Чемпионат Франции по футболу 1987/1988

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Чемпионат Франции по футболу 1987/1988
Французский Дивизион 1 1987/88
Подробности чемпионата
Число участников 20
Призовые места
Чемпион Монако (5-й раз)
Второе место Бордо
Третье место Монпелье
Статистика чемпионата
Сыграно матчей 380
Забито голов 854  (2.25 за игру)
Бомбардир(ы) Жан-Пьер Папен  (19 мячей)
← 1986/87
1988/89 →

Чемпионат Франции по футболу 1987/1988 — 50-й сезон чемпионата Франции по футболу. Футбольный клуб «Монако» стал чемпионом Франции в 5-й раз. В турнире принимали участие 20 клубов. Было сыграно 380 игр и забито 854 гола.





Турнирная таблица

Место Команда И В Н П Голы ± О Примечания
1 Монако 38 20 12 6 53  29 +24 52 Кубок европейских чемпионов
2 Бордо 38 18 10 10 46  30 +16 46 Кубок УЕФА
3 Монпелье 38 18 9 11 68  38 +30 45
4 Сент-Этьен 38 18 6 14 54  56 −2 42
5 Тулон 38 14 13 11 41  26 +15 41
6 Марсель 38 18 5 15 49  43 +6 41
7 Расинг 38 12 17 9 35  42 −7 41
8 Мец 38 16 8 14 46  40 +6 40 Кубок обладателей кубков
9 Осер 38 12 15 11 37  29 +8 39
10 Нант 38 13 13 12 46  41 +5 39
11 Лилль 38 14 9 15 45  39 +6 37
12 Канн 38 13 11 14 42  52 −10 37
13 Тулуза 38 14 7 17 35  47 −12 35
14 Лаваль 38 12 10 16 38  38 0 34
15 ПСЖ 38 12 10 16 36  45 −9 34
16 Ницца 38 15 3 20 42  47 −5 33
17 Ланс 38 13 7 18 40  62 −22 33
18 Ньор 38 11 10 17 34  42 −8 32 Вылет в Дивизион 2
19 Брест 38 11 10 17 32  52 −20 32
20 Гавр 38 8 11 19 35  56 −21 27

И — игры, В — выигрыши, Н — ничьи, П — проигрыши, Голы — забитые и пропущенные голы, ± — разница голов, О — очки

Результаты матчей

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
1. Бордо 2:0 2:2 3:3 1:0 5:2 1:0 2:0 3:2 3:1 1:0 2:1 4:2 1:0 0:0 0:0 1:0 1:0 3:0 2:2
2. Брест 1:1 3:1 1:0 2:1 4:1 2:2 2:1 1:0 0:2 4:0 0:0 0:1 1:0 1:1 0:0 0:0 1:0 1:0 1:0
3. Гавр 0:1 3:2 2:2 2:1 0:1 0:0 1:0 1:1 0:0 1:3 1:0 2:1 3:0 1:2 0:1 1:1 1:1 1:1 0:1
4. Канн 1:0 2:1 3:0 1:0 2:1 1:5 1:0 3:3 1:1 0:0 1:4 0:1 2:1 0:0 1:3 3:1 1:0 1:0 1:1
5. Лаваль 0:0 0:0 4:3 2:1 4:0 0:1 0:2 3:0 0:0 1:0 1:1 1:2 2:0 0:0 2:0 1:1 4:0 0:3 1:0
6. Ланс 1:0 2:1 0:0 0:0 1:2 1:1 2:4 2:0 1:3 2:1 1:2 0:1 3:1 2:1 0:0 2:1 1:0 3:1 2:0
7. Лилль 1:0 2:0 0:0 0:0 0:0 1:1 1:1 1:0 0:1 3:1 3:0 1:0 0:1 0:1 1:0 5:0 1:2 1:0 2:0
8. Марсель 1:0 1:0 3:1 3:0 2:1 4:1 0:1 1:0 2:0 1:1 3:0 2:0 1:0 0:1 1:2 2:0 5:1 1:1 1:0
9. Мец 2:0 1:1 1:0 2:3 2:1 2:2 3:1 3:1 2:2 0:1 1:0 2:0 2:0 1:0 1:0 0:0 2:1 2:0 4:1
10. Монако 1:0 2:0 2:0 4:1 2:0 3:0 1:0 3:1 2:1 0:0 2:1 1:0 1:3 3:2 2:1 3:0 2:1 0:0 5:1
11. Монпелье 0:0 6:0 3:1 4:2 2:1 4:0 3:1 4:0 1:0 2:1 0:0 4:1 1:0 2:2 4:1 6:1 5:0 0:1 4:2
12. Нант 1:0 1:0 2:0 2:1 1:2 2:0 1:1 5:0 0:0 1:1 0:0 0:1 2:1 0:0 0:0 1:1 2:3 1:1 3:1
13. Ницца 0:1 2:0 1:2 1:2 0:1 0:1 2:1 3:1 0:0 0:0 2:0 3:1 1:0 1:0 2:0 1:2 2:3 0:2 3:0
14. Ньор 0:0 3:0 1:2 2:0 0:0 1:1 1:0 1:0 1:3 0:0 1:0 1:3 0:0 0:0 1:2 2:2 2:1 2:1 0:0
15. Осер 1:3 4:0 1:1 1:0 1:1 2:0 2:1 2:0 0:1 0:0 1:1 1:0 2:0 1:3 3:0 3:0 0:1 0:0 0:2
16. ПСЖ 1:0 0:0 2:0 1:1 0:0 4:1 1:3 1:1 0:2 0:1 2:1 0:2 0:4 1:3 1:1 1:1 3:0 1:0 2:0
17. Расинг 1:0 1:1 2:0 0:0 1:0 1:0 3:0 0:0 2:0 1:0 0:2 2:2 2:1 1:1 1:0 2:1 2:2 0:0 0:0
18. Сент-Этьен 1:1 4:0 2:1 1:0 2:1 2:1 4:3 0:1 2:0 3:0 2:1 1:1 3:2 2:0 2:1 1:3 0:2 0:0 2:0
19. Тулон 0:1 3:0 3:0 1:0 3:0 2:0 3:0 1:2 1:0 0:0 0:0 5:2 4:1 1:1 0:0 1:0 0:0 1:1 1:0
20. Тулуза 2:1 2:1 2:1 0:1 1:0 0:1 2:1 1:0 2:0 1:1 3:1 0:1 2:0 1:0 0:0 2:1 0:0 2:3 1:0

Источник: [www.lfp.fr/ligue1/calendrier_resultat?sai=56# lfp.fr]

Бомбардиры

Место Игрок Клуб Голы
1 Жан-Пьер Папен Марсель
19
2 Патрис Гаранд Сент-Этьен <center>17
3 Марк Хейтли Монако <center>14
4 Клаус Аллофс Марсель <center>13
Филипп Фаржон Бордо <center>13
Шериф Уджани Ланс <center>13
Мо Джонстон Нант <center>13

Статистика сезона

Голы

Напишите отзыв о статье "Чемпионат Франции по футболу 1987/1988"

Ссылки

  • [www.pari-et-gagne.com/saison198788.html www.pari-et-gagne.com]
  • [www.lfp.fr/ligue1/classement?cat=Gen#sai=56&journee1=1&journee2=38&cat=Gen lfp.fr]</small>

Отрывок, характеризующий Чемпионат Франции по футболу 1987/1988

– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.