виктор Ставровский; Виктор Климович, Василий Комаров, Револьд Леонов, Николай Медведев, Анатолий Молотков, Георгий Павлов, Борис Петелин, Николай Поставнин, Олег Толмачёв, Василий Трофимов (капитан), Александр Уваров. Тренер — Аркадий Чернышёв.
- «Крылья Советов»: Борис Запрягаев, Василий Чепыжев; Валентин Бурцев, Игорь Горшков, Алексей Гурышев, Владимир Егоров, Валентин Захаров, Анатолий Кострюков, Пётр Котов, Альфред Кучевский, Сергей Митин, Юрий Пантюхов, Николай Паршин, Александр Прилепский, Генрих Сидоренков, Леонид Степанов. Тренер — Владимир Егоров.
- ВВС МВО: Николай Исаев, Харий Меллупс, Николай Пучков, Борис Тропин; Анатолий Архипов, Евгений Бабич, Всеволод Бобров, Борис Бочарников, Александр Виноградов (капитан), Василий Володин, Евгений Н. Воронин, Павел Жибуртович, Юрий Жибуртович, Зденек Зикмунд, Александр Моисеев, Анатолий Моисеев, Иван Новиков, Евгений Рогов, Александр Стриганов, Юрий Тарасов, Виктор Тихонов, Андрей Чаплинский, Виктор Шувалов, Роберт Шульманис. Тренер — Матвей Гольдин, Борис Бочарников, Павел Коротков.
- «Спартак»: Евгений Климанов, Дмитрий Петров; Виталий Артемьев, Элмар Баурис, Зенонас Ганусаускас, Владимир Горохов, Анатолий Егоров, Лев Жибуртович, Игорь Нетто, Виктор Никифоров, Василий Николаев, Юрий Николаев, Николай Нилов, Владимир Новожилов, Владимир Руднев, Анатолий Сеглин, Борис Седов, Борис Соколов (капитан). Тренер — Александр Игумнов.
- «Даугава»: Владимир Бриедис, Аугуст Петерсонс; Арнольд Браунс, Харий Витолиньш (капитан), Альфонс Егерс, Лаймонис Зилпаушс, Николай Кестерис, Эдгар Клавс, Арвид Никлас, Роберт Пакалнс, Карл Ронис, Георг Страупе, Вальдемар Шульманис. Тренер — Эдгар Клавс, Арвид Петерсон.
- «Большевик»: Юрий Тоидзе, Михаил Янковский; Владимир Быков, Валентин Быстров, Евгений Н. Волков, Борис Калинин, Константин Копчёнов, Александр Кучинский, Виктор Лапин, Франц Лапин, Николай Мошков, Евгений Соколов, Борис Субботин, Евгений Субботин, Порфирий Шелешнев. Тренер — Иван Таланов.
- «Динамо» Св: Борис Андреев, Вадим Кузнецов, Юрий Писарев; Игорь Базанов, Алексей Жуков, Александр Коротков (капитан), Борис Машанов, Илья Михайлов, Лев Мишин, Александр Морозов, Алексей Орлов, Вениамин Петров, Пётр Петров, Андрей Русаков, Дмитрий Рыжков, Борис Соколов, Леонид Степанов, Василий Ульянов, Сергей Уфимцев. Тренер — Георгий Фирсов.
- «Динамо» Т: Эдуард Пиппер, Элдур Халлап; Элмар Ильвес, Элмар Мельдер, Альфред Пяллу, Юлиус Раудсепп, Лембит Ряммаль (капитан), Олев Ряммаль, Харри Сахрис, Лембит Сепп, Эдгар Юргенс. Тренер — Эльмар Саар.
- «Дзержинец»: Анатолий Мильцер, Борис Ребянский; Николай Алексушин, Николай Ахманаев, Виктор Васильев, Георгий Женишек (капитан), Михаил Зайцев, Николай Захаров, Сергей Захватов, Владимир Каравдин, Александр Комаров, Александр Пономарёв, Борис Семёнов, Олег Сорокин, Юрий Тепляков, Пётр Черненко, Владимир Штырков, Тренер — Виктор Васильев.
- «Динамо» Л: Владимир Башкиров, Павел Забелин, Виктор Казаков; Анатолий Викторов, Анатолий Графов, Пётр Иванов, Василий Латков, Борис Орехов, Александр Смолин, Альберт Соколов, Евгений Стариков, Евгений Татьков, Валентин Фёдоров, Василий Фёдоров, Дмитрий Фёдоров, Георгий Шавыкин. Тренер — Валентин Фёдоров.
- «Локомотив»: Николай Грачёв, Виктор Ходынский; Леонид Астапов, В. Зайцев, Александр Лобанов, Александр Новокрещёнов (капитан), Б. Озеров, А. Пономарёв, В. Прокофьев, Евгений Рогов, Борис Сысоев, С. Тимошин, Алексей Цырулев, Николай Эпштейн. Тренер — Александр Новокрещёнов.
Напишите отзыв о статье "Чемпионат СССР по хоккею с шайбой 1949/1950"
Примечания
- ↑ Чемпионат начинала под названием СКИФ (спортивный клуб института физкультуры)
Ссылки
- [hockeyarchives.ru/cccp/1950.html Чемпионат СССР по хоккею с шайбой 1949—1950]
- www.hockeystars.ru/art1950.php
| ||||||
Отрывок, характеризующий Чемпионат СССР по хоккею с шайбой 1949/1950
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
