Чемпионат Южной Америки по футболу 1939

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Чемпионат Южной Америки по футболу 1939
Чемпионат Южной Америки
Подробности чемпионата
Место проведения Перу
Число участников 5
Призовые места
Чемпион Перу
Второе место Уругвай
Третье место Парагвай
Статистика чемпионата
Посещаемость 141 000 (14 100 за игру)
Сыграно матчей 10
Забито голов 47 (4,7 за игру)
Бомбардир(ы) Фернандес  (7 мячей)
Хронология

15-й Чемпионат Южной Америки был проведён в Лиме, столице Перу, с 15 января по 12 февраля 1939 года.

В турнире участвовали Парагвай, Перу, Уругвай, Чили и Эквадор. Хотя Эквадор и являлся членом КОНМЕБОЛ с 1927 года, это был первый турнир, в котором сборная этой страны приняла участие.  Колумбия (член КОНМЕБОЛ с 1936 года) отказалась от участия в турнире, также отказались Аргентина, Боливия и Бразилия.





Матчи

Турнир состоял из группового этапа, в котором участвовало 5 команд, где все стречались между собой по разу. Два очка начислялось за победу, одно за ничью и ноль за поражение. В случае равенства очков у двух лидирующих команд назначался дополнительный матч.



15 января, 1939

Парагвай 5 - 1 Чили  Estadio Nacional, Лима
Зрители: 10 000
Судья: Альберто Марч (Эквадор)
Годой 10' Соррель 8'
Годой 24'
Барриос 47'
Барриос 75'
Акуино 88'
Перу 5 - 2 (3-0) Эквадор  Estadio Nacional, Лима
Зрители: 10 000
Судья: Карлос Пуйоль (Уругвай)
Фернандес 6' Альсивар 55'
Алькальде 16' Альсивар 89'
Фернандес 34'
Алькальде 58'
Фернандес 77'

22 января, 1939

Уругвай 6 - 0 (1-0) Эквадор  Estadio Nacional, Лима
Зрители: 10 000
Судья: Энрике Куэнка (Перу)
Порта 22'
Варела 53'
Варела 55'
Лаго 65'
Лаго 70'
Варела 81'
Перу 3 - 1 (0-0) Чили  Estadio Nacional, Лима
Зрители: 6 000
Судья: Энрике Куэнка (Уругвай)
Фернандес 46' А. Домингес 55'
Фернандес 65' (p)
Алькальде 80'

29 января, 1939

Уругвай 3 - 2 (2-2) Чили  Estadio Nacional, Лима
Зрители: 15 000
Судья: Энрике Куэнка (Перу)
Варела 11' Муньос 3'
Камайти 30' Луко 39'
Чиримини 73'
Перу 3 - 0 (2-0) Парагвай  Estadio Nacional, Лима
Зрители: 15 000
Судья: Альфредо Варгас(Чили)
Фернандес 11'
Фернандес 30'
Алькальде 78'

5 февраля, 1939

Чили 4 - 1 (3-1) Эквадор  Estadio Nacional, Лима
Зрители: 10 000
Судья: Карлос Пуйоль(Уругвай)
Торо 6' Аренас 35'
Авенданьо 15'
Соррель 19' (п)
Авенданьо 79'
Уругвай 3 - 1 (2-0) Парагвай  Estadio Nacional, Лима
Зрители: 10 000
Судья: Энрике Куэнка (Перу)
Лаго 14' Барриос 59'
Варела 40' (п)
Порта 66'

12 февраля, 1939

Парагвай 3 - 1 (1-0) Эквадор  Estadio Nacional, Лима
Зрители: 15 000
Судья: Энрике Куэнка (Перу)
Минго 4' Аренас 75'
Годой 61'
Баррейро 63'
Перу 2 - 1 (2-1) Уругвай  Estadio Nacional, Лима
Зрители: 40 000
Судья: Альфредо Варгас (Чили)
Алькальде 7' Порта 44'
Биэлич 35'

Итоговая таблица

Команда О И В Н П МЗ МП РМ Эфф.
Перу 8 4 4 0 0 13 4 +9 100%
Уругвай 6 4 3 0 1 13 5 +8 75%
Парагвай 4 4 2 0 2 9 8 +1 50%
Чили 2 4 1 0 3 8 12 -4 25%
Эквадор 0 4 0 0 4 4 18 -14 0%

Бомбардиры

7 мячей

5 мячей

3 мяча

2 мяча

1 мяч

Напишите отзыв о статье "Чемпионат Южной Америки по футболу 1939"

Ссылки

  • [www.rsssf.com/tables/39safull.html Чемпионат Южной Америки 1939 на RSSSF]
  • [www.grazer-oleg.narod.ru/sudamericana/trofeos/1939.htm Судамерикано-1939]


Отрывок, характеризующий Чемпионат Южной Америки по футболу 1939

«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.